Рыжеволосая красавица поцеловала ее в щеку и воскликнула:

– А я даже не догадывалась! Я всегда думала, что ты сменила имя, потому что к тебе приставал твой прежний хозяин, какой-нибудь морщинистый дряхлый лорд. Но оказывается… Господи, да как же ты могла такое рассказать?.. Так что я не сержусь. То есть на тебя не сержусь. А Эбберлинг – совсем другое дело. Он чудовище!

– Может, и чудовище, – пробормотал герцог Гривз. – Но ясно, что злобный и коварный. И еще – богатый, что почти так же опасно. Люди гораздо легче закрывают глаза на грехи богатых людей, чем бедных. – Глаза цвета стали устремились на младшего брата Нэта. – А тебе, щенок, нужно научиться держать язык за зубами.

На юного Лоуренса было жалко смотреть – казалось, он вот-вот расплачется.

– Вы хитростью заставили меня разговориться, – пробормотал он, насупившись.

Гривз утвердительно кивнул.

– Да, конечно. Хейбери не стал мне рассказывать, ради чего был устроен вчерашний вечер, тут-то ты и пригодился.

– Это было… не слишком любезно с вашей стороны.

Герцог криво усмехнулся.

– А я никогда и не отличался любезностью.

– Адам, перестань. Он и так очень переживает, – вмешалась София. – Слава богу, от этого никто не пострадал.

Герцог вздохнул и проворчал:

– Моя жена иногда говорит мне, что я должен быть добрее к людям. К счастью для вас, молодой человек, я решил к ней прислушаться. Поэтому я признаю: на самом деле вы так и не назвали настоящее имя мисс Портсмен. Мы с Китингом его вычислили. И то лишь потому, что провели вечер в театре все вместе.

– Это плохо, – заметил Нэт. – Ведь если вас кто-нибудь подслушал…

– Никто нас не подслушал, – перебил Китинг, доедая ломтик куриной грудки. – Может, он и молокосос, но мы-то с Гривзом – нет. Если хотите на кого-то злиться – то мы больше виноваты, чем он.

Тут Эмили наконец решила вмешаться. Изобразив улыбку, она сказала:

– Поверьте, я ни на кого из вас не сержусь.

В наступившей тишине внезапно раздался голос Дженни:

– Я, конечно, могу ошибаться… – Сейчас ее французский акцент был сильнее, чем когда-либо. – Да, я могу ошибаться, но мне кажется, что вы, джентльмены, могли бы использовать свое время более разумно. Ведь сейчас дело не в том, кто допустил какую-то ошибку, не так ли? Сейчас надо подумать о другом…

Тут и Хейбери наконец подал голос:

– Хотя мне не хочется соглашаться с французской вертушкой, но она говорит дело. Вините кого угодно, но я предпочел бы узнать, что мы собираемся делать с Эбберлингом.

«Он сказал «мы»?» – изумилась Эмили. О, как же ей приятно было это слышать! И она такого никак не ожидала. Но все-таки решения должна была принимать сама, ведь речь шла о ее жизни, не так ли? Медленно поднявшись на ноги, Эмили проговорила:

– Благодарю вас всех за то, что пришли сюда сегодня и выслушали мой печальный рассказ, но я не жду, что вы взвалите мои проблемы на свои плечи.

– Эмили…

– Я видела, как он стащил Кэтрин с лошади и задушил, а я… просто стояла там. Когда же он поднял глаза и увидел меня, я побежала. Нет, не к властям и не за оружием. Я убежала… вот и все. – Она помолчала, глядя на Натаниела, возможно, надеялась, что он ее остановит, но граф молчал, и Эмили продолжала: – Я знала, что это будет всего лишь мое слово против его слова. И по многим причинам ни один судья, ни присяжные, состоящие из равных ему, не станут меня слушать. И в этом смысле ничего не изменилось.

– Кажется, мы здесь все равные ему, – сухо заметил Гривз.

– Ваша светлость, вы и ваш друг женаты на моих лучших подругах, так что вы не в счет, – возразила Эмили. – Но я-то не из аристократического рода. На самом деле… я полная противоположность аристократии, поэтому прошу вас держаться от такого дела подальше. Никто вас за это не поблагодарит.

– Эм, это не лучший способ просить о помощи, – заметила София.

Эмили со вздохом взглянула на подругу.

