– А чертов ублюдок Кард потом позволяет себе перелагать это на свой собственный безумный язык.

Натбим выуживал новости из коротковолнового приемника, который зудел, как будто страдал мигренью. Когда эфир был чист, он вещал тенором, когда при Северном сиянии появлялись электростатические помехи, рычал. Натбим, едва не лежа на столе и прижимаясь ухом к динамику, ловил подвывающие иностранные голоса и переиначивал рассказанное ими в соответствии со своим сегодняшним настроением. Ручка, регулирующая громкость звука, сломалась, и он поворачивал ее вставленным в гнездо кончиком столового ножа. В его уголке даже пахло, как в радиомастерской – пылью, разогретым металлом, деревом, электричеством, временем.

– Только затем, чтобы оградить тебя от обвинений в плагиате, старичок.

Натбим горько рассмеялся.

– Вижу, ты опять взял себя в руки, ньюфский навозный жук. – Он наклонился к Куойлу. – Да. Очень хитроумная защита от обвинений в плагиате. Каждая фраза так изобилует типографскими ошибками, что и авторы оригиналов никогда бы не узнали свои собственные тексты. Позволь мне привести несколько примеров. – Он покопался в папках и выудил потрепанный листок. – Я прочту тебе один из его бредовых перлов, просто чтобы стало ясно. Первый вариант – то, что написал я, второй – то, что появилось в газете. «Бирманские владельцы лесопилки и представители Рангунской строительной корпорации встретились во вторник в Токио, чтобы обсудить согласованный подход к развитию рынка тропической твердой древесины, как внутреннего, так и внешнего». А вот что сделал из этого Кард: «Бурнусские лесорубы-хозяева в среду возле Токио связались с Организацией конкурентов-рейнджеров, чтобы установить наценки на трофическую древесину внутри и снаружи».

Он откинулся на спинку своего скрипучего стула и швырнул листок в корзину для бумаг.

Терт Кард почесал голову и стал изучать свои ногти.

– В конце концов, это всего лишь украденная тобой выдумка, – сказал он.

– Сейчас, Куойл, тебе это кажется забавным, ты улыбаешься, – сказал Натбим, – хотя и пытаешься спрятать улыбку, прикрыв рот ладонью, но подожди, пока он так же испоганит твой текст. Я прочел это для примера, чтобы ты знал, что тебя ждет впереди. «Фанера» превратится в «конуру», «рыбак» – в «судака», а «Ирландия» – в «Исландию». И такому человеку Джек Баггит доверил содержание нашей газеты. Ты, разумеется, спросишь – почему, как спрашивал себя и я долгими бессонными ночами. Джек считает, что опечатки Карда придают газете юмористический шарм. Он говорит, они – лучше, чем всякие там кроссворды-ребусы.

Дальний угол комнаты был огорожен барьером из древесно-стружечной плиты.

– Это кабинет Джека, – пояснил Кард. – А это – твой уголок, Куойл. – Кард сделал величественный жест. Стол, половина картотечного шкафа – его спиленную верхушку прикрывал фанерный лист, – телефонный справочник Онтарио 1983 года, вертящееся кресло с одним подлокотником. Возле стола – лампа из тех, какие можно было увидеть в гостиничных вестибюлях тридцатых годов, толстый красный провод, похожий на крысиный хвост, вилка величиной с бейсбольный мяч.

– Чем я буду заниматься? – спросил Куойл. – Что мистер Баггит намерен мне поручить?

– Ну, этого никто, кроме него самого, не знает. Он хочет, чтобы ты сидел смирно и ждал его возвращения. Сам и скажет тебе, чего он от тебя хочет. Просто приходи сюда каждое утро, в один прекрасный день он объявится и все разъяснит. Просмотри пока старые выпуски. Познакомься с «Балаболкой». Поезди вокруг, освой все четыре наши дороги. – Кард отвернулся и трудолюбиво склонился над компьютером.

– Ну, мне пора на выход, – сказал Билли Притти. – У меня интервью с парнем, который плетет браслеты-амулеты из усов лобстера на экспорт в Гаити. Я позаимствую твой пикап, Кард? У моего выпускной клапан барахлит. Жду, когда пришлют новый.

– Вечно ты ждешь запасных частей для своего драндулета. В любом случае мой сегодня плохо заводится. И заглохнуть может в любой момент.

