– Дайте руку.

Алексей протянул раскрытую кверху ладонь. Женщина приладила сверху свою ладошку и держала ее с минуту, притворив ресницы.

– Хотите встретить Новый год с нами?

– С вами – это с кем?

– С моей компанией, тут десять минут пешком.

– Да кто же меня там ждет?

– Все. Все ждут меня с другом.

– С каким?

– Какая разница, с каким. Вы хотите быть моим другом?

– Очень хочу, – сознался Алексей. – А можно – лучшим?

– Что, лучшим?

– Лучшим другом быть можно?

– А почему не сразу единственным?

– Ну, лучший – он единственный по определению. Остальные же хуже.

– Лучший про остальных просто не знает. Он для этого слишком лучший. Поехали, я покажу дорогу.

Алексей потянул рычаг, на панели приборов загорелась зеленая буква «D», джип вырулил с парковки.

– Через сто метров поверните налево, – командовала пассажирка. – Через пятьдесят метров налево. Через десять. Третий фонарь. Сейчас налево. Не туда.

– Я повернул налево! – возмущался Алексей.

– Я же показывала в другую сторону.

– Так это направо.

– Не спорьте с опытным штурманом. Развернитесь в безопасном месте.

Приехали, припарковались, втиснулись в незапертую прихожую, долго искали свободную вешалку, не нашли и бросили свои одежды на кучу других, наваленных в углу.

Заглянул в комнату: много молодых, живых лиц. Всплыло в памяти, как отмечали Новый год в общежитии лет двадцать назад.

В общаге жил Баграт. Алексей частенько заходил в гости. Порой на день – на два.

Алексей с Багратом были тогда однокурсниками. На втором курсе боролись за сердце первой красавицы. В техническом вузе на курс всего-то три дамы и было. Отличник Алексей за вторую и третью красавицу бороться не желал. Баграт с ними перебывал уже во время осенних сельхозработ. Поэтому выбора у соперников не оставалось. А у первой красавицы факультета выбор был – она предпочла комсорга. Первую красавицу звали Анастасией. Протягивая собеседнику голую от плеча руку, она настаивала, чтобы именно Анастасией, а не Настей звали ее. Красота Анастасии была точеной, но какой-то мелкой: тонкий носик, близко посаженные глаза, ровные зубки. Рот маленький, отчеркнутый яркой помадой от бледного лица, с очень подвижным треугольником верхней губы.

Алексей на почве несчастной любви с Багратом задружился, а с комсоргом поссорился. Баграт дружбу Алексея принял, но и с комсомольским лидером ругаться не стал. Дружба с активистом оказалась очень полезной лет через пять, когда первые ростки предпринимательства всходили при отделах технического творчества районных комитетов ВЛКСМ.

Баграт – жучила. Смотрит подозрительно, говорит осторожно, своего не отдаст. Воображение у Баграта приземленное: Форбсом не замечен, но в четырехместной комнате в общаге жил один, курса с четвертого. Холодильник в его комнате урчал всегда сыто. Вскоре рядом с тем холодильником пристроился первый в общаге видеомагнитофон. Весь этаж ходил любоваться проделками Фредди Крюгера. Сначала весь. А потом лишь те, у кого деньги на просмотр были. Нужные люди, конечно, бесплатно.

Алексей жил с родителями, недалеко от института, но в общаге зависал частенько. Иногда и правда там к экзаменам готовился, но чаще подготовка заключалась в разведении водой спирта «Рояль» в пропорции три к двум. Лить надо было спирт в воду. Ни в коем случае не наоборот. Если спирта было мало, то раствор загоняли в оплетенный серебряной сеткой сифон и газировали. С газированного спирта болели даже здоровые головы пятикурсников.

