очистите мой дом, мой слух, мой взгляд

от этого.

Тиресий

Зря просишь – не помогут.

Они, конечно, боги-олимпийцы

могущественны, мстительны – но здесь

другие силы действуют: он близко,

а значит, остальные не услышат;

потом их спросишь, как и почему

оставили, забросили, забыли;

а здесь его угодья, нынче день

веселый, буйный, страшный, заводной,

и, значит, целомудрие твое

сегодня грех, а завтра добродетель –

с утра оплачешь девственность свою,

оплачешь горько, светлыми слезами,

чтоб тем приятней, легче, веселей

сейчас расстаться с нею. Завтра – плакать.

Есть некий ритм в судьбе, в природе, в нашей

короткой жизни, чувствовать его –

вот мудрость, подчиняться – вот свобода:

сегодня грех, а завтра добродетель,

сегодня добродетель – завтра грех.

Не перепутай, надо понимать

когда и что.

Дионис

Ты молодец, старик, не ожидал никак,

что подведешь такую философию!

Запомню: я ведь тоже добродетелен.

А ты как думал? Вот возьми умеренность:

важнее ничего и нет для пьяницы.

Казалось бы, мне первому в ней опытность:

знай меру, столько пей, чтоб было утречком

легко, спокойно, солнечно и благостно.

Но кто так может? Я не знаю. Кажется:

еще чуть-чуть себе добавим радости,

еще чуть-чуть – и всё, и остановимся,

еще чуть-чуть – пора, мы спать расходимся,

еще чуть-чуть – и, что там дальше, ведают

одни враги, которые не с нами пьют.

Пауза.

Ну ладно, засиделись, так пора уже

встряхнуться, разойтись; шерстечесальщицы

давно готовы, вижу: мясом ерзают,

так в пляс холены ноженьки и просятся,

зайдутся в хоре голоса охриплые.

Веселый хор, в котором предводителем

я буду, и царевну заберу с собой –

в час утренний верну ее царицею.

Ты с нами?

Тиресий

А куда ж!

Дионис

Тогда вино бери:

мы славно развлечемся! А давненько я

не гуливал по Греции с веселием.

Климена

Никто мне не поможет, я сама

должна добиться, сделать, разобраться.

Никто мне не поможет, я стою

одна среди враждебных, опьяненных

подруг ополоумевших, одна

перед каким-то зверем непонятным

осклабившимся – что если такими

к нам сходят боги? Что если?.. Гляди:

ты видела когда-нибудь, чтоб люди

так пили, богохульствовали, так

смеялись, извивались – ни стыда,

ни совести, ни страха? Говорит

как знающий, как могущий, и сила

так ясно, яро явлена.

Что ж, если это бог – я заплачУ.

Я помню: Иксион, Тантал, Сизиф,

вы если в чем и были виноваты –

простителен ваш грех: мы навредить

лишь нашим – близким, смертным, слабым можем,

а ваш-то грех почти не грех, почти

ничто…

Эй, стража, заковать их!

Никто не трогается с места.

Вы слышите? Приказываю, жду.

Тиресий

Не бойся, моя девочка, не бойся

себя. Ты мнишь – накладываешь цепи

мне на руки, ему? Себя терзаешь,

оковываешь, путаешь, себя

боишься, презираешь, хочешь в плач

и пляс пуститься, в жар тебя кидает

и в холод. Подчинись, отдайся – легче

задышишь, по течению пойдя.

Ослабь тугую волю, дай потачку –

и поведет, и понесет тебя

для радости.

Климена

Позорной, стыдной, лживой!

Тиресий

Ты радуйся, не думай: так немного,

так редко нам дается – не мешай.

Климена

Действительно ты думаешь, старик,

что я хочу, что сдерживаюсь, что

еще чуть-чуть – и брошусь с вами в пляс,

к нему на шею брошусь? Ты глупец!

Я здесь спокойна, счастлива, тружусь,

и мне не в тягость наших женских дел

унылость, протяженность – так и песни,

что мы поем, унылы, протяженны

и без надрыва, страсти; шерсть и пряжа –

вот наша доля, девушки-подружки –

вот круг безмужний, чистый, соблюсти

себя – вот наше дело; весела

небуйным, утешительным весельем

жизнь девичья. Я счастлива, в чужих

советах, средствах, чарах не нуждаюсь;

я уголок свой, жизнь свою смогу

сберечь и сохранить, смогу подруг,

вразнос пошедших, взять, остановить –

по-старому все будет, позабудут,

как баловали. После их мужья

спасибо скажут.

Тиресий

В каждой кровь кипит,

дай выход – погуляют и вернутся

к твоим трудам еще трудолюбивей,

чем были.

Климена

Но запятнаны.

Тиресий

Немного.

Дай выход – выпьют, спляшут, протрезвеют,

и сердце успокоится.

Климена

Надолго?

Тиресий

До новых игр, до новых чаш – надолго.

Климена

И вот вся жизнь! Барахтанье в грязи

и стыд, когда очнешься.

Тиресий

Выход дай,

дай разгуляться жаркой женской крови,

жестокой, своенравной, похотливой.

Уж я-то помню, как она кипит,

как тянет и томит, какие мысли

в ночном бессонном мечутся уме,

чем каждый звук по телу отдается,

как молодость по жилочкам проходит

то жаром, а то холодом, какая

накатывает грусть, таится страсть.

Нелегкая нам доля. Выход дай –

иначе с кровью ты не совладаешь,

сорвешься и погибнешь.

Климена

Не погибну.

Тиресий

А совладаешь – только хуже будет:

медлительная смерть, прокиснет кровь,

створожится, состаришься до срока,

жизнь кончишь, не начав.

Климена

Да лучше так.

Тиресий

Не торопись: нам легкий опыт смерти

дается в опьянении – сойди

тихонько, осторожно в эту бездну

незримую и близкую; сойди

вослед за ним, растерзанным, обретшим

двойное знанье смертных и бессмертных, –

он даст тебе слова, чтоб говорить

на том пороге призрачном, и зренье

невиданное видеть; он – посредник,

лазутчик, провозвестник, чародей,

освободитель: сколько здешних пут

им порвано и тамошних, прочнейших,

нетленных сколько! Здесь и там он с нами.

Климена

В железо их – вы слышите меня?

Нет, все это несносно! Где глашатай,

где стражники, тюремщики, где все?

Дионис

Я верно понимаю: ты в отказ идешь?

Не вышел рылом я к такой царевишне

подкатывать? Упорствуешь, кобенишься:

какой-то бог – как будто ходят тысячи

в пределах ваших! – осмелел и требует

нелепых жертв, позорного усердия,

участия в каких-то диких игрищах!

Так вон его, паскудника, – допляшется,

допьется, допоется до безумия.

Гони его скорей, пока не начали

умнейшие тебя ему подплясывать.

Безумен я, конечно, только, видишь ли

вам без меня никак: на мир сей глядючи,

как не сойти с ума? А выпьешь – кажется,

не так уж плох он: я еще безумнее,

чем ваша жизнь, – и посмеешься ужасу;

я с жизнью примиряю – вам не вынести

одним, что боги сделали, что сами вы

напутали, наделали. Отдайся мне –