Нет, не показалось. По поверхности воды шли пузырьки — словно что-то там, внизу, неторопливо всплывало со дна наверх.

— Я прекрасно понимаю, — продолжала Андреа, — что никаких призраков вы не ловите. Просто разыгрываете спектакли перед легковерными фермерами. Не спорь, Мерл, я же не слепая!

— Просто хотел сказать, что ты чертовски умная баба, блонди, и всегда такой была, — все-таки вставил Мерл.

Голоса их как-то отдалились, доносились теперь словно из-за плотной завесы. Шумело в ушах. В пруду рябило все сильнее, тяжелый гнилой дух, бьющий в ноздри, сделался почти непереносим. Дэрил уже ясно понимал, что с ним творится неладное, но не мог ни оторвать взгляд от пруда, ни распрямиться, ни подать голос.

— Но это мне и на руку. Видишь ли, на призрака мне, по большому счету, плевать. Да, в доме происходит что-то странное; но я не викторианская барышня и не падаю в обморок от шорохов и сквозняков. Проблема не в призраке, — она глубоко вдохнула, словно собираясь с духом, — проблема в моем муже.

— Чего?! Блонди, бля, да если этот хмырь долговязый тебя хоть пальцем… ты только мигни, и я его…!

— Да нет же, Мерл, нет! Черт! Мерл, успокойся! Все не так!

Две руки вынырнули из воды — тонкие, как ветки, белесые руки со скрюченными пальцами.

Крик застыл у Дэрила в горле. Мертвая девушка — или девочка, этого понять он не мог — беззвучно поднималась из темной глуби наверх. К нему.

— Все не так, — повторила Андреа. — Филип ничего дурного мне не делал и никогда не сделает. Все сложнее. Я боюсь за него.

Теперь Дэрил ясно видел утопленницу: видел платье, облепившее тело, волосы, мокрыми водорослями разметавшиеся вокруг головы. Только лицо оставалось неразличимым: бурлящая пенистая вода и пряди растрепанных мокрых волос скрывали его черты — и эта безликость почему-то казалась в ней самым страшным.

Мерл и Андреа стояли от него в двух шагах, но словно в двадцати милях. Боком к пруду, увлеченные разговором. Смотрели только друг на друга. Если обернутся — увидят ли то, что видит он?

— Это долгая история, — говорила Андреа. — И лучше бы нам поговорить спокойно, где-нибудь, где никто не помешает. Скажи, можем мы встретиться завтра? Я подъеду, куда скажешь. Нет, только не у тебя дома! Нет, Мерл, определенно не в постели… убери руки, Мерл!

Дальше Дэрил уже ничего не слышал. Голоса расплылись и исчезли, весь мир скрылся в каком-то сером тумане — остался лишь пруд, и протянутые к нему, словно в мольбе, мертвые руки, и лицо, которое он пытался и все никак не мог разглядеть…

А в следующий миг его отпустило. Дэрил выпрямился, словно подброшенный; сердце отчаянно колотилось, по лбу стекал холодный пот. Дрожь прошибла при мысли, что еще секунда — и он потерял бы равновесие и свалился в пруд.

К ней.

Дэрил отчаянно затряс головой, затем, чтобы прийти в чувство, дал себе увесистую оплеуху. Сообразив, как это должно выглядеть со стороны, смущенно оглянулся, но Мерла и Андреа рядом уже не было. Брат и блондинка медленно шли по дорожке назад, к крыльцу; Андреа что-то говорила вполголоса, Мерл энергично кивал, всем своим видом выражая готовность спасти, защитить, грудью закрыть, а потом взвалить на плечо и утащить к себе в пещеру. Догоняя их, Дэрил увидел, как Андреа достала что-то из кармана и передала брату — маленький предмет, легко умещающийся в кулаке.

— И, Мерл… наверное, глупо говорить, что я надеюсь на твою порядочность, но… я правда на нее надеюсь.

— Да не вопрос, блонди! Никому не протреплюсь, кроме братишки, а он у меня могила!

Андреа кивнула и торопливо, почти бегом бросилась к дому.

Мерл разжал кулак, взглянул на то, что она ему отдала, затем перевел взгляд на брата. Вид у него был озадаченный.

— Че-т какая-то Санта-Барбара тут у них, — сообщил он. — Я ни хрена не понял.

На широкой загрубелой ладони его покоился ключ — большой, медно-блестящий ключ с причудливой резной головкой.

