Наконец, её рука сбавила темп, остановилась, и мешалка покинула первый чай её важного гостя.
— Прошу, — поклонилась она, передавая чашу с едко зелёной жидкостью Нару. Тот изобразил на лице немного укора, и Май покраснела.
Глупо! Кто за язык тянул?! Молча чашку подают! — отругала она себя, но, как и требовалось, спокойно заварила уже листовой чай в чайнике. Подготавливая гостю омогаси или сладости к чаю. Это были четыре маленьких пирожных из клейкой рисовой муки необычной формы и цвета: одно — круглое и жёлтое с изображением хризантемы; второе — плоское и розовое с сакурой; третье — белое с листиком; и четвёртое — бело-чёрное в форме каллы.
Нару поклонился и положил на левую ладонь шёлковый платок, чашу взял правой рукой и опустил на левую ладонь. Пригубил, понял, что он, как и положено горький и вязкий, сделал ещё два глотка и опустил платок фукуса на татами, после чего обтёр им края чащи. Обычно так делали, когда чашу требовалось передать следующему гостю, но поскольку кроме них здесь никого не было и требовалось чем-то себя занимать, пока Май возится с другим чаем, ему показалось это действие логичным. И действительно, пока он возился со всем этим, Танияма преподнесла ему другой, уже не такой терпкий чай.
Ещё горячий… — подумал он, отпивая немного зелёного чая. Запах показался ему очень приятным, но вкус по-прежнему горьковатым.
Закончив, Май поклонилась, оставляя распитие чая Нару, а себе хлопоты по небольшому сбору атрибутов.
— Вам уже рассказывали о принципах чайной церемонии? — затеял Сибуя небольшую беседу, ведь того требовали традиции церемонии, других гостей не было, поэтому он заговорил с Май. Обычно беседу начинали на ту тему, которую заявлял мастер чайной церемонии на свитке в токонома. У Нару же на шёлковом свитке виднелась надпись о наслаждении простой и чистой красотой.
— Да, — спокойно ответила Май. — ваби и саби. Ваби — это наслаждение вещами простыми, неброскими, а саби — это своего рода одиночество человека во вселенной.
— И что это, по-твоему, значит? — отставил Нару кружку, хитро спрашивая о том, о чём Танияма не особо задумывалась.
— Чайная церемония — это уединение с самим собой, нахождение прекрасного в вещах неидеальных, осознание того, что ничего кроме вселенной не вечно, а ещё не всегда закономерно, даже одна и та же чашка, выполненная одним мастером, будет иметь свою форму, независимо от того, что сделали их по одному принципу…
— В этом и выражается церемония тя-но ю… — Сибуя закончил её слова выражением «искусство чая» и гордо поднялся. — Можешь звать помощницу хозяйки. Мы закончили.
— Хорошо, — поднялась Май осторожно и уже бы пошла звать Мичи, как в облаках всей этой гармонии забыла важную деталь. — Нару, тебе ещё требуется поставить мне оценку, — с этим она поклонилась и протянула боссу маленький сложенный листок. — От одного до десяти балла… — вновь покраснела она, ощущая тепло пальцев Сибуи, которые едва не коснулись её руки.
— Если это всё, то поскорее освободи меня, дела не раскрываются сами, — проговорил он небрежно, вручив Май её оценку.
Хоть бы поставил баллов пять…— зажмурилась Танияма, опасаясь смотреть. — На большее он не расщедрится, хотя и вышло очень хорошо, я старалась… — с этими мыслями Май развернула полученную бумажку и чуть вновь не присела.
— Два с половиной балла… — выговорила она это вслух, с большим трудом сдерживая собственные руки и крик. — Два с половиной… Этой половинкой ты решил унизить меня?! — повысила она голос, едва не смяв белоснежную бумагу с чёткими каракулями Сибуи.
— Вообще-то, это моя похвала, — ответил он невозмутимо. — Вначале я планировал поставить два балла, но твой ответ убедил меня прибавить ещё половинку, — он вновь скрестил руки на уровне груди, и Танияма уже поняла, что в этой битве характеров ей вновь победы не видать. — В целом ты всё делала по инструкции, но я не почувствовал великой гармонии с самим собой, к тому же твой чай очень горький, я бы не отказался от хигаси… — он увидел баночку, где хранились сухие сахарные конфетки, но немного удивился почему Май предпочла их не предлагать.
