Они обычная семья.

Ренат задержался рядом с ней, окидывая оценивающим взглядом. Если поначалу Дина старалась хвататься за такие моменты, то сейчас ей стало всё равно. Он ведь не любит её. Или любит? Или это она не знает, что такое любовь?

Прохладная мужская ладонь почти ласково прошлась по её шее, быстро спустилась к груди и легла на живот. Он гладил её, медленно стягивая передник вниз.

Значит, у него сегодня есть интерес?

Дина молча посмотрела мужу в глаза, забыв о том, что он может принять это за дерзость, и тогда ей не поздоровится. Как же давно она не делала этого. Всегда глядела украдкой, мельком, пряча лицо. Сейчас же словно что-то надломилось внутри. Могильный холод расползался по душе.

Последние путы, держащие его в рамках дозволенного, спали.

Больше у Дины никого нет. Теперь он волен делать с ней всё, что захочет. И никто не сможет ему помешать.

Ещё поначалу девушка пыталась бороться.

Разве никто не знал Рената в их подъезде? Конечно, все знали. Знали ли соседи о его предпочтениях в семейной жизни?

Наверное, это был риторический вопрос. Ведь по началу Дина кричала, это потом она научилась сдерживать, обуздывать свою боль. Сжимать зубы, терпеть.

Ренат не любил, когда она кричала.

Ещё один пунктик в его безупречной жизни. Быть может, он и Дину пытался привести в свои понятия нормы. Она не знала этого точно. Страх за свою жизнь, унижение и много других противоречивых чувств глушили все мысли. Только иногда, когда она слишком долго не могла уснуть, в голове вертелась одна надоедливая идея: было бы всё так ужасно, будь она похожа на тот, его идеал?

Дина не знала миф о прокрустовом ложе. Если бы знала, то гнала бы прочь такую мысль. Ведь у Рената был только один идеал — он сам. И Диана в любом случае не поместилась бы на его каменной скамье. Вопрос лишь в том, как скоро он захочет укоротить её.

И в ту страшную ночь. Пожалуй, самую страшную, ей никто так и не открыл двери. Когда она, окровавленная, барабанила соседям в дверь, в попытке убежать и скрыться. Когда Ренат в очередной раз убедился, что его ложе мало для Дины. Когда прервалось всё, надорвалось, изломалось. Когда он убил…

От этой мысли Дина вернулась к реальности. Её остекленевший взгляд уже и вовсе пронзал пустоту: Ренат ушёл на кухню.

Да, сегодня у него хорошее настроение.

Радуется, что тётя Зоя умерла?

Девушка вновь поёжилась, будто кто-то подошёл сзади и обнял её смертельно холодными руками. Словно она снова стоит на том кладбище у одинокой могилы, которая в скором времени зарастёт сорной травой, и никто не будет к ней приходить. Никто.

Даже Дина.

Возвращение на кухню далось с трудом. То, что она была на грани, девушка поняла только по одному взгляду Рената. Колючему, жёсткому и холодному. Она, как кролик перед удавом, смотрела ему в лицо, впервые не зная, что делать дальше.

Решив не играть с судьбой, Дина села за стол и так же молча уставилась в чашку: всё уже начало остывать, даже пара мелких чаинок улеглись на дно.

Ренат шумно пил чай, изредка выбирая конфеты из вазочки. Странно, Дина купила всё, как он сказал, а нравится ему только один сорт. Хотя и в этом Дина была не сильна. Достаточно того, что в её чашке и так уже две ложки сахара. Этого довольно.

— Ну что, много людей пришло попрощаться со старухой?

От этого вопроса девушка даже слегка опешила. С чего бы?

— Нет, — Дина еле слышно прошептала ответ.

— Кому нужна была эта карга…

— О мёртвых либо хорошо, либо никак… — фраза вырвалась сама собой. Страх перед сказанным появился позже. Дина с опаской подняла голову и наткнулась на странный, отрешённый взгляд.

— А мне всё равно.

Ему всё равно… Нет, не стоило ждать сожаления или какого-то сочувствия у такого зверя. У Рената есть он сам. И больше ничего. Кладбищенские запахи и ощущения ударили в голову так, что невольно Дина почувствовала мерзкий привкус земли у себя на губах.

