— Привет, — немного запоздало отозвался я и, не удержавшись, спросил: — Что ты здесь делаешь?
— Ты пропал на весь день, не предупредив никого. Я беспокоилась и пошла искать тебя. А ты что делаешь здесь?
— Магией занимаюсь, — сердце у меня бешено заколотилось, но, как и в случае с огнями домов, непонятно отчего: то ли от банального страха, то ли от… чего-то другого. Я вдруг ясно почувствовал, что любил эту девушку в прошлом, и моя любовь была взаимной.
— Элементарные иллюзии? — удивленно вскинула брови Дана, посмотрев в раскрытую книгу, лежавшую на голой земле. — Ты же владеешь ими в совершенстве, Локи. Зачем тебе практика?
Этот вопрос поставил меня в тупик. Я так занервничал, что непроизвольно перенес весь негатив на Дану и выпалил:
— Если я занимаюсь этим, значит, мне это нужно, а зачем именно, не твоего ума дело, ясно?
Дана печально вздохнула и виновато опустила глаза. Я понял, что не должен был в таком тоне говорить с ней, и потому поспешил принести извинения:
— Прости. Не знаю, что нашло на меня. Видишь ли, сейчас я переживаю не лучшие дни своей жизни, вот и срываюсь на всех подряд.
Едва эти слова сорвались с моих уст, я тут же пожалел об этом, испугавшись, что Дана захочет узнать, по какой причине я переживаю «не лучшие дни своей жизни», а ответить мне на это, конечно же, нечего, и придется опять грубить в стиле «не лезь не в своё дело». Но Дана, к моему величайшему облегчению, отреагировала совершенно иначе:
— Да, я всё понимаю, — и снова тяжелый вздох. — Последнее время ты сам не свой. Это всё из-за матери?
— Да. Из-за матери, — поспешно поддакнул я, радуясь, что Дана сама нашла объяснение моему нелогичному поведению, и одновременно лихорадочно соображая, что не так с моей матерью. Ну конечно, разве можно быть таким остолопом: моя мать — Фригга, которая бесследно исчезла!
— Эта была утрата для всех, — Дана серьезно посмотрела мне в глаза и положила свою изящную, чуть покрасневшую от холода руку мне на плечо.
Мы к тому времени уже шагали по узкой извилистой тропинке в неопределённом направлении.
— Но никто не страдает так сильно, как я, — горечь и боль в моём голосе были, разумеется, сфабрикованы, поскольку в действительности я не испытывал ровным счетом никаких чувств по поводу исчезновения Фригги.
Нет, умом-то я понимал, что это плохо, но сердце оставалось равнодушным к данному факту. К тому же я знал, что Фригга находится в безопасности, и ей ничего не угрожает.
Более всего пугало то, что сейчас Фригга для меня — просто женщина, правительница галактики, лидер Агентов Света, да кто угодно, но только не мать. Ведь как человек она для меня в данный момент ничего не значила. А должна была значить, и значить очень многое.
Интересно, какие у нас были отношения в прошлой жизни? Любила ли она меня, как сына, или просто терпела рядом с собой, боясь подорвать свою репутацию доброго и всепрощающего человека? Я очень надеялся, что всё же любила, искренне. А сам-то я как к ней относился до того, как мне стерли память? И снова загадка. Как много ещё было в моей жизни белых пятен, которые рано или поздно придется заполнить тем или иным цветом…
Проблема усугублялась тем, что сама Фригга, если верить Рэю, тоже ничего не помнила о своём прошлом, в том числе и обо мне. А значит, нам придется строить отношения с чистого листа, не имея ни малейших подсказок о том, как именно следует себя вести. А то, что я выгляжу точь-в-точь, как новоявленный муж Фригги, покажется женщине, по меньшей мере, странным.
— Да, наверное, — согласилась со мной Дана. А я между делом уже и позабыл, что именно говорил ей, увлекшись раздумьями. — Как ты думаешь, Локи, она жива?
— Не знаю, — пожал плечами я и добавил: — Надеюсь на это, но ты же знаешь, как бывает больно, когда надежда не оправдывается.
— А если твоя, нет, наша общая надежда всё-таки оправдается, ты будешь невообразимо счастлив, — попыталась приободрить меня Дана. — Но всё же надо быть реалистами: шансов на это очень немного.
Я послушно кивнул, уяснив уже, что чем реже буду открывать рот, тем лучше. Но Дана не позволила мне придерживаться этой тактики, решив разговорить меня во что бы то ни стало.