Билли повернулся к Натбиму.

– Я сегодня на мотоцикле. Хочешь – бери, – предложил тот.

– Лучше уж я пешочком, чем ломать ноги на этой рухляди. – Билли Притти откашлялся и посмотрел на Куойла. Но тот уставился в окно. Он был здесь слишком новым человеком, чтобы участвовать в подобных перепалках.

– Ну, ладно. Я потопал. Тут всего-то каких-нибудь восемнадцать миль в один конец.

Минуту спустя они услышали, как он, изрыгая проклятия, громоздился на дребезжащий мотоцикл.

А еще полчаса спустя отбыл и Терт Кард: завел свой пикап и плавно отъехал.

– Пьянствовать поехал, – весело сообщил Натбим. – Сейчас купит очередной лотерейный билет, а потом хорошенько наберется. Заметь, что пикап у него заводится только по его команде.

Куойл улыбнулся, рука взметнулась к подбородку.

Остаток дня и остаток недели Куойл провел, листая старый телефонный справочник и читая подшивку выпусков «Балаболки».

Газета представляла собой сорокачерырехстраничный таблоид, напечатанный на тонкой бумаге. Шесть колонок, скромные заголовки, тридцать шестой кегль – для сенсаций, а обычно – какой-то добротный, но незнакомый шрифт из категории «sans serif». Новостей очень мало, и устрашающее количество рекламы.

Такого количества рекламы он никогда в жизни не видел. Объявления лесенкой спускались вдоль обеих боковых сторон каждой полосы, а новости были зажаты на оставшейся между ними площади, имевшей форму вазы. Несколько топорных, в две-три строки, объявлений заполняли пустоту в середине. «Никаких платежей до января!», «Никаких предварительных оплат!», «Никаких процентов!». Видимо, эти призывы касались всего, что рекламировалось: винилового сайдинга, резиновых штемпелей, страхования жизни, фестивалей фольклорной музыки, банковского обслуживания, веревочных лестниц, сетей для подъема грузов, корабельной оснастки, прачечных услуг для судов, шлюпбалок, выступлений рок-ансамблей в Сноуболл-холле, настенных часов, дров, услуг по возврату налогов, покупки домкратов, срезанных цветов, глушителей для грузовиков, надгробных плит, бойлеров, сапожных гвоздей, щипцов для завивки волос, спортивных штанов для пробежек, снегоступов, танцев в «Моржовом плавнике» под аккомпанемент аккордеонного виртуоза Артура, подержанных снегоходов, жареных цыплят, футболок, обслуживания нефтяных вышек, газовых грилей для барбекю, венских сосисок, полетов в Гусиную бухту, специальных блюд в китайских ресторанах, перевозки сухих грузов, спецблюда ресторана «Норвежский закат» – бокала вина со свиной отбивной, – программы переподготовки для рыбаков, ремонта видеомагнитофонов, обучения операторов тяжелого оборудования, автопокрышек, ружей, канапе, замороженной кукурузы, желатина, танцев в баре «Дядюшка Демми», керосиновых ламп, починки лодочных корпусов и крышек люков, чая в пакетиках, пива, распилки древесины, механических метел, слуховых аппаратов.

Куойл прикинул, какая часть площади отдавалась рекламе. «Балаболка» наверняка делала неплохие деньги. И кто-то в ней должен был быть большим мастером по этой части.

Он спросил у Натбима:

– Рекламой занимается мистер Баггит?

– Нет. Терт Кард. Это входит в его обязанности ответственного секретаря. Хочешь верь – хочешь нет. – Усмешка сквозь усы. – И все тут не так хорошо, как кажется.

Куойл снова принялся листать газету. Поморщился, глядя на снимки разбитого автомобиля на первой полосе. Истории об изнасилованиях – три или четыре в каждом выпуске. Белые медведи на плавающих льдинах. Корабельные новости выглядели незамысловато – просто список судов, прибывших в порт. Или отплывающих.

«Голодные мужчины» – ресторанный обзор Бенни Фаджа и Адониса Колларда под двумя смазанными снимками. Лицо Фаджа казалось сделанным из грубо слепленных мясных обрезков. У Колларда кепка была низко надвинута на глаза. Куойл читал, поеживаясь.