— У тебя осталась его память? — Удивленно и подавленно спросил я.

— О, да… Такого эффекта я не ожидал. Долговременная память осталась и смешалась с моей. — Он рассказывал с горящими от изумления глазами. — Зачастую только логика помогает мне отличить свои воспоминания от приобретенных.

— Ты солгал…

— Что?

— Ты солгал нам. — Сжимая подступившую злобу, повторил я. — Ты не умеешь отделять идею от сознания. Именно это ты и собирался сделать — скопировать свое сознание целиком…, до того как умрешь.

— Выходит, я уже умер… — Скорбно вымолвил он. — Я так и думал… Я дал себе вторую жизнь. — Победно произнес он в заключение.

— Ты отнял ее у Ильи! — В сердцах выпалил я. — Ильи больше нет.

— Зависит от того, с какой стороны посмотреть. — Снова с поразительным спокойствием произнес Феликс. — Его тело живо, его сердце бьется.

— Нет. — Остановил я. — Ты сам говорил: я — это мое сознание, это электричество в мозгу, ты помнишь? — Феликс нелепо пожал плечами, он будто просто "включил дурака". — Ты осознанно убил человека, чтобы спасти себя. — Нам этом моменте кто-то вызвал лифт, и он начал движение в обратную сторону. — Я расскажу всем, что ты сделал.

— Это просто глупо, Андрей. Тебе никто не поверит. — Спокойно и как-то по-дружески ответил он. — Давай сосуществовать мирно.

Когда двери лифта открылись, мы стояли молча, как ни в чем не бывало, в своих белых халатах. Я буквально выскочил из кабины, лишь бы поскорее скрыться от Феликса и от этой разрывающей голову ситуации. Он остался внутри, чтобы, наконец, добраться до столовой.

Смятение…, какого еще не было в моей жизни. В мыслях я бушевал, я крушил все вокруг: компьютеры, пробирки, микроскопы — все оборудование в этой дьявольской лаборатории. Как же трудно было оттого, что я не мог делать этого в реальности. Как быть, когда ты один знаешь страшную правду и никому не можешь рассказать, потому что не поверят? Феликс был в очень удобном положении. Если б не слияние памяти, я, наверняка, смог бы его разоблачить, но все сложилось в его пользу, одолеть этого гения мне было не под силу. И главная проблема заключалась в том, что мне по-прежнему нужно было ходить на работу и видеть его каждый день.

Следующая неделя была настоящим психологическим кошмаром. Он был рядом практически постоянно. Я старательно избегал его взгляда, но, стоило ему повернуться ко мне спиной, я вставал как вкопанный и прожигал его взглядом с ног до головы. Моя увлеченность и боязнь начинали походить на шизофрению. Именно тогда я начал писать этот дневник. Хотя, какой это дневник…, здесь нет привязки к датам, нет свойственной дневникам тезисности. Скорее, это просто личные записи, история самой странной части моей жизни. Так вот, он был всегда со мной, даже когда его не было. Я не знаю, как назвать и к чему отнести то состояние, когда в твоей жизни появляется человек, которого просто не должно быть, которого ты ненавидишь, о котором не можешь перестать думать и которому ты, скорее всего, безразличен. Наверное, самое близкое к этому — подростковая безответная влюбленность. Нет, конечно, я не лил слез в подушку, но я думал о нем по ночам и не только. И конечно же, я много думал об Илье. В истории немало случаев, когда человек, считавшийся мертвым, на самом деле оказывался живым; судьба Ильи сложилась противоположным образом: все родственники и коллеги воспринимали его, как будто он был по-прежнему с ними, но его не было. Это чудовищное заблуждение делало его уход еще более трагичным; это было расставание без прощания, смерть без похорон. Человека не стало, и никто об этом не знал, кроме меня. С другой стороны, его семья должна была заметить неладное. Да, у него сохранилась память, но характер, повадки, манера общения — все это рано или поздно должно было выдать его. Другой вопрос — победит ли восприятие здравый смысл.