— Так странно. Я люблю Фриггу, наверное, даже больше, чем свою родную мать, хотя практически ничего не знаю о ней. Мы с ней очень редко разговаривали, и теперь, кода она исчезла, я очень сожалею об этом. Расскажи мне о ней, пожалуйста. Всё, что помнишь.
Вот такой поворот событий мне решительно не понравился. Если бы не чистые, подернутые печалью и скорбью глаза Даны, я бы предположил, что девушка подозревает, что я это не совсем я (если вы понимаете, что я имею в виду), и хочет вывести меня на чистую воду, задавая провокационные вопросы. Что я, в самом деле, помню о Фригге? То, что она Лидер Агентов Света, правительница галактики, моя мать и возлюбленная Рэя. Всё! На этом известная мне информация иссякает. Но я не позволил панике завладеть своим сознанием, взял себя в руки и решил, что обязательно выкручусь из этой затруднительной ситуации.
Я, прикрыв на мгновение глаза, сглотнул, имитируя тугой комок в горле, и произнес, стараясь, чтобы мой голос звучал правдоподобно, а мимика лица и жестикуляция соответствовали тому, что я говорю.
— Не могу, Дана, прости. Мне слишком больно вспоминать о ней, больно произносить её имя… — по щеке у меня скатилась искусственно вызванная слеза.— Лучше забыть, стереть из памяти. Тебе должно быть знакомо это чувство, — сочиняя последнее предложение, я умело использовал полученную от Тора информацию о том, чтобы Дана стёрла себя память из-за серьёзной психологической травмы.
— Да, я понимаю тебя как никто другой, и потому понимаю также, что ты все время думаешь о ней, хоть и рад был бы забыть. Не надо держать свои чувства в себе, от этого будет только хуже. Расскажи мне всё, что причиняет тебе боль, и увидишь, сразу станет легче.
Дана смотрела на меня с таким искренним состраданием, что на какое-то краткое мгновение мне захотелось взять и рассказать ей всю правду. Рассказать о том, что я почти ничего о себе не знаю, о том, что «Чёрный Квадрат» готовит крупномасштабную операцию по внедрению своих людей в ряды Агентов Света, о том, что мой брат Тор почти полностью подчинен Нике и готов пойти на убийство сотен детей ради повышения, о том, что сам я, по сути, подчиняюсь Рэю, восставшему из мертвых в моём обличие. В общем, обо всём, что действительно меня тревожило. Но я сумел сдержаться. Разум обуздал спонтанный порыв души.
«Я не должен раскрывать себя», — сказал внутренний голос. — «Если мою тайну узнает Дана, она непременно расскажет все Агентам, и тогда даже страшно подумать, что сделает со мной Рэй».
Нет, откровенничать было нельзя ни в коем случае, и оттого мне становилось ещё тяжелее. Сейчас мне как никогда нужен был человек, которому я действительно мог рассказать всё, а он бы выслушал и проявил сочувствие, оказал бы моральную поддержку.
Но такого человека не было. Конечно, я мог бы рассказать о своих глубоких страданиях и тревогах Рэю, который и так всё знает, но разве я получил бы в ответ душевный отклик? Очевидно, что нет. Рэй бы мрачно усмехнулся и сказал что-то вроде: «Ты слишком много уделяешь внимания своим глупым подростковым эмоциям. Выкинь эту чушь из головы и сконцентрируйся на деле, если не хочешь потерпеть поражение». Нет, ждать от Рэя теплоты и сострадания — это все равно, что хвататься за глыбу льда, в надежде согреть об неё руки.
Я чувствовал себя очень одиноким и… потерянным. Нет ничего страшнее, чем потерять самого себя, теперь я знал об этом не понаслышке. Всё вокруг, даже искренне сопереживающая мне Дана, было для меня в какой-то степени враждебным. Всех нужно остерегаться, ото всех нужно таиться.
Я, улетая с Арии, думал, что здесь, на базе, будет всё по-другому, но в сущности ничего не изменилось, лишь ещё больше запуталось. Пока я работал на станции, всё было предельно ясно: все сослуживцы — мои враги. А как быть с Агентами Света? Со Звёздным Патрулем? С Даной? Вроде бы, они мои друзья и единомышленники, готовые помогать и поддерживать, но открыться я им не могу и потому вынужден лгать и притворяться. Но разве настоящий друг имеет право так поступать? Всё было слишком сложно, некрасиво и неправильно.
