Ник молчал. Опустив глаза, он бесцельно водил пальцем по скатерти вокруг своего бокала. Мадлон спросила:

— Почему вы с Френком занимались этим проектом на Нарате? Неужели не нашлось места поближе, на Земле?

— Настолько надежного и удобного – не нашлось. Когда мы через пещеру в районе памятника вышли в туннели и зал, где ты побывала, то сразу решили – будем работать здесь. Я ведь говорил, что должен был занять пост директора наратского филиала нашей «Андроидной техники». Это место оказалось бы у меня под боком, я каждый день мог бы заезжать в лабораторию. Френк тоже подумывал сюда перевестись. Там, в недрах Муравейника, нашу лабораторию никто и никогда не найдет, так же, как никто не найдет тело Френка. Завтра Диана похоронит его, а я, надеюсь, успею заглянуть на могилу до отлета…

— И вы не боялись заблудиться? Мы едва вышли оттуда, там все менялось. Как вы там ориентировались? У вас была карта?

Губерт улыбнулся.

— Нет, но мы знали несколько секретов. У этого лабиринта свои законы, о которых я промолчу. Возможно, их могли бы вытащить из меня ментоскопированием, но надеюсь, что до этого не дойдет, потому что никто не узнает, что наша скрытая лаборатория вообще существует. Ник не видел Диану и остальных наших роботов, он ничего не сможет об этом сказать. Ларри, как выяснилось, ничего не помнит со вчерашнего полудня и вплоть до того, как ты, Ник, включил его в туннеле.

Ник присвистнул.

— Да, - подтвердил Губерт. – Больше пяти часов его воспоминаний исчезли, когда он отключился на том перекрестке. Но нет худа без добра – теперь археологи знают, почему в дальних туннелях пропадали их машины, а я могу не бояться, что Ларри сболтнет что-то лишнее.

— Вы, наверное, опять врете, - пробормотал Ник. – Сами же все и стерли.

— Нет, - просто сказал ему Губерт и посмотрел на дочь. - Мадлон! Ты единственная видела Диану и других. Я прошу тебя не упоминать о них. Специально тебя никто не спросит, потому что они не знают, о чем спрашивать. Ментоскопирование тебе не грозит – его лишний раз не применяют, это ведь весьма опасная процедура. Заставлять общаться с чтецами тебя тоже никто не станет.

— Ты что же, собираешься продолжать все это?

— Да. Это дело моей жизни. Я не знаю, когда смогу вернуться - скорее всего, в ближайшие годы мне придется занять место Френка на Земле – но я буду ждать сколько потребуется. Собственно, вполне возможно, что через несколько лет проект по созданию искусственного человека будет поддержан, и я смогу заняться этим легально и открыто. И не только я, и совсем не здесь, а вместе с коллегами, на Земле, в нашем НТК. Я уверен, за мной пойдут многие. «Андроидная техника» станет называться по-другому, может быть, «Искусственный человек», но работать там будут те же. Может, и Ник Метени вернется.

Ник допил вино и криво ухмыльнулся.

— На меня не рассчитывайте. И почему вы так уверены, что я буду молчать? Я ничего не видел, но много слышал. Я могу подкинуть кое-кому мысль, и они будут знать, что и у кого спросить. Какое право вы имеете что-то от меня требовать? Я верил вам, а вы лгали мне.

— Я не требую, я прошу. Пожалуйста, Ник. Хотя бы ради памяти твоего дяди. Он, Роберт, знал о нашей работе, он верил в то, о чем я тебе говорил.

— Не может быть! Дядя никогда бы не стал…

— Я не говорю, что он работал вместе с нами, но он не был против. Он понимал, что мы должны совершенствовать наших искусственных братьев, и что это – следующий закономерный этап.

— Не верю, - отрезал Ник.

— Я так и думал. Возьми, - Губерт протянул ему свой карманный компьютер, - я там включил запись одну из наших с ним бесед. Есть и другие. Послушай, подумай…

— А как ты объяснишь пропажу своего брата, если его тело навсегда останется в лабиринте? – спросила Мадлон.

— Я сообщил в полицию об исчезновении Френка: что утром он взял глайдер, полетел на гору и не вернулся. Какое-то время его будут искать, потом объявят пропавшим без вести. Ты и Ник не будете упоминать, что видели его в туннелях.

— Его видел Стривер. Да и Диану, кстати, тоже, - добавила Мадлон.

