— Да, именно об этом и просил нас Феликс. Я за. — Я откликнулся, не задумываясь. — К тому же, ему сейчас нужна постоянная забота — и потому что Феликс не может быть с ним, и потому что не известно, как на него повлияло… все это.
— Согласен. — Тут же поддержал меня Илья, поняв недосказанность моего предложения. Я знал, как он любил собак, поэтому его отношение к Джеку мне было понятно.
— Я тоже за. — Произнесла Нина.
Остальные коллеги так же без уговоров поддержали предложение Ильи. Осталось узнать, что скажет Лев Петрович.
Как раз в этот момент он снова вошел в комнату, вид у него был еще более озадаченный и хмурый.
— Лев Петрович, можно мы оставим Джека и вместе последим за ним, пока Феликс не вернется? — Недолго думая, задала вопрос Нина.
Начальник не спешил отвечать.
— Коллеги, у меня плохие новости. — Собравшись с мыслями, заговорил он. — Наш друг Феликс умер.
2. Заражение
2. ЗАРАЖЕНИЕ
Новая рабочая неделя не была похожа ни на что другое. О первых трех днях я не помню ничего — никакой информации, лишь очень сильное ощущение. Это были дни особенного отрешения, когда мир воспринимался как вереница проплывающих мимо картинок. Нет, я не испытывал адских мучений, все-таки Феликс не был мне ни родственником, ни другом, но он определенно занимал значительное место в моем сознании, и, так или иначе, мир мой перевернулся. Он, вроде бы, только что был рядом, со своими исключительными идеями и знаниями, со своим особенным миром, а теперь все исчезло, как будто этого и не было вовсе. Механизм выключен, разрядов в облаке больше нет, нет сознания, нет человека.
У меня не было опыта безвременной утраты близких, наверное, поэтому случай с Феликсом столь сильно повлиял на меня, как первое в жизни столкновение со смертью. Только к концу рабочей недели я начал понемногу возвращаться к реальности с ее обыденными поворотами, и в этом мне как никто помогла моя Настя.
Настя… Я раньше часто думал о том, какое имя станет самым сладким для моих уст и принесет мне счастье. И в этом году в моей жизни появилась она. По правде сказать, она появилась давно, чуть больше года назад, и уже тогда ее необычное лицо вызвало у меня странный химический шок. Чем оно необычно? Ну, во-первых, я долгое время не умел воспроизводить его в своей памяти, постоянно подменяя его другими, чем-то похожими лицами. Во-вторых, оно воспринималось мной совсем иначе, нежели другие. Оно как будто несло в себе дополнительную, не зрительную информацию, которую я поглощал каким-то не доступным описанию образом. Я как будто видел его в четырех или более измерениях, причем привычные нам пространственные измерения были видны чуть хуже, чем другие.
Между первой и второй встречами прошло четыре месяца. Она пришла в бар вместе с нашими общими знакомыми, в ночь, когда я был там за работой. Я без чрезмерного интереса поглядывал на нее, когда она танцевала, кривляясь и порой доходя до веселого бешенства, когда с разбегу вешалась на своих друзей-хоккеистов; собственно, эти ребята и познакомили меня с ней, точнее, никто нас не знакомил, мы просто оказались вместе на даче моего друга. Тогда она пришла со своим парнем, а теперь, судя по всему, была уже одна. Я хорошо помню тот момент, когда она опьянела: яркие белые кеды с весёлыми розовыми носочками носило по танцполу так, что уследить за ними было практически невозможно, ее длинные каштановые волосы разлетались вихрем в танце, бретелька на платье то и дело соскакивала с плеча, к счастью, под ним был надежный, плотно прилегающий топ. Вскоре я устал следить за ней и уткнулся в свой экран, где успевал переписываться с друзьями по поводу предстоящих субботних развлечений. За время моего отрешения ко мне подошли три или четыре человека с просьбами "поставить такой-то обалденный трек". Я не уделял им много внимания и вежливо отказывал, как обычно. И вдруг, когда я уже настроился на безмятежную, уединенную волну музыкального потока, прямо над моим столом возникла ее неотразимая пьяная мордаха. Я опешил, но устоял на месте, сразу сказав себе, что меня не смутит подвыпившая, дикая и чертовски обаятельная пантера. Она же, практически уткнувшись носом мне в висок, прокричала прямо в ухо:
— Поставь Имэджин Драгонс!
