— Не думаю, что я был так расслаблен в течение последних нескольких недель. Я мог бы слушать эту музыку каждый вечер.
— Я буду считать это комплиментом.
— Будь уверен. Это было прекрасно, — я оглянулся, чтобы посмотреть, все ли еще рядом женщина, но после эмоционального всплеска Рида она, должно быть, ускользнула, чтобы дать нам немного побыть наедине. — Знаешь, я думаю, что женщина, которая здесь работает, была твоей учительницей.
Уголок рта Рида приподнялся.
— Она не та, у кого я учился, но... может быть, позже? Я не помню. Наверное, было бы странно мне спрашивать об этом.
— Нет, просто скажи: «Эй, у меня была тяжелая черепно-мозговая травма, и я понятия не имею, кто вы, черт возьми, так что, не можете ли просветить меня, пожалуйста?»
Он засмеялся.
— Вот так просто, не правда ли?
— Да. Легко, — я посмотрел вниз, на его пальцы, которые все еще были на клавишах. — Кстати, о легком... сыграешь мне еще?
— Да? — спросил он, широко улыбаясь. — Хорошо, давай посмотрим, — через мгновение он начал играть бодрую, веселую мелодию, которую я узнал, но не мог вспомнить название, и он пританцовывал немного на своем месте, заставляя нас обоих смеяться.
— Рид, очевидно, это именно то, в чем ты великолепен, и если ты зарабатывал на жизнь тем, что любишь, тогда почему ты бросил это? Наташа... сказала?
— Скорее всего, мои родители были не очень заинтересованы в моем выборе карьеры. Забавно, если учесть, что в детстве они заставляли меня брать уроки игры на фортепиано три раза в неделю. Чтобы быть культурным, — сказал он с улыбкой. — Я думаю, что эти уроки были больше для того, чтобы «держать меня от неприятностей», чем для карьеры.
Я приподнял одну бровь.
— Они что-то имели против искусства?
— Это просто не «настоящая» работа. Мои родители... дело в том, что они не из богатых семей. Мой отец работал в банке, и в моей голове практически просверлилось, что мне нужен колледж и постоянная работа.
— Это твоя жизнь.
— Да. Но что происходит, когда ты не можешь оплатить счета, и твоя семья предлагает некоторую стабильность? Новую машину, квартиру, способ встать финансово на ноги вместо того, чтобы путешествовать как цыгане и надеяться на концерты.
— И ты согласился.
— Я согласился, — вздохнул Рид. — Они хорошие люди. Они хотят лучшее для меня, я знаю, и они это делают. Но трудно не обижаться после всего, что случилось…
— Потому что ты не вернулся бы сюда, не было бы новой машины и не было бы несчастного случая, — закончил я. — Это веская причина, чтобы злиться на меня, но я готов поспорить, что их вина так же очевидна.
— Вот почему я стараюсь не злиться.
— Ну, могло быть и хуже. Ты мог бы стать банкиром, как папа. Хотя старшеклассники тоже ненамного лучше. Чем занимается твоя мама?
Рид посмотрел на меня и грустно улыбнулся.
— Мама работает учительницей.
«Аааа… Вот вам и ответ». Ему не нужно было ничего говорить. Давление семьи и отсутствие денег заставят любого выбрать стабильную жизнь.
Когда Рид закончил последние ноты, я начал хлопать в ладоши, а затем он встал и наигранно поклонился.
— Думаю, после этого ты заслуживаешь чаевых.
— Только купюры по двадцать и пятьдесят, пожалуйста.
— Черт. Если это текущая ставка на сегодня для чаевых пианиста, мне придется сидеть дома. Я подумал, может немного сладкого?
— Да? Я готов вести переговоры.
— Все зависит от того, сыт ли ты еще. Там, вниз по улице, есть «убийца» — магазин мороженого…
— Продано, — сказал Рид, хватая меня за руку и поднимая со скамейки, пока я смеялся над его рвением.
— Мороженое — это его слабость. Рад слышать, — сказал я себе, поднимаясь на ноги.
— Поторопись, Олли, — сказал Рид, сверкая глазами. — Я как-то внезапно проголодался.