Как-то в новогоднюю ночь в комнатушку Баграта набилось человек тридцать. Сидели на подоконнике, на верхних ярусах кроватей – буквально на головах. Среди гостей отметилась и Анастасия – им с комсоргом выделили отдельный стул, и было сложно понять, как в переполненной до отказа комнате хватило места на свободный разворот гладкой Анастасьиной спины, на раскинутые по мужниным плечам руки и на бесконечность ноги, вынесенной из высокого разреза платья на середину комнаты. Красавица устроилась на колене мужа вполоборота ко всем, закинув ногу на ногу, и указывала висящим в воздухе острым концом туфли на просящего тост – будто милостиво предоставляла слово.

И ведь умудрялись студенты-второкурсники в этой тесноте слышать друг друга, и передавать гитару, и петь, положив руки на плечи друг друга и раскачиваясь из стороны в сторону:

В тот Новый год отчислили с факультета лишь двоих. С очень расплывчатой формулировкой: «За нарушение учебной дисциплины». По факту, за то, что из окна второго этажа громко болталась студентка. И даже не из-за громкой студентки, а из-за ее ботинка, упавшего на голову проверяющему. То ли девушка вылезла из окна на спор, то ли из пьяной удали хотела перебраться на бетонный козырек над главным входом – теперь уже сложно вообразить, что могло прийти в голову выпившей третьекурснице. Тем более если она занимается в секции альпинизма. Факт остается фактом: двоих собутыльников, которые удерживали ее за руки и пытались затянуть в комнату, от учебы отстранили. Попал в список на отчисление и Баграт – как хозяин комнаты. К счастью, выгоняли тогда лишь на год, с одновременным направлением бойцами в постоянно действующий студенческий строительный отряд. По существу, приговорили к году принудительных работ на благо родного вуза. В молодости подобные несчастья переживаются легко, через пару недель все в той же комнате провожали товарищей отбывать трудовую повинность в глубокое Подмосковье.

Ни комсорга, ни Анастасии, как установили позже, на момент новогоднего дебоша в комнате не было. Разбирая проступок нарушителей на расширенном заседании комитета комсомола, влиятельный супруг Анастасии хмурил брови, задавал сердитые вопросы и осуждающе качал головой. Баграт на все вопросы отвечал по существу, имена присутствующих вспомнить затруднялся и поэтому отделался легким выговором, даже без занесения в личное дело. В отличие от честного Арнольда, которого память подвела, он комсорга на дебоше вспомнил и тем собственную участь только усугубил.

Отчисленные за новогодние безобразия в институт, кстати, так и не вернулись: один предпочел коммерцию, а Арнольд перевелся поближе к дому – в Рижский институт гражданской авиации.

После института Алексей с Багратом редко встречались, но часто перезванивались. Продавали друг другу несуществующие вагоны сахара, серые партии видеодвоек и грузовики «двести восемьдесят шестых». Выстраивали невероятные цепочки, выторговывали себе откат натурпродуктом. Клялись в честности и полном доверии к собеседнику, но телефон следующего в цепочке посредника сообщать отказывались категорически.

Уже к пятому курсу Баграт был директором десятка фирм, и к нему обращались друзья, если надо было обналичить деньги, получить справку на вывоз валюты, растаможить автомобиль – иными словами, провести операцию, не то чтобы запрещенную законом, но предписанную к исполнению в таком неудобном виде, что соблюдение официальных инструкций становилось практически невозможным.

Алексей ни разу на посредничестве и «серых» операциях не заработал, устал от призрачных миллионов и стал строить свой бизнес по копеечке: сам приторговывал на рынке, потом расставлял по лоткам первокурсников, открыл пару палаток. Поднимал бизнес осторожно – на территории закрытых институтов и предприятий.

Начал Алексей со своего родного вуза и процветал на охраняемой территории пару лет, пока жадный проректор не удвоил арендную плату. Алексей столько платить не мог, и проректор прикрыл лавочку, отомстив несговорчивому коммерсанту увольнением за прогулы – Бальшаков числился сотрудником монтажного управления. Испорченную трудовую книжку было жалко – Алексей подрабатывал то здесь, то там с первого курса, и месяцы случайных работ сложились к пятому курсу во вполне солидный стаж.