– София, дорогая, я не прошу вас о помощи, правда не прошу. Эбберлинг – маркиз, у него есть власть и деньги, и он собирается жениться на еще больших деньгах. А твой Адам и Китинг женились на девушках, с которыми им, вероятно, не стоило связывать свою судьбу. И как бы они ни любили своих жен, это все же повредило их репутации. А я простая девушка из «Тантала». Наемная работница. – Она взглянула на Хейбери. – Скажите, вы бы стали рисковать «Танталом» ради одной из девушек, работающих на кухне? Вы позволили бы Диане пойти на такой риск?

– Если вы не хотите нашей помощи, тогда зачем мы здесь? – проворчал Китинг Блэквуд, вставая. Он отошел к ближайшему окну и повернулся ко всем спиной.

Эмили же вновь заговорила:

– Лорд Уэстфолл попросил вас прийти, чтобы убедиться, что вы никому не обмолвитесь о том, кто я такая и где нахожусь, вот и все. Да, это все, о чем я прошу. Прошу лишь о молчании…

Именно это она и получила в ответ – молчание. Очень долго никто не произносил ни слова. И все сидели, глядя в пол. Тишина… Ужасная тишина. Но она ведь сказала им правду… Сказала самые правдивые слова, какие ей когда-либо доводилось произносить. И она отказывалась чувствовать себя виноватой из-за того, что произнесла эти слова. Более того, она этим гордилась. Да, она находилась в отчаянном положении и снова возвращалась к одиночеству, но у нее была гордость.

Эмили в очередной раз обвела взглядом присутствующих. Только на Натаниела она не смотрела: боялась увидеть в глубине его светло-зеленых глаз облегчение – облегчение от того, что предоставила ему возможность выйти из этой истории и уйти от нее.

Наконец Оливер Уоррен, маркиз Хейбери, медленно поднялся с кресла, подошел к буфету и выбрал себе пухлый пончик, обсыпанный корицей. Потом снова сел, разрезал пончик на две половинки и обе намазал маслом.

– Семь лет назад, уже почти восемь, – проговорил он с невозмутимым видом, – у меня была возможность совершить благородный поступок по отношению к одной молодой леди, которая была одинокой, покинутой, осталась без средств и застряла в чужой стране. Но она повернулась ко мне спиной, и я, чуть ли не выпрыгнув из окна ее спальни, сбежал. Теперь я на ней женат, но это уже другая история… А говорю я все это вот почему… Когда я вспоминаю тот день, мне становится ужасно стыдно, и в такие минуты я сам себе отвратителен. Тогда я думал, что поступил благоразумно, но сейчас, оглядываясь назад, я уверен в обратном. И я точно знаю, что больше никогда так не поступлю.

– Так кто же вы такая? – проговорил Гривз, пристально глядя на Эмили. – Вы сказали, что вы «простая»… Кто же вы?

– Довольно, Гривз! – прорычал Натаниель, сжимая кулаки.

– Ваша светлость, мой отец был браконьером, – ответила Эмили. – А мать работала прачкой в гостинице «Голубая голубка» – стирала белье для путешественников, которые там останавливались.

– Гм… и вы говорите, сейчас вы… девушка из «Тантала»? Вы же умеете читать и писать, не так ли? И, наверное, научились танцевать. Бьюсь об заклад, что вы даже играете на фортепиано.

Эмили казалось, что ее разрывали на части. Тяжело вздохнув, она кивнула.

– Да, именно так.

– Уэстфолл сказал, вы были гувернанткой у сына Эбберлинга. Почти три года. Это правда?

Она снова кивнула.

– Да.

– Тогда извините меня, Эмили, но это вовсе не похоже на «простую девушку».

Тут Блэквуд, по-прежнему стоявший у окна, резко развернулся и, вскинув руку, проговорил:

– Я убил мужа своей любовницы. Пусть это была самозащита, но людей вешали и за меньшее. А потом я похитил невесту одного пастора – увел ее прямо из церкви, где они венчались. И поэтому… В общем, тем, кто живет в стеклянном доме, не стоит бросаться камнями. Так что я в деле.

София обняла Эмили за плечи и усадила обратно в кресло. Ласково посмотрев на нее, сказала:

– Эм – сестра Кэмми и моя сестра. А также сестра Дженни и Дианы. Мы тоже в деле.

Приподнявшись в своем кресле, Лоуренс пробормотал:

– Я идиот, но и я хочу сделать что-нибудь… правильное. Я буду помогать.