========== Пролог ==========

Бескрайний Божий мир сузился до спальни, кухни и недолгих прогулок во дворе. Полтора десятка шагов — и он начинал задыхаться, перед глазами плыли круги, и Мэгги или Гленн, с привычной страдальчески-заботливой гримасой, вели его под руку к подъезду. В одиночку Хершел Грин давно уже не выходил из дома.

Ему повезло, так говорили врачи. Боли не было — лишь слабость, одышка и давящая тяжесть в груди. Иногда он думал: уж лучше бы было больно.

Даже небо стало другим — серым, низким, постоянно пасмурным; и, молясь, Хершел уже не чувствовал прежней радости. Словно давящая серая хмарь, опустившись ему на голову и на сердце, раз и навсегда отделила от Бога.

Синий шатер небес превратился в застиранную серую тряпку; от семьи Грин, большой и дружной, осталась выцветшая фотография на прикроватном столике. Подолгу рассматривал он этот снимок, вглядывался в лица жены и детей, словно пытался в них найти разгадку.

Аннет, его любовь, веселая и шумная хлопотунья Аннет, над которой, казалось, время было не властно, теперь в могиле. Сын Шон на базе ВВС на Филиппинах, изредка звонит и обещает прилететь на Рождество… вот только вряд ли Хершел доживет до следующего Рождества. Старшую дочь упрекнуть не в чем — грех Бога гневить, она добра и заботлива, навещает больного отца почти каждый день; но во встречах их чувствуется что-то принужденное, вымученное, чему ни Мэгги, ни сам Хершел не могут подобрать названия. Как будто при их разговорах молчаливым свидетелем присутствует кто-то третий — и оба стараются об этом не вспоминать, но помнят.

И младшая дочь — его ангел, его сокровище, драгоценный дар Господень. Чистая, светлая девочка. Его Бет…

Нет больше и фермы — фермы, которую Хершел унаследовал от отца, а тот от деда. Земля досталась по дешевке соседям; дом вместе с флигелем и амбарами купили какие-то городские, муж и жена. Прежде Хершел содрогнулся бы при мысли, что в его доме будут жить чужие люди; теперь даже не захотел с ними встретиться, все переговоры и распоряжения оставил Мэгги и Гленну. Дом опротивел ему, как и все остальное.

Невыносимо медленно тянулись дни, неотличимые друг от друга. Он пробовал читать и скользил глазами по страницам, но не понимал ни слова; пересматривал любимые старые фильмы, однако мелькание черно-белых кадров и театральные голоса актеров казались теперь какой-то дьявольской насмешкой над реальностью. Открывал наугад Библию, но всякий раз в глаза ему бросались странные и тревожные строки. Снова пытался молиться — и молитва не приносила облегчения.

Взяв со стола фотографию, снова и снова всматривался он в лицо младшей дочери. Здесь ей пятнадцать лет. Нежное, почти детское личико с мелкими чертами, не красивое, но дышащее неизъяснимой прелестью. Водопад непокорных золотистых волос, мечтательная улыбка. Огромные, широко распахнутые глаза, словно эта юная девушка, едва вступающая в жизнь, с восторгом смотрит на мир и никак не может насмотреться…

Бет, родная, ненаглядная Бет! Ради нее он, не колеблясь, отдал бы и жизнь, и душу. Почему же теперь она не приходит даже во сне?

— Ты же знаешь, — шептал он, гладя дрожащими старческими пальцами фотографию, — это ради тебя. Только ради тебя. Я должен был тебя спасти!

Но серая хмарь за окном и серая хмарь в груди отвечала ему только молчанием.

***

Шурша шинами по гравию, автомобиль преодолел горбатый мостик через ручей, въехал в открытые ворота и, проехав по аллее с аккуратно подстриженными кустами, мимо флигеля и небольшого искусственного пруда, остановился у крыльца большого дома.

Не дожидаясь, пока Филип выйдет и откроет ей дверь, Андреа распахнула дверцу сама и выскочила из машины — после долгой поездки ей не терпелось размять ноги. Прошла несколько шагов, с наслаждением потянулась. Огляделась кругом.

Двухэтажный дом с двускатной красной крышей — их новый дом — высился перед ней на пригорке, освещенный ласковым предзакатным светом. Солнечные лучи, играя на беленых стенах, придавали им теплый розовато-золотистый отсвет. Блестели чисто вымытые окна — как видно, миссис Пелетье не пожалела сил, наводя здесь порядок к приезду новых хозяев. Глубокую, непривычную для городских жителей тишину нарушало лишь отдаленное тарахтенье трактора.