Этими мыслями голова моя была загружена настолько, что даже машинальные процессы, вроде чистки зубов, превращались в абсурдную последовательность действий. Мама часто ловила меня на том, как я сидел будто в отключке — за ужином, за ноутбуком или просто у телевизора в гостиной — телом я был там, но в мыслях настолько далеко, что ей приходилось порой по нескольку раз меня окликать.

Единственным человеком, кто мог хоть ненадолго вытащить меня из этой психологической западни, была Настя. Ее секрет был предельно прост: она всегда была немного ненормальной…, мой личный зеленоглазый псих в юбке. Чтобы описать точнее, ее границы нормальности не были сдвинуты, как у душевно больных, они, скорее, были расширены, и в этом, отчасти, был секрет нашего с ней притяжения. С ней я мог говорить обо всем, задвигать сколь угодно абсурдные и бесполезные теории, одним словом, фантазировать, не боясь, что она, как это свойственно девушкам, будет находить истоки моих фантазий в наших с ней отношениях. Несколько раз я думал о том, чтобы рассказать ей о Феликсе и обо всем случившемся, но здравый смысл запрещал мне это сделать. Возможно, я просто недооценивал степень ее безумия.

За длинными пробежками, вечерними прогулками с Настей и смешными разговорами о ненасущном я пережил эту неделю. А в субботу случилось кое-что очень волнующее: я получил звонок из Biohack. Это было настолько неожиданно и интригующе, что я даже отвлекся на какое-то время от паразитных мыслей, которые пожирали меня всю последнюю неделю. "Вот это рвение, — подумал я, — даже в выходные не прекращают поиски персонала". Дело в том, что я всегда мечтал работать в компании вроде этой, куда берут только лучших и где ученый может зарабатывать деньги, а не только ученую степень и карму. Приятный женский голос пригласил меня на собеседование в понедельник утром, и эта отметка тут же обозначилась красной точкой в моем календаре. Оправившись от эйфории, я принялся заучивать материал — все, чего я не касался в своей работе, но что могли востребовать в передовой компании. Быть может, я преувеличивал тогда уникальность этого приглашения, но оно и вправду могло приблизить меня к моей мечте и, что не менее важно, давало возможность, наконец, распрощаться с Феликсом и в обозримом будущем забыть о случившемся, как о страшном сне.

В понедельник утром я ехал на собеседование, возбужденный и напуганный неизвестностью, зачем-то надел костюм. Больше всего я боялся своего волнения — в ответственный момент я мог разволноваться так сильно, что даже простые вопросы завели бы меня в тупик. В роскошном, современном холле меня встретила Марина, симпатичная молодая женщина — та самая, что пригласила меня на встречу. Вместе с ней мы поднялись на шестой этаж, затем прошли меж офисных помещений по просторному коридору, очень хорошо освещенному, благодаря стеклянным стенам. Она была приветлива, но не очень разговорчива, на лице ее присутствовала неснимаемая профессиональная улыбка. Я же улыбался еще более неестественно — груз волнения не давал мне расслабиться ни на секунду.

Мы прошли мимо большого количества переговорных и остановились у самой дальней, которая, в отличие от остальных, не имела стеклянных стен, в ней не было даже окон — сплошная бетонная коробка. Вместе с тем, она была намного просторнее других и даже роскошнее, и, признаться, это мне польстило.

— Располагайтесь, подождите буквально несколько минут, я схожу за техническим специалистом и начальником отдела. — После этих слов Марины я впал в тихий ужас томительного ожидания. В последний раз я испытывал нечто подобное на экзамене. От волнения мысли путались, я судорожно и бесполезно прогонял в голове материал, освоенный за выходные.

Я терпеливо ждал, меняя свою позу в кресле каждую минуту. Мне кажется, в тот момент я в глубине души надеялся, что никто не придет, что планы их резко изменятся, и мне назначат встречу в другой день. Но Марина и ее коллеги не заставили долго ждать. В комнату вошли двое мужчин, один молодой, наверное, около тридцати, второй постарше, презентабельный, опрятный, с налетом седины на висках и с короткой молодящей стрижкой. С их появлением я испытал мощный адреналиновый всплеск, сравнимый с ощущением от прыжка с парашютом.