– 

О чем ты? Никто не появился в моей жизни. Нет. Никого нет. Горизонт как всегда безмятежно чист. Я чаще теряю тех, кто рядом со мной, чем приобретаю новых. Просто мало спала. Просто не выспалась. Но это не очень важно в данный момент…

– 

Ну почему же не важно? Ты совершенно не заботишься о своем здоровье… Вот объясни, по какой причине ты так рано поднялась? Чем ты могла заниматься так рано, что заставила свой организм испытать стресс раннего пробуждения? Я уверен, что раннее пробуждение – это жуткий стресс и для тела, и для мозга, и для эмоционального состояния, наконец!

– 

Поднялась я по уважительной причине. И это не было моим решением. Да и стресс это был не очень сильный, если сравнивать… Разбудил меня телефонный звонок…

– 

Вот! Сколько раз я тебе говорил, что эта твоя затея с телефоном ни к чему хорошему не приведет. И именно по этой причине мы и не хотим ставить телефон. Самые близкие всегда могут позвонить по мобильному телефону или просто прийти в гости. А те, кому нужны только стационарные телефоны, в жизнь привносят только суматоху. Могу поспорить, что ты отключаешь свой мобильный на ночь, а стационарный всегда работает. Вот из-за этого ты и не выспалась.

Девушка посмотрела в окно и обречённым голосом повторила:

– 

Не ставить телефон – это, конечно, хорошая идея. Жаль, что я это поняла слишком поздно… Конечно, мобильный телефон я чаще всего отключаю на ночь. Ты прав. Есть такой грешок. А домашний… Никогда не думала, что и его можно отключить. Глупо, наверное, с моей стороны. В конце концов, не в телефоне дело.

– 

Почему же не в телефоне? Ты же не выспалась именно по этой дребезжащей причине? Не по мобильному же тебе позвонили?! Давай ты для начала все-таки выпьешь чашку кофе с сахаром и пряниками. Может быть, это тебя взбодрит? А то у меня ощущение, что я с эхом беседую. Каждая твоя фраза почти полностью повторяет мою.

Алёна посмотрела на свою чашку, в которую ее собеседник всыпал три ложки сахара. «Я же не пью сладкий кофе», – подумала девушка, но промолчала и сделала хороший глоток. Молодой человек тоже сделал глоток, поморщился и добавил еще ложку сахара в свою чашку.

– 

Знаешь, я как-то никогда не замечал, что Ната любит читать журналы. Я тут три купил, она вчера попросила. Ты только представь меня в газетном киоске! Я стоял напротив этих глянцевых журналов и пытался понять, какой идиот придумывает для них заголовки: «Как выйти замуж и остаться счастливой», «На какого кота он похож? Секс-правда про мужчин». Ты ведь тоже не читаешь эти шедевры? По крайней мере, я не помню, чтобы видел их в твоем доме. Сейчас принесу – оценишь…

«Ну вот. Теперь разговор все-таки попадет в нужное жесткое русло», – девушка почувствовала, что к горлу подступает комок, колючий и горячий. И прежде, чем мужчина успел встать, Алёна поймала его руку и притянула обратно к столу. Новость так сильно давила на девушку, что ей хотелось прокричать ее собеседнику, сбросить ее как ненужный груз. Фёдор удивлённо посмотрел на подругу, но послушно опустился на свой стул.

– 

Федя, журналы больше не нужны.

«Вот так все просто и понятно: журналы больше не нужны, – подумала Алёна – И больше не надо ничего говорить. Федя теперь все поймет сам».

В глазах мужчины промелькнула тень страха. Но, видимо, его разум не хотел принимать логичного объяснения и пытался найти другие причины изменившегося положения с журналами. Конечно, это был банальный страх перед неизбежным. Человеческий разум не способен сразу принять и осознать жестокую действительность. Он постоянно начинает защищаться, придумывать оправдания. Это схоже с ситуацией, когда лавина сходит с горы, на которой вы находитесь – прятаться вам уже поздно, но и сидеть, сложа руки, тоже не получается.

– 

Наташу выписывают? Ты была у неё? Когда именно? – пытался схватиться за ускользающую ложь ее друг. – Неужели ты была у нее сегодня? Так рано?

– 

Нет. Её не выписывают. Ей теперь ничего не надо, даже выписка. Наташи больше нет. Она ушла. Далеко ушла. Навсегда. Она больше не будет читать журналов ни этих, ни каких-либо других. Не надо журналов, – все это Алёна постаралась проговорить быстро, как будто пытаясь скинуть с себя всю ответственность. Слова по своей жестокости напоминали пули снайперской винтовки. Настоящий стрелок никогда не выбирает скорострельного оружия, его действия отточено, быстры и беспощадны, ему достаточно одно патрона. Ей показалось, что сейчас она слишком жестока по отношению к другу, но по-другому ей было бы сложно до него достучаться.

Федор смотрел в глаза девушки и пытался найти в них что-то такое, что смогло бы доказать её ложь. Но она говорила правду. Правду, которую никто не хочет говорить, никто не хочет слышать, никто не хочет принимать. Правда, в которую никто не хочет верить до последней секунды, до недосказанного слова, до неопущенных ресниц.

– 

Скажи, что ты шутишь, – с дрожью в голосе произнес Фёдор, – Ты шутишь? Шутишь?

– 

Разве я когда-нибудь шутила подобным образом? Что ты сейчас говоришь? Думаешь, что мне легко? Мне позвонили в 5 часов. Представляешь? И именно на домашний телефон. Я поехала в больницу. К её заболеванию добавились какие-то проблемы с кровью. В 4 часа утра её не стало. Они ничего не смогли сделать.

– 

Это неправда!

– 

Правда. Я тоже хочу, чтобы этот день не начинался! Я тоже хочу вернуться в тот момент, когда вчера вечером приняла душ и легла спать. Хочу забыть ту секунду, когда зазвонил телефон, когда услышала слова медсестры… Я тоже хочу, что бы Натали была с нами: здоровая, веселая и заводная!

– 

Нет! Нет! Нет! Ты говоришь совершенно безумные вещи. Ты ошибаешься! Вы все ошиблись, перепутали. Это с кем-то другим произошло! Не с Наташей! Не с Наташей! Ты видела ее? Может они ошиблись с пациенткой?

И тут он заплакал. Алёна больше всего боялась именно этого, но понимала, что так и должно было случиться. Ей не хотелось быть вестницей смерти своей подруги. Она не напрашивалась на эту роль. Она никого не просила о такой услуге. Не хотелось об этом узнавать первой. Но ведь Наталья с Федором так не хотели ставить домашний телефон, а она поставила! Но в жизни всегда происходит все именно так: чего больше всего боишься, то тебя и настигает. Она медленно встала, обошла стол и обняла друга.

– 

Федя, послушай меня. Это ведь намного лучше для неё. Она теперь не страдает, не плачет от боли. Наташа теперь спокойна.

Молодой человек стряхнул ее руки со своих плеч, как будто они были скользкими и противными. Так отряхиваются от гусениц и паучков, когда гуляют по лесу.

– 

Но ведь я этого не хотел! Для меня это не лучшее решение! И для нее! И для тебя! Ведь это никому не нужно! Мы ведь хотели прожить с ней очень долго. Хотели, чтобы у нас была настоящая семья: с детьми, с дедушками и бабушками, с воскресными обедами. А теперь ты говоришь, что всего этого не будет. Ты говоришь, что это намного лучше! Лучше было бы иначе! Она должна была поправиться! Должна! Ты понимаешь?

– 

Я понимаю. И я не говорю, что теперь у вас нет будущего! Просто я сообщила тебе то, что теперь стало реальностью. Ничего больше! От меня лично ничего не зависело. Я ни в чем не виновата. Прости! Я тебя очень хорошо понимаю, но такова жизнь… Все это я уже слышала много раз от других, но как же противно произносить все это самой. Это несправедливо и неправильно. Такова жизнь! Такова, но в это никто не хочет верить, когда наступает время. И я в это не верю, но говорю. И других слов подобрать я не могу. Мне противно, страшно и больно, потому что не знаю, что еще я могу сказать…

– 

Этого не должно было случиться.

– 

Верно, но мы ничего не знаем заранее. Не можем знать…

– 

Она была такая счастливая вчера… Мы уже стали строить планы… Мы так любим друг друга… любили друг друга! Я не могу это принять!