Даже воздух здесь был совсем не такой, как в Атланте: чистый и сладкий, напоенный ароматами земли и молодой травы, воздух, который хочется вдыхать полной грудью.

— Как же здесь хорошо! — вырвалось у Андреа.

Позади послышался щелчок открываемого багажника. Филип неслышно подошел сзади, опустил на траву тяжелые чемоданы. С сияющей улыбкой Андреа обернулась к мужу — и тот медленно, словно вопреки какому-то внутреннему сопротивлению, улыбнулся в ответ; но улыбка не разгладила горькую складку в углу рта, и взгляд темных глаз остался холодным, непроницаемым.

Как мечтала Андреа навсегда стереть с его лица эту тень! Разгладить следы утрат поцелуями, зажечь свет в глазах! Быть может, здесь, на новом месте, где ничто не будет напоминать ему о прошлом…

— Не пожалеешь? — спросил он, переводя взгляд на дом. — Не скажешь потом, что я вырвал тебя из привычной жизни и запер в глуши, в каком-то замке Синей Бороды?

— Что-то не вижу у тебя никакой бороды! — протянула она, шагнув к нему. — Хотя… дай-ка потрогать…

А через несколько секунд, когда они оторвались друг от друга, ответила всерьез:

— Нет, едва ли. Конечно, здесь непривычно, но… только посмотри на этот дом! Красная крыша, труба, ставни, как в сказке. Мне кажется, в таком месте просто нельзя быть несчастными! Как ты думаешь?

— Верно, милая, — словно эхо, откликнулся он. — Мы будем здесь очень счастливы.

Рука об руку подошли они к дому — высокий темноволосый мужчина и белокурая женщина. Андреа первой взбежала на крыльцо, обернулась в поисках ключа.

— Под ковриком, — подсказал ей Филип.

Андреа нагнулась и нашарила под ковриком металлический стерженек. Ключ, зажатый между пальцами, показался ей очень холодным, почти ледяным — странно для жаркого летнего дня; и, поворачивая его в замочной скважине, Андреа вдруг ощутила, что и ей становится холодно.

Тревожно.

Что, если она… они совершили ошибку?

— Подожди-ка! — окликнул ее муж.

В два широких шага оказался рядом — Андреа все никак не могла привыкнуть к тому, как быстро и бесшумно он ходит — и подхватил ее на руки. Андреа взвизгнула, но в следующий миг рассмеялась и, обняв его за шею, уткнулась лицом в грудь.

— Добро пожаловать домой, миссис Блейк!

Он толкнул дверь плечом и, со смеющейся женой на руках, перешагнул порог. Тяжелая дубовая дверь захлопнулась за ними.

========== Глава 1 ==========

Три месяца спустя

Старенький «пикап» с аляповатой эмблемой на борту съехал с шоссе и, подскакивая на ухабах и громыхая всеми своими частями, помчался по извилистому проселку. На каждом повороте сзади подпрыгивали и гремели сумки с металлоломом, который Мерл Диксон гордо именовал «аппаратурой».

Сам Мерл, небрежно крутя руль одной рукой, второй облокотился на открытое окно и курил, стряхивая пепел на дорогу. Пепельница на приборной доске была уже полна с горкой, и вокруг рассыпались серебристые облачка. Из динамиков, перекрывая рев мотора, доносился визг электрогитары и пронзительный голос вокалиста: Брайан Джонсон хвалился своим большим, очень большим стволом.

Дэрил, мрачнее тучи, смотрел в окно, за которым расстилались сжатые поля.

— Да тебе и делать ничего не придется! — энергично жестикулируя сигаретой, говорил Мерл. — Ты мне там, можно сказать, для мебели. Просто молчи, глазами по сторонам зыркай и рожу делай кирпичом, вот как щас!.. Кстати, сестренка, а чего у тебя щщи такие постные?

Дэрил тяжело вздохнул.

— Я просто ни хера не понял, — ответил он, — на хрена я тебе вообще сдался там.

Мерл взмахнул рукой, рассыпав по приборной доске щедрую пепельную дорожку:

— Вот наградил Бог братцем-дебилом — все по десять раз объяснять приходится! Говорю же: Аксель, сука, напарник мой, присел на пятнадцать суток. И ведь говорил я мудаку усатому: не умеешь пить — пей дома один! А он… И тут как раз вызов. Че мне, одному ехать?