Или другой пример: все девушки фотографируются с чашкой кофе, сидя на подоконнике и устремив задумчивый взгляд в окно. А странная просто обязана добавить в эту картину какую-нибудь яркую запоминающуюся деталь. Скажем, то же самое, но с трусами на голове (дорогие читатели, это идея Бепы, просьба не претендовать на авторство!) Но как только синие в полосочку трусы, украшающие прическу странной Бепы, оказались «ВКонтакте», все словно с цепи сорвались: юные особы принялись бешено демонстрировать нижнее белье на совсем неподходящих частях тела. Барышни с гордостью выставляли напоказ лифчик на месте брючного ремня, кокетливо размахивали трусами-сумочкой, обматывали уши колготками. И не было никакой управы на бессовестных плагиаторов, и не защитил Бепу закон об авторских правах.
В конце концов Бепа так устала бороться за свою странность разными изощренными способами, что решила взять тайм-аут, прибегнув к спасительной тактике: самое странное – быть как все и ничем не выделяться из толпы. Таким образом она некоторое время наслаждалась покоем, отдыхая от тягот оригинальности, но тут, как гром среди ясного неба, на нее свалился новый ярлык: Бепа узнала, что она божественная.
Знание открылось совершенно неожиданно, когда один молодой человек обозвал ее таким неподходящим словом и – хуже того – посвятил ей стихи. Что-то вроде: «не мучай меня, не могу без тебя» и «если не полюбишь, ты меня погубишь». Едва очухавшись от мощного поэтического удара, Бепа принялась выискивать в письме воздыхателя сарказм или хотя бы иронию (это могло бы спасти его доброе имя). Увы, юноша был до безобразия серьезен, что подтвердилось последующими письмами с очередными стихотворными шедеврами и еще более настойчивыми требованиями ответного чувства.
Если бы любовные письма приходили от загадочного незнакомца или, на худой конец, от знакомого, но взрослого и уважаемого человека, Бепа была бы польщена. Раньше ее никогда не называли «божественной». Если честно, то признаниями в любви и комплиментами она до сих пор избалована не была. Максимум, на что расщедрились представители мужского пола в ее адрес, это: «Ну ты крутая!» и «Я с тебя тащусь!» Так что изысканный стиль должен был бы радовать Бепу, но… Главная подлость состояла в том, что незадачливый воздыхатель оказался вовсе не далеким и прекрасным принцем, а бывшим одноклассником Стасиком, с которым Бепу связывала многолетняя детская дружба, совместные прогулы уроков и мелкие, но веселые проказы. И вот теперь этот самый Стасик, который еще недавно толкался и обзывался, вдруг обомлел от Бепиной неземной красоты, стал сохнуть от любви и страсти и предлагать немедленно жениться. Ужас какой. Мир сошел с ума.
Какой простой и понятной представлялась взрослая жизнь лет этак пять-шесть назад, когда перспектива повзрослеть, жить самостоятельной жизнью, выйти замуж, завести детей была далекой, как луна на небе, а оттого не пугала и воспринималась спокойно: это нечто неизбежное, но принадлежащее к другому миру! И как страшно сейчас, когда луна приблизилась вплотную, так что потрогать можно и различить все неровности ее поверхности; как удивительно и нелепо, что детство уже ушло, а дети этого и не заметили, и вот уже неведомая взрослая жизнь нависла и заслонила собой солнце, и беззаботность исчезла…
Конечно, Бепа знала, что в жизни случается любовь. И про то, что люди женятся, тоже знала. А откуда берутся дети, ей стало известно ей еще в первом классе – прогрессивная мама рассказала во всех технических подробностях, чтобы избежать поступления недостоверной и искаженной информации от дворовых друзей. Так что к жизни она была вполне готова. Теоретически. Ведь это все могло происходить у других, а не у нее. И вообще, муж – существо крайне противное. У него кривые ноги, толстый волосатый живот, растянутая грязная майка и нестриженые ногти. От него воняет луком, и он постоянно хочет жрать. Все парни, даже самые симпатичные, становятся такими, когда женятся. Прямо в ЗАГСе, под марш Мендельсона. Жуткая картина.