На самом деле я немного придираюсь, — улыбнулся он одними глазами, посматривая на сдерживающуюся изо всех сил Танияму. — Я знал, что не почувствую гармонии рядом с ней, не скажу почему, но я с большим трудом сдерживаю свою энергию, ощущая её поблизости…
— Знаешь что… — выговорила она сквозь зубы. — Мари сказала, что когда готовишь чай надо представлять, для кого ты его готовишь, а я не представляю для тебя чай сладким и извиняться за это не буду, ведь как ни посмотри, а сладким тебя не назовёшь! — разозлилась она и хлопнула раздвижными дверьми.
— Тут не поспоришь… — улыбнулся он своей грустной улыбкой и присел обратно на синюю подушку. Сладким скорее был Джин… — он провёл по краю чашки указательным пальцем, пробуя ещё раз тонкие оттенки заваренного для него чая. — Но мы с Джином хоть и как две капли воды, но капли, выпавшие из совершенно разных туч, — вспомнил он брата и то, как отличались они. — Мне и, правда, подошёл бы только такой чай… — Нару слегка закусил указательный палец, вспоминая все интересные эмоции на лице Май. На этот раз он специально её дразнил, ему до заумной игры в голове хотелось увидеть эти приступы панической злобы и растерянности на её лице, всё это и делало его таким, какой он есть.
— Получается, это уберут только к вечеру… — Сибуя посмотрел на оставленные чайные приборы, подумывая, что Май после маленькой ссоры не подумает звать горничную, поэтому он спокойно уселся за свой ноутбук. Он бы палец о палец не ударил, так как уже попросил с этим разобраться Танияму, в случае неповиновения у него было время до вечера. После ужина пришла бы Мичи и расстелила бы футон, предварительно убрав из комнаты всё лишнее. Но тут на его жалобы сёдзи вновь громко хлопнули, и в комнату уже совсем не грациозно прошла Май. Она держала в левой руке медный чайник, а в правой чистую кружку.
— Вот! — ударила она кружкой по маленькому столу, за которым восседал Сибуя и, вынув из-за оби плоскую глиняную подставку, поставила на неё горячий чайник, налив перед этим своему боссу иного чая.
— Что это? — не понял её поведения Нару. — Второго шанса у тебя не будет. Хватит моё время отнимать…
— Замолчи! И пей, что дают! — огрызнулась Танияма. — Я попросила не подавать тебе больше зелёный чай, так как в нём много кофеина. У тебя больное сердце… От одной кружки в день вреда не будет, но лучше тебе воздержаться. Этот чай чёрный. Я только что его на кухне заварила. Пей, и если сильно жмёт, то вот тебе хигаси! — она подняла с татами керамическую пиалу с крышкой и так же звонко ударила ей по столу. — Наслаждайся! — развернулась она к выходу, оставшись очень даже довольной. Хотя бы удалось позаботиться об этом высокомерном создании, которое возомнило себя умнее остальных.
— Май, — посмотрел Нару на ещё не совсем заварившийся, а оттого бледный чёрный чай и обратился к своей сотруднице.
— Чего ещё? — гневно обернулась она.
— Спасибо… — поблагодарил он на редкость искренне, и у бедной Май зажгло лицо. Таким красным его ещё даже Сибуя не видел.
— Не за что! — выпалила она быстро, покидая его комнату чуть ли не бегом.
Почему снова это одинокое выражение правдивой благодарности?.. — она закрыла лицо и, оказавшись в коридоре, уселась на пол неподалёку от комнаты Нару. Ноги и те перестали слушаться, поддаваясь безумному рвению сердца. — Не справедливо! Я ничего такого не сделала, а он благодарит… Да ещё с улыбкой на лице… — вспоминала она печальную улыбку своего босса, разрывая свою бедную голову на части от мыслей.
— Но он сказал мне спасибо… — прошептала она в ладошки, опаляя жаром и их. — Большего пока мне и не надо, ведь он заметил то, что я хотела ему этим сказать… — подумала она о заботе и любви, с которой она готовила ему его уже третий за это утро чай и с пониманием того, что Нару хотя бы принимает её чувства, медленно пошла обратно в школу, где её ждали очередные занятия, сны и опасные призраки.