Глава 7
Последние несколько дней пролетели незаметно: вместо обычных восьми я работал по двенадцать часов в смену и начинал нервничать. Прошло три дня с тех пор, как я видел Рида, и я обнаружил, что расхаживаю по дому, как наркоман, ищущий дозы.
Печально.
К сожалению, у меня не было возможности изменить ситуацию, так как я обещал пойти сегодня вечером с парнями. Раньше мы собирались вместе, по крайней мере, раз в неделю в центре города, то в бильярд, то на пиво, но в последнее время жизненные обстоятельства стали мешать не только мне, но и всем нам.
После быстрого принятия душа я надел джинсы и сорвал бирки с футболки с длинными рукавами, которую купил на днях. Погода не могла решить, будет ли на этой неделе теплой или холодной, поэтому мне пришлось купить новую одежду, универсальную для любой погоды.
Я зачерпнул немного геля на пальцы, а затем провел ими по волосам. Каштановые пряди были естественно волнистыми, и так как они были непослушными, я таким образом старался их немного приручить.
Мой сотовый зазвонил, когда я заканчивал, и я вытер руки, прежде чем ответить.
Майк. Без сомнения, он звонил, чтобы убедиться, что я не передумал.
— Да, я обязательно пойду, мамочка, — сказал я в знак приветствия.
— Вообще-то, именно поэтому я и звоню. Прости, что так поступаю с тобой, чувак, но мы с Тедом задерживаемся на станции Скорой помощи, и, скорее всего, освободимся поздно. Не возражаешь, если мы соберемся в следующие выходные?
Вероятно, от этого мне должно было быть хреново, но я почувствовал облегчение. Мне всегда нравилось встречаться с друзьями, но последнее время мои мысли были заняты кем-то другим, чтобы думать еще о чем-то.
— Все нормально. Вам нужна помощь?
— Нет, мы справляемся. Но, может быть, это подтолкнет тебя к небольшим действиям с твоим парнем, а?
Я застонал:
— Он не мой парень, и никаких действий не будет. Просто выкинь это из головы.
— Никогда не говори «никогда», дружище. Одну секунду… — должно быть, Майк убрал телефон от уха, потому что разговор был невнятным, а потом продолжил, — прости, Олли, мне надо бежать. Дай остальным знать, хорошо?
— Да, я понял.
Когда я отключил трубку, у меня начала формироваться идея, и прежде чем я смог отговорить себя от этого, схватил свой бумажник и направился к двери.
Через две минуты я был на крыльце дома родителей Рида и звонил в дверь. Если я не могу выкинуть его из головы, то это обязательно надо исправлять.
Через несколько секунд Рид открыл дверь, и на его красивом лице отразились удивление и восторг. Босой, в черных спортивных штанах и футболке, он был самым сексуальным парнем, которого я когда-либо видел, и мне пришлось придержать челюсть.
— Олли, — сказал он. — Что привело тебя сюда?
— Хочешь поиграть в боулинг?
Он моргнул.
— Боулинг? Серьезно?
— Серьезно.
Широкая улыбка появилась на его лице.
— Черт возьми, да. Сейчас?
— Если только ты не занят.
— Нет, все в порядке, — он остановился и посмотрел на свой наряд. — Наверное, мне стоит переодеться…
— Нет, не надо, — слишком быстро сказал я, и когда он поднял брови, я пожал плечами, как будто совсем не думал, как он чертовски потрясающе выглядит. — То, что на тебе надето, отлично.
— Да? Хорошо, тогда позволь мне обуться, — он исчез на минуту, а потом вернулся, захлопнув за собой дверь и закрывая ее на ключ. Когда он повел плечами, поправляя светлую куртку, его глаза блуждали по моей груди, и я почувствовал его взгляд, как будто клеймо раскаленного железа.
— Мне нравится эта футболка, — сказал он, поднимая воротник. — Почти такого же цвета, как твои глаза.
То, как он это сказал, звучало так небрежно, и я решил, что он даже не понял, что делает комплимент другому мужчине. Все вышло само собой, как будто он говорил о погоде.
Конечно, внутри я раздувался, как гордый павлин, что он так на меня смотрел.
— Спасибо, — сказал я. — Готов?
— Готов, — ответил он.
Я сузил глаза и с дразнящими нотками протянул: