Подходит к парню ближе и застывает на несколько секунд, смотря на мирного спящего шатена, который сейчас и вовсе не похож на убийцу, скорее, на милого котеночка. Белова встряхивает головой и отгоняет эти мысли.

Он — цепи. А она хочет быть свободной.

Почти молниеносно касается своим оружием его шеи и медлит, пока глаза Никиты не распахиваются и не хватают за руку, в которой зажаты эти несчастные ножницы, упирающиеся в мягкую плоть. Немного надавить и…

Глаза Никиты совершенно не излучают страха. Он не боится смерти. Он с ней уже подружился. В глазах Анастасии плещется безумие и неконтролируемая злоба, за которой скрывается приближение новой истерики. Если она сделает это, то станет легче, потому что так жить нельзя. Ей уже больше нечего терять. Себя она уже потеряла, когда захлебнулась от своей боли.

Черное на черном. Она стала похожа на него, потому что именно он сделал её такой. От прежней Насти ничего не осталось. И теперь уже совершенно плевать, что будет дальше, потому что ей глубоко плевать на Киоссе, плевать на себя, плевать на весь мир, который сейчас замер на этом моменте.

— Давай! — С вызовом прошептал Никита. — Сделай это, ну же. — Он смотрит на Белову, не отводя взгляда. В карих глазах только пустота, в серых — отлично отыгранное безразличие.

Рука против воли начинает предательски дрожать и девчонка до боли стискивает зубы, пытаясь справиться с собой. Это выход. Никита не заслуживает жизни, он убил столько людей и не жалеет об этом. Это правильное решение. Никто больше не должен погибнуть из-за него. Для Насти это станет последней каплей. Малышка сейчас на грани. Внутри кипит что-то невероятное, её губы посинели, а рука дрожит под пальцами Киоссе.

— Мне нечего терять, слышишь? — Прошипела девчонка. — Я убью тебя. Я сделаю это!

— Давай! Смелей! — Он крепче сжал её запястье и слегка надавил себе на горло. Появилась царапина, из которой вытекла струйка его крови.

Белова дрожала всем телом, словно в лихорадке. Она переводила взгляд с руки на струйку крови, что уже испачкала его футболку. Никита совершенно не показывал своих эмоций и от этого малышку трясло еще сильнее, потому что тормоза срабатывают слишком внезапно. Настя завороженно смотрит на то, как Киоссе медленно разжимает её пальцы и достает ножницы, пристально наблюдая за её реакцией. Они оба понимают, что как бы сильно она не ненавидела его, Белова не убийца. Для этого у неё точно смелости не хватит. Даже, если это Никита. Не человек. Ублюдок.

Она не сможет переступить эту грань. Хоть и попыталась.

Киоссе знает её. Он знает, что ей больно, но даже боль не способна сделать из неё убийцу. В ней слишком много света и никакая боль не сможет затмить этот свет. Никита сам пытался сломать её, но она слишком крепкий орешек, который ему не по зубам. Придется признать. Любая бы другая на её месте уже не выдержала бы и наложила на себя руки где-нибудь в ванной, а она сильная, она терпит его выходки, хоть и не легко.

Никто не влиял на Никиту так сильно, как влияет на него это хрупкая брюнетка.

— Ты ведь не убийца, Белова. Мы оба это знаем. — Тихо прошептал шатен. — Ты ведь не я, верно?

Белова не без труда смогла высвободить своё запястье из его ладони и отошла на безопасное расстояние, хоть и понимала, что стены этой комнаты для неё абсолютно чужие и не спасут от ночного кошмара, что лежит напротив.

— Отпусти меня, слышишь? — Требовательно произносит брюнетка.

Безумие в её глазах исчезло, хотя всё внутри, действительно, перевернулось.

— Отпусти меня, и я всё забуду, обещаю, ты слышишь? — Даже когда она просила его отпустить её Белова оставалась сильной. По крайнее мере, ей хотелось выглядеть такой в глазах Никиты

— Нет. — Просто ответил шатен. — Ты же все равно вернешься. — Он кольнул её в самое болезненное место. Белова всегда возвращалась к нему, как по замкнутому кругу и освободиться никак не получалось.

Настя стойко выдержала безразличный взгляд и скрипнула зубами от ярости, что начинала переполнять всё её существо. Киоссе всё еще играет с ней, как с чертовой игрушкой, давит на больное, наносит новые раны поверх старых. Беловой казалось, что в ней больше не осталось ни единого живого места.

Нельзя было описать, как Белова ненавидела Киоссе: его красивые карие глаза, которые, казалось, меняли свой цвет в зависимости от настроения. К слову, сейчас они были светло-карими, что говорило лишь о том, что Никита спокоен. Она ненавидела его ехидную улыбку на красивых губах, за которыми скрывались идеальные белые зубы, она ненавидела его голос, от которого её просто выворачивало наизнанку. Властный. Громкий. И умеющий её убивать. Настя ненавидела его целиком и полностью, медленно сходя с ума от этого. Его ничего не берет. Абсолютно ничего. Он непробиваемый кусок ублюдка, который только рад смотреть на её страдания.

— Я всё равно уйду, понятно тебе? — Зло зыкнув на него взглядом, прошипела Белова. — Хватит мне беспорядочных, грязных поцелуев. Я сыта ими по горло. Меня тошнит от твоего вида, черт возьми. Почему ты по земле-то ходишь до сих пор?

— Поверь мне, Белова, я знаю, что ты врешь!

Настя снова подавилась воздухом, резко заткнувшись. Этот чертов манипулятор был слишком самоуверен и это бесило до чёртиков, потому что Настя было совершенно уверена в своей правоте: её тошнит от Никиты, она так сильно ненавидит этого человека, что готова кричать ему об этом прямо в морду, чтобы до него, наконец, дошло, что Белова не связана с ним узами вечной любви . И никогда не будет. Даже после смерти.

— Пластинку заело? — Зло выплюнула Настя, скрестив руки на груди. — Ты всё время говоришь, что я вру, но ты ни черта не знаешь, что я чувствую, когда нахожусь с тобой в одном пространстве.

Это чувство называется отвращение.

— Белова, я уже говорил, что мне плевать на твои чувства. — Никита начинал злиться. — Но твоё наглое вранье уже тоже поперек горла.

— Я не вру! — В протест закричала брюнетка, пытаясь отстоять свою точку зрения. — Ты мне противен!

— А давай, проверим? — Весь воздух мгновенно заканчивается, но Белова держится, прекрасно понимая, что показывать страх не нужно, потому что Киоссе цепляется за её эмоции, за её реакцию, а значит, что нужно показать своё истинное безразличие ко всему происходящему.

Никита медленно, даже слишком медленно, поднимается с кровати и направляется в её сторону. Она ведь справится с ним. верно? Его шаги эхом отдавались в сознании, она стойко держала маску, поджав потресканные губы. Ей действительно хотелось ему доказать, что он не прав, что она, черт подери, не влюблена в него. Вообще ни капельки.

И вот он уже дышит ей на лицо, стоит непростительно близко и Белова чисто инстинктивно делает шаг назад, но его руки не дают ей сбежать от такого тесного контакта. Киоссе совершенно уверен, что малышка долго не станет сопротивляться, потому что её тело давно не получало ласки.

Он нарочно делает всё медленно и аккуратно, мягко касаясь подушечками пальцев её щеки и Белова так хочет его ударить, но её руки уже в плену Никиты, он нежно касается её ладони и переплетает их пальцы крепко-накрепко, пристально смотря на реакцию сероглазой.

— Тебе не нравится, ведь так? — Тихо прошептал Никита без издевок, но Насте показалось, что её закинули в ледяную ванну ,и в ней же утопили, когда теплые, непривычно теплые, пальцы Никиты провели по её нижней губе. — Не нравится?

— Нет! — Сквозь сжатые челюсти, прошипела Настя. — Убери руку, пока я её не сломала!

Смешок. Выглядит неприступно? Только сильнее заставляет Никиту действовать, вжимая её хрупкое тельце в себя и заставляя упереться руками в грудь, в попытке сделать расстояние между ними максимально большим. Тщетно. Вляпалась, называется. Ну почему так происходит каждый хреновый раз? Он каждый раз думает только о том, как бы её трахнуть, но совершенно не думает о том, что чувствует от этого эта малышка. Ему важно только тело. Не душа. Только тело, которое бы выгибалось под ним, просило трахать глубже, срывая голос нахуй. Он хочет именно этого. Он хочет её тело, а на чувства наплевать. Это раздражает сильнее всего, потому что она начинает чувствовать себя его шлюхой: всегда доступной и абсолютно бездушной. Личной шлюхой Дьявола. Игрушкой. Марионеткой. Не важно.