Чтобы было веселее, процесс «спасения» почти всегда сводился к чему-то глупому и нелепому: к примеру, станцевать всем офисом или взяться за руки и водить хоровод вокруг директорского стола. Один раз я заявил, что аномалия действует только на тех, кто касается ногами пола, и, естественно, запретил по нему ходить. Несчастные сотрудники передвигались, прыгая по шкафам и столам, а я с трудом сохранял серьёзную мину.

Конечно, всегда находились умники, которые возмущались: «Что за идиотизм? Я генеральный директор фирмы и кривляться не собираюсь!». На что я, притворяясь испуганно-разозленным, говорил, что это единственный путь к спасению. Если мне не верили, меня выручала коронная фраза: «Ну что ж, отлично! Не верите, и пожалуйста! Я из кожи вон лезу, чтобы вас спасти, и что получаю вместо благодарности? Не хотите меня слушать, как хотите! Когда ваше сердце остановится навеки, станет ясно, кто из нас был прав!». Эта фраза всегда работала на ура. После неё уже никто не решался артачиться, и все покорно выполняли то, что я им придумывал.

В конце шоу я почти всегда признавался, что это обычный розыгрыш. Реакция была непредсказуема. Некоторые злились чуть ли не до посинения, но поделать со мной ничего не могли, а другие вместе со мной смеялись над шуткой и даже благодарили за то, что я скрасил их скучные будни.

Свою последнюю проделку я запомнил очень хорошо. Дело было на шоколадной фабрике, в самый разгар рабочего дня. Объявив испуганным работникам о наличии на территории их предприятия мощнейшей аномалии, представляющей серьёзную угрозу жизни, я приступил к разъяснению плана действий, который придумывал по ходу дела:

— Значит так! Всё, что я сейчас скажу, наверняка покажется вам бредом, но уверяю вас, спасти свои жизни вы сможете только так, — начал я со своей обычной вводной фразы. — Вся опасность этой аномалии состоит в том, что она сильно отравляет воздух. Отравиться можно не только при дыхании: ядовитые газы проникают в организм и через кожные покровы, не закрытые одеждой, а это значит, что, прежде всего, вы должны защитить свою кожу.

— Но как мы это сделаем? — робко спросил один из сотрудников, крепко сжимая во вспотевшей ладони шариковую ручку, словно она могла ему чем-то помочь.

Я ждал этого вопроса, и ответ на него уже был готов:

— Вам всем, товарищи, необычайно повезло, что вы работаете не где-нибудь, а на шоколадной фабрике. В шоколаде присутствуют особые вещества, которые способны задерживать токсины и не пропускать их в организм. И поэтому вы должны намазать толстым слоем шоколада все открытые участки кожи.

— А это точно поможет? — засомневался кто-то.

— Я компетентный специалист, — в ход пошёл мой фирменный жёсткий взгляд. — Спасть людей — это моя профессия. Я знаю, что делать, а от вас требуется лишь беспрекословное подчинение. Все меня услышали? В таком случае, приступайте.

И все сотрудники как один поспешили к наполненным растопленным шоколадом бочкам, чтобы обмазать сладкой коричневой массой лицо и кисти рук. Выглядело это донельзя нелепо, и я с трудом сохранял на лице серьёзность, как, впрочем, и всегда.

Но на этом история не закончилась, потому что вскоре кто-то из толпы спросил:

— А как же быть с дыханием?

Я в ответ лишь притворно вздохнул и развел руками:

— К сожалению, с этим ничего поделать нельзя. У меня нет ни противогазов, ни даже кислородных масок.

— Может, вы эвакуируете нас отсюда, выведете на улицу? — с надеждой в голосе предложил заместитель директора.

— Нет, — резко оборвал его я. — Здание опечатано: я перекрыл все входы-выходы.

— Но зачем?

— Как вы не понимаете? Пока аномалия локализована, с ней справиться гораздо легче. Если же мы нарушим герметичность, аномалия распространится по всей планете, приобретет ужасающие формы, и мы не сможем с ней совладать. Именно по этой причине из помещения никто не выйдет.

— И что же нам теперь делать? — всхлипнула молодая сотрудница. — Медленно здесь умирать?

