И я, обойдя уже пустовавший теннисный корт и всю спортивную площадку, нашёл зараставшую травой тропинку и по ней дошел до густых зарослей деревьев, где обнаружил большой деревянный щит с аляповатым местами сильно облупившимся изображением девочки в жёлтом купальнике, радостно бегущей в сторону пенящегося моря. Ниже было грозное предупреждение, что ходить на пляж опасно для жизни и строго запрещено всем учащимся. Чьих рук это произведение – понятно было и без автографа.
Учащимся тётушкиного заведения я не был, а тем более куда-то бегущей девочкой – и поэтому тропинка уверено вывела меня из зарослей до крутого спуска, у которого уже слышен был тихий морской прибой. Через пару минут я увидел и море. Оно блистало такой же манящей сверкающей голубизной, как и вчера на городской набережной.
Спускаясь к воде, я любовался открывшейся картиной довольно большой и очень скалистой бухты. Абсолютно пустынный галечно-каменистый пляж, если его можно было так назвать, и в самом деле некогда был сильно разбит штормовыми волнами. Повсюду виднелись довольно большие валуны и камни, сорванные наверно с обрывистого берега или всё-таки принесённые морем. Но сейчас удивительно чистая и прозрачная вода, сквозь которую местами просматривались пышные темно-зеленые султаны водорослей, была очень спокойна. Только небольшие волны мягко накатывали на берег и шуршали мелкими разноцветными камешками и галькой. Я громко загремел мелкой галькой, когда ступил на неё и направился к бирюзовой воде.
Ничего опасного здесь я не увидел, разве что совершенно дикий необорудованный пляж. Понятно, что можно было сорваться со спуска и сильно пораниться или ушибиться о какой-нибудь большой камень. В воде тоже просматривались обросшие водорослями валуны, но их было не так много, и они совершенно не мешали купанию. Руководство интерната во главе с тётушкой, кажется, сильно перестраховалось, наложив строгий запрет на купание здесь. Хотя девчонкам-подросткам, конечно же, на таком берегу делать было нечего. Городские пляжи были намного безопаснее и к тому же они были песчаными.
Я ещё раз оглядел пустынный берег и, стремясь поскорее охладиться в море, быстро разделся. Оставив одежду недалеко от набегавших волн в одних только наручных часах, – хотелось испытать их водонепроницаемость, – я бросился в бирюзовую воду, которая оказалась намного прохладней той, что была на городском пляже. Видать, сильные подводные течения перемешивали и несколько охлаждали здесь воду. Одно из этих прохладных течений я почувствовал, когда глубоко нырнул за небольшим крабом, спрятавшимся от меня в щель между камнями и пытавшегося оттуда мне нагло угрожать.
Вдоволь наплававшись и нанырявшись, я вылез на берег и растянулся на гальке недалеко от воды, где мирно покоился весь мой гардероб. Солнце вмиг высушило кожу и даже немного стягивало её, безжалостно жаря своими лучами моё белое незагорелое тело. Обгореть сразу же я не желал, и ещё раз окунувшись, снова растянулся на гальке у большого валуна, частично спрятавшись за него от вездесущего солнца.
Я лежал и смотрел в высокое голубое небо и, кажется, впервые ни о чём не думал, как вдруг услышал шум отбрасываемой чьими-то ногами гальки. Выглянув из-за своего валуна, я к своему изумлению увидел буквально в десяти шагах от себя Стеллу. Она была в тех же светлых брюках и короткой блузе. Но на ногах её уже красовались не летние туфли, а розовые пляжные шлёпанцы и в руках была большая холщовая сумка, из которой она достала небольшое оранжевое покрывало и быстро расстелила его.
Прижавшись всем своим телом к горячим камням, я лихорадочно соображал, что же мне делать. Всю свою одежду я оставил где-то у воды, а предстать вдруг перед ней абсолютно голым и беспомощным, ощущая всей кожей её насмешливый, а может даже и презрительный взгляд, было бы более чем ужасно, – хуже не бывает, – и я инстинктивно пытался подобно ящерице уменьшиться в размерах и раствориться в щель под валуном. Пока я отчаянно старался что-то придумать, Стелла уверенными движениями разделась и осталась в узких тёмно-коричневых бикини, а через мгновенье и эти бикини оказалось на её оранжевом покрывале.