А еще от любви заводятся дети. В принципе, Бепа к детям относилась положительно. А еще лучше – к своим младшим братьям и сестре. Но эти были свои, понятные, родные, она к ним привыкла. А ведь ей предстояло рожать каких-то новых, незнакомых, и бог знает, какими они окажутся! А вдруг будут вредными, противными, станут носиться, орать, драться?
Нет уж, подумала Бепа. Замужество и дети – это не для меня. В жизни столько всего интересного и удивительного: можно прыгать с парашютом или заняться альпинизмом, научиться играть на барабанах, нырять с аквалангом, поехать в Ботсвану, выучить суахили, танцевать хип-хоп… Можно просто читать, в конце концов. И зачем тратить время на какого-то непонятного мужа и еще более непонятных детей?
Поэтому, хорошенько поразмыслив, божественная Бепа села за компьютер и написала Стасику, что он – дебил. Чтобы он не смел писать ей идиотские стишки, а то она его как треснет по башке! И вообще, максимум, на что он может рассчитывать – это совместная прогулка на скейтах. Тоже мне, герой-любовник! А в конце приписала, что любовь и замужество ее вообще не интересуют. Ни со Стасиком, ни с кем другим. Потому что это пустая трата времени и, вообще, очень скучно.
После того, как Бепа отправила письмо, она ощутила себя очень умной и взрослой. Немного безжалостной – ну и пусть. Но зато решительной и целеустремленной. Действительно, немножко божественной.
Великолепный Вениамин
Когда Вениамину Алексеевичу Редину позвонили из участкового отделения полиции и вежливо пригласили зайти для серьезного разговора, он ничуть не удивился. Можно сказать, он ждал этого приглашения.
Тем же вечером Вениамин Алексеевич стоял перед железной дверью и безуспешно звонил в сломанный, как потом выяснилось, звонок. После нескольких энергичных ударов кулаком и ногой дверь открыл хмурый участковый и сходу пообещал «начистить рыло за хулиганство». Впрочем, когда Вениамин Алексеевич представился и объяснил, что иначе было не достучаться, полицейский смягчился и провел Редина в тесный и очень прокуренный кабинет. Вениамин Алексеевич устроился на продавленном стуле и приготовился смиренно слушать.
Однако участковый не торопился. Для начала представился сквозь зубы – Дружинкин Юрий Николаевич. И, грузно опустившись на свое место за столом, воззрился на собеседника с легкой брезгливостью.
Вениамин Алексеевич повздыхал, поерзал. Не дождавшись вопроса, с покорным видом начал рассказывать:
– Я родился в городе Москве в 1971 году. Мои родители мечтали дать мне юридическое образование, но я выбрал психологический факультет МГУ. Проучившись пять лет, я защитил диплом и устроился на работу…
Юрий Николаевич вытаращил глаза и прервал его взмахом руки:
– Погодите, погодите. Вы по какому вопросу?
– Так вы мне сказали – для серьезного разговора. Я подумал, чтобы серьезно разговаривать, собеседники должны иметь друг о друге хотя бы какой-то минимум информации. Вот и стараюсь о себе рассказать. А про вас я кое-что знаю: вы работаете на нашем участке уже семь лет (я выяснил), работу свою не очень любите, особого усердия не проявляете, иначе бы мы с вами раньше познакомились. Здоровье не бережете, потому что кабинет у вас прокурен страшно. Спортом, судя по фигуре, не занимаетесь. Обручальное кольцо есть – значит, женаты.
Дружинкин подался вперед и прорычал:
– Так, Шерлок Холмс, значит? Я тебе не Ватсон, блин! А будешь выпендриваться – я тебя живо на пятнадцать суток упеку! Там тебя дедукции научат, Камбербэтч хренов!
– Извините, – коротко отозвался Вениамин Алексеевич. – Был неправ.
– То-то, – успокоился Дружинкин. – Расскажите, гражданин Редин, что за дебош вы устроили три дня назад в детской поликлинике.
– Какой же это дебош? – искренне удивился Редин. – Это была попытка психоанализа. Увы, неудачная.
– Что за, на хрен, психоанализ? Фрейд, что ли?
Лицо Вениамина Алексеевича выразило искреннее восхищение эрудицией участкового.