Следующей будет она.

Она ляжет в эту мёрзлую, холодную землю. И никто, никто не прольёт слёз над её телом. Никто не вспомнит. Никто не придёт на могилу.

Не так был ужасен страх перед смертью, как страх перед небытием. Уйти и раствориться, исчезнуть в большом, безжалостном мире. На самом деле он был одинаков ко всем, только Дине досталась та горькая доля, что выпадает не каждой. Жизнь давала ей множество вариантов того, как можно сбросить это ярмо. Только варианты эти были бесплодными, пустыми. Ренат тщательно всё просчитал, обрубив все концы. Когда участковый приходит с женой на чай, когда соседи глухи к твоим жалобам и искренне верят в святость твоего мужа, когда он сам каждый день надевает голубую форму и уходит защищать других людей, становится бессмысленно уповать на чудо и ждать справедливости.

От тёплого, но оттого более мерзкого прикосновения к своей руке, Дина слабо улыбнулась, прогоняя слёзы. Нужно изображать радость и счастье. Выказывать своё уважение.

Она знала, чего он хочет. И относилась к этому спокойно. Сначала она старалась действительно получать удовольствие, но на смену этим попыткам быстро пришли отвращение и ненависть к мужу и самой себе.

Вот и сегодня Дина лишь закрыла глаза, стараясь громко не дышать и не плакать. Ей было противно ощущать на своём теле его руки, его губы. Чувствовать кожей его разгорячённое дыхание и понимать, что отчего-то её телу всё же приятно.

Каждая проблема, каждая мысль, каждое мгновение — всё это точило юную душу. Как сложно выбраться из паутины проблем, если в этом мире ты сущий младенец. Чистый, наивный и беспомощный.

Сегодня он хочет опять сделать её чуточку своей. Безвольно содрогаясь под мужем, Дина молчаливо смотрела в потолок. Сможет ли она пережить это во второй раз? Как Ренат сказал, пока не родила, значит не ребёнок. Быть может, вот он, выход. Тот самый, за который нужно цепляться, ради которого нужно бороться, ради которого стоит жить?

Хриплый мужской стон заставил покраснеть и зажмуриться.

Страшная мысль закралась в её полупустую голову, так было легче отдаваться ему.

Что будет, если она сможет выносить и родить? Если он даст ей это сделать? Что будет тогда? Она обречёт ещё одного человека на такое? Своего ребёнка? Ведь он будет не только частью Рената. Что если он возненавидит её, Дину, в этом маленьком, крохотном существе? Ещё одна поломанная судьба? Похороны? О том ребенке осталось лишь воспоминание…

Ренат уже давно спал, отвернувшись к стене, а Дина всё думала. Мысли ползали в голове слишком медлительно, вяло и неторопливо. Девушка злилась и ворочалась с боку на бок.

А может, он станет другим? Может, ребёнок — это то, чего ему так не хватает?

Вот он, выход?

Утром он в очередной раз поколотил Дину, да так сильно, что сломал ей зуб. Маленький осколок впился в щеку, вызывая просто бесконечный поток крови. Опухший нос и глаз, стремительно суживающийся под наплывом хорошего синяка, заставили посмотреть на всё несколько по-другому. Он избил её только из-за помявшейся рубашки. Ему нужен был лишь повод.

Ему всегда нужен лишь он.

Не будет всё по-другому. С ним — никогда.

Кто бы мог подумать, что спустя год Дина будет очень благодарна судьбе за свой сломанный зуб.

Только из глубины отчаянья может родиться надежда.

Вальтер Беньямин.

— Всё замечательно, можете закрывать рот.

Дина немного поморщилась и осторожно сомкнула губы, аккуратно пробуя языком новую пломбу. Она не мешалась, теперь даже сама девушка не знала, какой зуб её так беспокоил. Ведь ей бы и в голову не пришло, что когда-то сломанный зуб может так испортить жизнь. Столько времени не беспокоил, а тут…

Марк Вадимович присел на высокую табуретку и быстрым движением снял латексные перчатки. Свет яркой лампы уже не так бил в глаза, позволяя лучше разглядеть мужчину. Дина не смогла устоять перед соблазном в очередной раз полюбоваться его красивым лицом.