— Стривер ничего не вспомнит, - сказал Губерт.

— Э… Да? Почему? И откуда ты знаешь?

— Шеф местной полиции – мой хороший знакомый. Он разрешил мне пару минут поговорить с Леонардом.

— Ты что, и Стриверу память почистил? – усмехнулась Мадлон. – Я слышала, что это очень вредно для человека. Мне все равно, что будет с этим психом, но у тебя-то потом не возникнут проблемы?

— Пришлось рискнуть. Жаль, конечно, что он не понесет наказание за убийство Френка, но пусть, ладно… Когда я уходил, с ним все было благополучно; посмотрим, как почувствует себя потом. Если к завтрашнему дню разучится пользоваться ложкой – его счастье, значит, попадет в психбольницу, а не в тюрьму. Но думаю, это ему не грозит. Испытания на людях проводились весь последний год, и побочные эффекты возникали лишь в десяти процентах случаев.

Несколько секунд Мадлон рассматривала лицо отца. Сейчас Френсис ничем не напоминал того забавного толстячка, который вприпрыжку катался по садовым дорожкам вокруг своего дома и угощал ее пирожными. «Он намного могущественнее, чем кажется», - подумала она.

Губерт посмотрел на часы и встал.

— Через пятнадцать минут здесь будет полиция. Я все вам объяснил и надеюсь на понимание. Ник!

Тот вздрогнул и положил КПК перед собой.

— Ты помнишь, что я всегда тебя поддерживал, - с нажимом произнес Губерт. - Ты по-прежнему можешь всецело на меня рассчитывать, если сейчас пойдешь мне навстречу. От тебя не требуется ничего, кроме молчания о Диане, других роботах и обстоятельствах гибели Френка. В том числе ты должен молчать перед Ларри. Не впутывай его в человеческие дела. Итак, твое решение?

Глядя в стол, Ник пробормотал:

— Я… Только из-за дяди… Хорошо, я буду молчать.

— Скажешь, что просто ходил посмотреть туннели вместе с Ларри. Это не будет враньем, - добавил Губерт и повернулся к дочери. - Мадлон?

Она помедлила, задумчиво глядя на него. Ей претила ложь. Почти три года она занималась работой, заключавшейся в выявлении обмана и ошибок, а теперь Френсис хочет, чтобы она сама лгала. Точнее… Он хочет, чтобы она молчала. Он сказал, что ее никто не спросит… Неожиданно ей вспомнилось, как когда-то давно она сама просила молчать Веру. И потом, ведь Френсис просит не для того, чтобы спасти свою шкуру, или, во всяком случае, не только для этого. У него есть идея, достойная воплощения, и воплощение никому не причинит вреда.

— Не беспокойся. Считай, что я на твоей стороне.

— Спасибо, ребята, - Губерт широко улыбнулся и снова стал прежним – немного нелепым и совершенно безобидным. – Давайте быстренько уберем со стола… Ах ты, господи, у меня же посудомоечная машина сломана! Я позову Ларри, он нам поможет.

Через полчаса полицейская машина уехала. Ларри закончил мыть посуду и ушел вместе с Ником, который на прощание тихо и угрюмо сказал Губерту:

— Все равно я больше никогда не буду у вас работать.

Губерт проводил их обоих до калитки, вернулся, повалился в кресло и со вздохом процитировал:

— Я верил в вас как в бога, а вы лгали мне всю жизнь… Ох уж эта молодежь с ее максимализмом! – он закурил. - Может быть, я напрасно так перестраховался, пусть бы Ник болтал направо и налево, доказательств-то все равно никаких. Ну да ладно, теперь мне будет спокойнее. Мадлон, ты умеешь варить кофе? На ночь, говорят, вредно, но все-таки сделай пару чашечек. Вон там, в углу, на столике есть маленькая горелка и турка.

— Ты не думаешь, что Метени может потом начать тебя шантажировать? – спросила Мадлон, наливая воду в турку.

— Ник? Ну что ты. Это не в его стиле. Заявиться сюда, покричать, поплакать, набить мне морду, в конце концов – это да. А шантаж ему и в голову не придет.

— Сейчас – допустим, а потом?

— Ну, через год или два он будет сидеть за компьютером в своем прежнем кабинете в «Андроидной технике», а через пять или десять, я надеюсь, мы начнем вместе и в открытую заниматься проектом «Искусственный человек».