Кажется, у меня в груди всё обмерло после этого. Ситуация стала почти безвыходная. Обнаруживать себя теперь было совсем неприлично. Зажмурившись, я краем глаза проследил как загорелая и на удивление очень стройная тонкая фигура с красивыми длинными ногами, изящно ступавшими по гальке, проследовала к воде. В глаза сразу бросалось, что ровный загар присутствовал на её теле не везде. Эти белые тонкие полоски от бикини, подчёркивавшие её наготу, ещё более вносили сумятицу в моё состояние.
Быстро по-пластунски проползти к одежде и так же незаметно уползти с этого пляжа было невозможно. Оставалось одно – ждать, когда Стелла, искупавшись, сама уйдёт отсюда.
И я решил терпеливо ждать за своим валуном этого момента – а что тут можно было придумать на моём месте.
Стелла купалась недолго. Вскоре она, осторожно ступая в воде по камням, вышла на берег и присела там, уверено и гибко приняв позу лотоса, точно была хорошо знакома с йогой. Гибкая спина её, руки и ноги замерли на пару минут. А я, не отрываясь, как зачарованный следил за ней. Вот она встала на камне и подняла руки, потом развела их и повернулась ко мне. Небольшая грудь её была в капельках воды, которые собирались и стекали тонкими ниточками-ручейками по её телу. А ниже линии талии, гораздо ниже, – там, где была другая светлая полоска от бикини, – заметно выделялся небольшой темный треугольник, и когда она двигала ногами, этот треугольник был настолько притягателен, что только он и приковывал мой взгляд.
Стелла, немного постояв, направилась к своему покрывалу и, вдруг взмахнув руками, остановилась. Неожиданно для себя она увидела мою одежду, едва ли не наступив на неё. Я ещё сильнее вжался в гальку, ожидая теперь, если не конца света, то, по крайней мере, пришествия новой бури, которая на этот раз разворотит весь этот пляж окончательно.
Кажется, секунду она была в замешательстве, но затем, поглядев по сторонам и сразу же определив моё местонахождение, гордо выпрямившись, как ни в чём не бывало проследовала к своему покрывалу.
Словно окаменев, я чего-то ждал. Через минуту Стелла снова посмотрела в мою сторону и с привычной уже мне полуулыбкой произнесла:
– Андрей Николаевич, что же вы там прячетесь, идите сюда, здесь ведь лежать гораздо удобнее, чем на камнях…
И я, понимая, что прятаться теперь не было смысла, через минуту смущенно встал и медленно пошел к ней. А она, одев на себя лишь свои темные очки, в упор теперь смотрела на меня, точно испытывая и вызывая моё естественное желание немного прикрыться хотя бы рукой. Но после всего, что произошло, прикрываться было как-то даже не честно, не по-джентельменски. Да и слишком комично смотрелось бы это со стороны. И я не стал этого делать, хотя и чувствовал себя очень скованно и неуютно под её взглядом и руки мои сами тянулись вниз.
– Я не знал, что вы здесь купаетесь, здесь ведь всем запрещено, – буркнул я, присаживаясь на краешек покрывала и стараясь не смотреть на её ноги, которые она скрестила и поджала к подбородку, обхватив их руками.
Ногти на её ногах были накрашены красивым фиолетовым лаком, переливавшимся на солнце перламутровыми блесками.
– Здесь никто и не купается кроме меня, – повернувшись ко мне, ответила она, и, дотронувшись до меня кончиком пальца или локтя, от чего я вздрогнул, откинулась на спину, вытянув в струнку ноги.
От всего этого у меня учащённо забился пульс и я, почувствовав вдруг бурный прилив крови, развернулся к ней и, увидев так близко невыносимо обольстительное нагое тело с такими невозможно соблазнительными и откровенно доступными всеми женскими прелестями, отчего потемнело в глазах, в охватившем меня порыве всем телом навалился на неё, намертво чуть ли не в беспамятстве обвив её своими руками.
Ещё совсем недавно во французских или итальянских романах я перечитывал до дыр те места, где тонко неторопливо и вкрадчиво излагалось как в неописуемо нежных распаляющих объятиях нагой девы робкий юноша, забывая сразу же абсолютно обо всём, словно окунался в бочку мёда, замешенного хмелем и божественным бургундским с его таинственной сакральной энергией неиссякаемого и щедрого солнца.