— Это от подвала, — объяснил Мерл. — Поставь, говорит, там на ночь свои камеры, только незаметно и, главное, чтобы муж не узнал. А потом незаметно заберем. И завтра, говорит, все объясню. Мне уже прям самому интересно — че у них там такое, в подвале-то? Отрезанные головы лежат?

Дэрил набрал воздуху в грудь.

— Слушай, братан, — заговорил он, с усилием глядя брату в лицо и постаравшись придать голосу максимальную убедительность. — Не нравится мне здесь. Вот вообще ни хера не нравится. У них тут и правда какая-то хренотень творится. И мы…

Тут он замялся, не зная, какие подобрать слова. Признаться, что только что видел утопленницу, что она едва не утащила его к себе — не вариант: Мерл просто ржать начнет.

— …вот только не хватало, чтобы нас тут втравили в какой-нибудь стремный блудняк! — нашелся он наконец. — В самом деле, найдем где-нибудь отрезанную голову, а потом ее на нас и повесят! Может, пусть сами разбираются, а? Придумай какую-нибудь отмазку — и валим домой!

— Еще чего! — отмахнулся Мерл. — Привидение само себя не поймает, знаешь ли. А блондиночка… — тут он расплылся в мечтательной ухмылке, — блондиночка сама себя не трахнет!

========== Глава 4 ==========

Снова в доме, в гостиной… хотя нет, не в гостиной, и не в столовой, и не в кабинете, а хрен знает, что это была за комната и нафиг вообще столько комнат людям, живущим вдвоем — словом, в комнате, смежной с верандой и выходящей окнами на старое семейное кладбище Гринов, Мерл обратил внимание на странную штуковину: резной ящик красного дерева, в половину человеческого роста, вроде небольшого комода, но без дверец и с выступающей средней частью.

— А это у вас что? — поинтересовался он. — Пианино, что ли? А че такое мелкое?

— Это челеста, — снисходительно усмехнувшись, объяснил Блейк. — Редкий музыкальный инструмент. Осталась от прежних хозяев — видимо, у Гринов кто-то серьезно занимался музыкой.

Он откинул крышку, взял аккорд, другой, и по комнате поплыли нежные, с тягучими переливами, звуки.

— Кстати, с этой челестой тоже происходят странные вещи. Несколько раз мы слышали, как она играет сама по себе.

Мерла, как видно, это объяснение вполне удовлетворило, и все двинулись дальше; но Дэрил, воспользовавшись тем, что держится позади, и на него никто не смотрит, задержался возле челесты.

Звучание необычного инструмента его заворожило. На миг Дэрил забыл обо всех странностях этого дома, об утопленнице, о своей тревоге и желании поскорее отсюда убраться — так страстно захотелось ему снова услышать эти томительно-сладкие переливы сказочных колокольчиков.

Он даже протянул руку к черно-белой клавиатуре, но тут же отдернул. Нет, об этом нечего и думать! Чужой дом, чужая вещь. Редкая и, наверное, страшно дорогая штука, полированное дерево, блестящие клавиши, невероятные, какие-то неземные звуки, от которых сладко и больно тянет в груди… и тут вдруг он, Дэрил Диксон из Роузмонта! Сын папаши Диксона. В говнодавах, драных джинсах и заскорузлой рубахе, с метровым слоем грязи под ногтями. Стоит ему коснуться этих белоснежных клавиш — на них наверняка останутся грязные следы.

Вот Мерл бы не постеснялся! Пододвинул бы стул и, чувствуя себя совершенно в своем праве, сбацал на этой волшебной штуковине какой-нибудь собачий вальс. Но Дэрил — не Мерл. И обычно этому радуется, но порой, как сейчас, чертовски жалеет, что не похож на брата.

И все же он не мог оторваться от инструмента. Долго стоял возле, глядя на клавиши, как завороженный. Наконец, уже почти решившись, протянул руку… и вдруг явственно ощутил соприкосновение с другой, невидимой рукой. Легкое, прохладное касание.

Дэрил застыл на месте, боясь вздохнуть. Расширенными глазами смотрел, как одна из клавиш — клавиш, к которым он так и не прикоснулся — медленно опускается, тонет в бархатной обивке, словно под давлением невидимого пальца. За ней другая. А теперь черная. И снова белая. Инструмент не издавал ни звука; но в бестелесных ударах по клавишам ясно ощущался ритм и значение, словно невидимый музыкант наигрывал неслышную мелодию.