Ответ выскочил у меня на автомате:
— Трап-микс пойдет?
Она махнула рукой в знак согласия и отблагодарила меня большим пальцем вверх. Уже следующим треком я выполнил ее заказ. Вскоре она подошла снова; в общем она подходила ко мне раз восемь, и по разнообразию ее запросов я понял, что она работала на всю компанию — видимо, друзья решили воспользоваться ее исключительной способностью заказывать музыку.
Я помню, как они покидали заведение. Настя обнималась с подругой, почти распластавшись на узком диване в фойе, взгляд ее волочился из стороны в сторону, пока она что-то громко и невнятно объясняла. Я стоял напротив и беседовал с хоккеистами, пропадая в их исполинских фигурах. И все-таки она каким-то чудом меня заметила:
— Эй! Я тебя помню! — Я был приятно шокирован и взволнован. Я не думал, что она вообще меня заметит, а уж тем более, что вспомнит нашу прошлую встречу. — Ты сегодня музыку ставил.
Вот такой она окончательно врезалась мне в мозг — веселой, уставшей, разбросанной по сторонам и в то же время единой, одним словом, вездесущей…, шумной, яркой, весело выезжающей на чьей-то спине из бара.
Любопытно, что именно в облике человека является сигналом для нашего мозга, приводящим к выбросу эндорфина. Я всегда считал, что это взгляд — именно глаза, как центр невербального контакта, являются также центром зрительной влюбленности. Но с Настей все было иначе — ее губы были тем самым маячком, вводившим меня в транс. Как я уже подмечал, я не сразу запомнил ее лицо, но губы врезались мне в память с первой встречи: полноватые, но строгие, идеально гладкие, отчетливой формы, расходившиеся в маленькие, чуть вздернутые петельки по краям. Я уверен, именно с них начиналась моя влюбленность в нее.
Вскоре после той встречи в баре я решился написать ей. Не то что бы это был сложно — я был достаточно спокоен и не рвал волосы от волнения, как в школьные времена — но этот шаг потребовал от меня значительной собранности и продуманного плана. А план был в том, чтобы пригласить ее на какое-нибудь интересное спортивное занятие. Это оказалось не так просто, Настя была чрезвычайно активной и занятой леди: она работала на полставки в рекламном агентстве, по выходным вела тренировки по танцам у детей, а в остальное время писала диплом — по крайней мере, так она обосновала мне свой отказ. Я не стал упорствовать и оставил ее в покое, естественно, продолжая ставить лайки на ее фотографиях.
В следующий раз я написал ей лишь спустя месяц, после того как сам неожиданно получил от нее лайк. Вторая попытка оказалась удачной, мы провели отличный день вместе: играли в сквош, гуляли по набережной, ели бургеры. Честно сказать, я всегда ценил в девушках аппетит, ну а если она на первом же свидании, не стесняясь, съедает здоровенный бургер с доброй порцией картошки, это подчиняет мое сердце. Приятным сюрпризом было также то, что я сумел расслабиться и вести себя естественно. Ведь раньше, стоило мне подойти к девушке, которая мне нравится, мозг мой тут же закрывался на обед, и в лучшем случае, я мог лишь сказать "привет" с тупой и радостной физиономией. Видимо, давно я не влюблялся. Лет семь назад я мог ринуться в отношения сломя голову из-за одних лишь мотыльков в животе. Но моя симпатия к Насте — это нечто куда более развитое — освежающий, питкий коктейль из общих друзей, любимых увлечений, совместного творчества, валяния дурака, взаимопонимания, доверия, родства запахов, плотской любви, совпадения биоритмов и прочих приятностей. Моя влюбленность в нее была лишь вишенкой на торте. И даже разница в возрасте не была помехой, шесть лет — полнейший пустяк, когда она в свои двадцать даже близость желудков ценит больше, чем поэтичную химию сердца, а я в свои двадцать шесть по-прежнему фанатею от трансформеров и супергероев. Еще одним положительным моментом наших отношений было то, как сильно она нравилась моим родителям. Для меня это очень много значит, ведь любимый человек — это не только половинка, не только радость отношений, но и возможность, наконец, принести кому-то внуков.
