— Да нет, ничего, — пробормотала Андреа.

Немного помолчали.

— Скажите, — начала Андреа, — а ваш отец… Вы говорите, вы учились и приезжали только на каникулы, а он жил на ферме постоянно. Возможно, он может знать что-нибудь, что нам поможет?

Снова нахмурившись, Мэгги покачала головой.

— Папа очень болен, — отрезала она. — Не думаю, что он сейчас сможет с вами встретиться.

— Но…

— На самом деле папа умирает, — Мэгги подняла на собеседницу прямой, тяжелый взгляд. — Он постоянно под действием лекарств и… ну, словом, уже плохо понимает, что происходит вокруг. Извините, боюсь, больше мы ничем не сможем вам помочь.

Но тут вдруг подал голос Гленн.

— Мэгги, — заговорил он почти извиняющимся тоном, по-прежнему сжимая ее руку, — прости, но, по-моему, здесь ты совсем не права. Если в доме твоего отца творится какая-то чертовщина, он должен знать, что происходит. Имеет право знать.

— Но ты же знаешь, в каком он состоянии!

— Хершел под обезболивающими, да, но не сумасшедший и не слабоумный. И ты сама знаешь, как он всю жизнь относился к своему дому… и как относится к Бет. Мэгги, — он нежно погладил ее живот, — я представляю себя на его месте. Представь… прости, понимаю, жутко даже говорить такие вещи, но представь, что с нашим сыном или дочерью что-то случится, и дух его будет бродить по земле, не в силах обрести покой?

— Вот именно! — сердито глядя на мужа, ответила Мэгги. — Как ты не понимаешь? Об этом я и говорю! Папа уже пережил страшное горе, теперь умирает — зачем на пороге смерти наносить ему еще один удар? Тем более, что мы ничего не знаем точно! И, скорее всего, это не Бет!

— Я думаю о том, что сказал бы сам Хершел, — задумчиво ответил Гленн. — Он человек прямой и бесстрашный. Правды не боялся никогда. И, мне кажется, страшно разозлился бы, если бы узнал, что мы такое от него скрываем. «Может, я и на пороге смерти, — сказал бы он, — но еще не умер!» Он имеет право узнать — и сам решить, что с этим делать.

— Ладно, — сказала Мэгги после короткого молчания. — Наверное, ты прав. Уговорил. Я позвоню папе, и, если он сейчас не спит… Но все-таки я убеждена, что это не Бет. Ваш призрак темный, пугающий, а наша Бет была ангел! Серьезно. В ней не было никакой тьмы.

***

— Так, — сказал мистер Блейк. — И что здесь происходит?

София жалась к нему. Он нависал над ней, как башня, чтобы посмотреть ему в лицо, Софии приходилось задирать голову.

Она мельком отметила, что вид у мистера Блейка какой-то странный. Он растрепанный — такого никогда раньше не бывало, очень бледный и потирает лоб, словно у него сильно болит голова. Может, заболел? Но, по понятным причинам, Софию сейчас не слишком волновало его самочувствие.

— Да вот, с дочкой покататься хотел. А она чего-то испугалась, глупая! Прямо под колеса кинулась — слава Богу, вы успели затормозить! — отвечал Эд, расплывшись в улыбке, самым любезным и добродушным тоном, какой был ему доступен.

София поняла, что дело худо. Взрослые обычно не верят детям. Веселый улыбающийся папа и вопящая девчонка, перепачканная в пыли, с дырой на коленке — кто из них больше заслуживает доверия?

— Неправда! — пронзительно закричала она; ярость и отчаяние придали ей смелости. — Он плохой! Мама его прогнала и обещала, что он никогда больше нас не тронет, а он пришел потихоньку и хотел меня украсть! — она хотела сказать «убить», но в последний миг сообразила, что в такое мистер Блейк уж точно не поверит. — Пожалуйста, пожалуйста, спасите меня, не отдавайте ему!

Тяжелая рука легла ей на плечо.

— Не бойся, девочка, — ласково сказал мистер Блейк, и у нее отлегло от сердца. — Никто никуда тебя насильно не увезет, — и повернулся к Эду. — Так я слушаю.

Тот почесал в затылке и скорчил добродушно-виноватую физиономию — этакий честный простачок. София знала, что такое лицо папа делает, когда хочет кого-то обмануть. Например, убедить полицейского на дороге, что выпил совсем чуть-чуть.