— Подождите, надежда на спасение есть. Один я с аномалией не справлюсь — она куда мощнее, чем мы предполагали. Нам надо дождаться помощи. Чтобы интоксикация шла медленнее, встаньте на столы, залезьте на шкафы, одним словом — постарайтесь находиться как можно выше. Ядовитые газы тяжелее воздуха, они стелются по полу. Давайте, все наверх, живее!

Сотрудники повиновались. Смотреть на простых работников в спецодежде было ещё не так весело. Забавнее всего выглядели начальники в деловых костюмах, с трудом разместившиеся на самом высоком шкафу. Жаль, я не мог сфотографировать эту впечатляющую картину для своих друзей. А в прочем, в подобных ситуациях боссы всегда выглядели глупее своих подчиненных из-за напыщенности и презентабельности, и я давно успел к этому привыкнуть.

Люди были так напуганы, что никто не догадался спросить, почему я не мажу лицо шоколадом и не лезу на люстру, раз тоже нахожусь в опасной зоне. Но даже если бы и спросили, я бы за словом в карман не полез — в таких случаях я обычно говорил, что меня защищает мой артефакт.

— Ну, расселись мы, а дальше что? Так и сидеть здесь? — спросил кто-то из начальства, пытаясь скрыть за недовольством свой страх. — Может, ты со своими свяжешься и позовешь подкрепление?

— Рад бы, да не могу. В зоне действия аномалии связи нет.

— А как же тогда остальные узнают, что мы в беде?!

— Для этого существует особый вид связи. Мысленная связь, или по-другому невербальная.

— Это как это? — чуть ли не хором спросили сотрудники.

— Очень просто. В ГалаБезе часто пользуются этим приемом. Вы должны закрыть глаза, сосредоточиться и мысленно попросить помощи у… Фригги. Да, у Фригги. Если сложно делать это мысленно, можете проговаривать вслух. Приступайте.

— И она нас услышит? — недоверчиво спросила сотрудница, вытирая слёзы краем своего фартука.

— Если все будут стараться, то услышит. Это же Фригга.

И вновь никто не посмел ослушаться. Все дружно закрыли глаза и принялись бормотать вполголоса что-то невнятное. А я, убедившись, что на меня никто не смотрит, закрыл лицо руками и принялся сотрясаться от беззвучного смеха, поскольку не мог больше сдерживаться: уж слишком это напоминало всеобщее обострение у пациентов психиатрической лечебницы. Разумеется, мысленный призыв Фригги был такой же глупостью, сочиненной экспромтом, как шоколадные маски и посиделки на шкафах, и потому, когда в коридоре послышались быстрые шаги, и в зал, где все собрались, зашла моя мать в боевых доспехах, я изумился куда больше воспрянувших духом сотрудников.

— Вы услышали нас! — радостно кричали работники. — Вы нам поможете!

— Послушайте, мне очень перед вами стыдно, — тут же обратилась к ним Фригга. — Вы оказались в таком нелепом положении по нашей вине. Примите мои глубочайшие извинения.

— А причем здесь вы? — удивился генеральный директор.

— Всё дело в том, что в Совете Галактической Безопасности работает один… трикстер, который не знает, чем себя занять. Из-за него-то и все несчастья.

— Трикстер? В Совете Галактической Безопасности? — изумленно переспросил директор (дело было на довольно-таки отсталой планете, и потому её жители почти ничего обо мне не знали).

— Ага, — подтвердил я, решив выкрутиться. — Невыносимый тип. Он всех в ГалаБезе уже до ручки довёл, а меня в особенности. Он, значит, развлекается и создает аномалию, а мне, честному сотруднику, приходится нестись сюда на всех парах и спасать положение!

— Пошли уже отсюда, честный сотрудник! — позвала меня мама, которая, кажется, никак не могла решить, что ей следует делать — сердиться или смеяться.

— Эй, а как же наша аномалия? — испугались кондитеры.

Мама молча посмотрела на меня, как бы говоря глазами: «Ты эту игру начал, ты и заканчивай. Я вмешиваться не буду».

— Аномалии больше нет, Фригга её устранила, — не моргнув глазом, сообщил я.

Тут же раздались бурные овации, а мою маму засыпали словами благодарности. Директор даже предложил нам крупную сумму денег, но мы, ясное дело, от материального вознаграждения отказались, скромно сказав, что это никакой не подвиг, а обычная для нас работа.