— С женой мы и правда вчера повздорили, было дело, — начал он. — Ну, вы же сами человек семейный, знаете, как оно с бабами… э-э… с женщинами бывает: ты ей слово, она тебе десять. Иной раз так достает своим нудежом и пилежкой, что не выдержишь, да и сорвешься! С кем такого не случалось?

Мистер Блейк вдруг сильно сжал ее плечо, и София удивленно подняла голову. Но он слушал папу со спокойным, даже скучающим лицом.

— Да, — сказал он, — я что-то слышал о вашем вчерашнем… недоразумении.

— Ну вот. Как поругались, так бы и помирились, верно? Но Кэрол вдруг вожжа под хвост попала. Ладно, не хочет со мной больше жить — не надо, не на цепи же мне ее держать, в самом деле; но куда это годится — у отца отбирать дочь? Где такое видано? Я ж ей отец, у меня же тоже есть права человека!

И снова мистер Блейк как-то странно дернулся, и пальцы его больно сжали ее плечо. София вздернула голову. Он слушал папу молча, с бесстрастным лицом, даже кивнул один раз. Неужели верит?

— Так я и думал, что мы с вами друг друга поймем! — осклабившись уже во весь рот, продолжал Эд. — В такие времена, как сейчас, белые мужчины должны держаться вместе, верно?

— Верно, — каким-то деревянным голосом ответил мистер Блейк, и София поняла, что для нее все кончено.

Но в следующий миг… она не поняла, что произошло: какая-то сила отбросила ее в сторону, на дорогу, в пыль, и София покатилась по земле. А в следующую секунду раздался папин удивленный возглас, и сразу за ним металлический лязг и страшный, пронзительный, какой-то звериный крик. Крик, в котором звучала непереносимая боль и смертный ужас. Невозможно было даже предположить, что так кричит человек.

Когда София наконец смогла привстать и посмотреть, что происходит, то не поверила своим глазам.

Такого не могло быть. Просто не могло быть. Должно быть, она заснула на солнцепеке и провалилась в кошмарный сон.

Кричал папа.

Он распластался лицом вверх на капоте автомобиля. Дергал ногами, беспорядочно махал руками, словно сломанная заводная кукла. И кричал, кричал. Кровь текла у него из разных мест: из груди, из живота, из плеча, из щеки, била алым фонтаном и вытекала темными струйками, окрашивая капот.

А над папой со страшным, перекошенным лицом навис мистер Блейк. Одной рукой он держал папу за куртку, а другой бил его ножом, снова и снова — и каждый раз, когда опускался нож, раздавалось какое-то хлюпанье, и папа снова заходился в крике.

Папа кричал, а мистер Блейк не издавал ни звука, и это полное молчание почему-то было всего страшнее.

София словно приросла к земле. Не могла шевельнуться, крикнуть, не могла даже закрыть глаза. Превращение папы, который только что улыбался и хитрил, в вопящий, извивающийся, залитый кровью кусок мяса наполнило ее невыразимым ужасом. Так вот что такое смерть! Да, она мечтала, чтобы папа умер и оставил их с мамой в покое, но не так!..

Наконец папа захлебнулся криком, дернулся всем телом и затих.

Мистер Блейк столкнул его наземь. Недовольно покачал головой при виде потеков крови на серебристом капоте. Повернулся и неторопливо двинулся к Софии. В опущенной руке его ярко блестел нож; с ножа падали в пыль капли папиной крови. Лицо было белое, как мел, и все в мелких красных капельках.

София не могла двинуться с места. Мистер Блейк был уже совсем рядом, а она только стояла и таращилась на него во все глаза.

Он наклонился и погладил ее по щеке мокрой, липкой рукой.

— Вот и все, — сказал он. — Нечего бояться. Больше он тебя не тронет.

И улыбнулся, тепло и ласково — так, как мог бы улыбаться своей дочери настоящий, хороший папа.

София повернулась и бросилась бежать.

========== Глава 13 ==========

Дэрил сам не знал, что надеется найти на кладбище. Увидеть на каком-нибудь из надгробий портрет девушки с золотыми волосами? Но на многих могилах не было портретов — лишь простые каменные кресты с именами и датами; а там, где фотографии были, качество их едва ли позволяло кого-то по ним узнать.