— Да, — сказал Хосё, краем глаза посмотрев на скованного и по сей час Оливера. — Как мы и думали, призрак этого сэра перестал от нас бегать, когда мы тронули его тело. Он ушёл. Проблем более не должно быть, — рассказал он последние новости, приободряясь на глазах. — Миссис Аддерли, вы не спите… — к ним вышла хозяйка, улыбаясь и приветствуя мужчин.
— Да, мой милый, так встревожилась, что думаю, не усну, — сказала она, не злясь на своих соседей нисколечко.
— Время ещё только десять. Сон скоро и к вам придёт, Миссис Аддерли, — поддержала старушку Аяко.
— Конечно, конечно, тем более что у меня осталось немного замечательнейшего скотча, — она изъявила желание чуть-чуть выпить для более крепкого сна. — Составите компанию старой женщине?
— Вынужден извиниться, миссис Аддерли, — Нару наклонил голову, говоря степеннее обыкновенного. — Я бы хотел принять душ и отдохнуть. День выдался не самым простым. Доброй ночи.
Он кончил речь и взбежал по лестнице, ведущей на второй этаж, а уж там его потеряли из вида.
— Он так тревожится о ней… — Агата Аддерли поняла с первого взгляда — все мысли и силы Оливера сейчас были направлены в одну сторону, в сторону его молодой жены, которую свалил внезапный недуг.
— Надо думать! — согласился с этим Монах. — Он схоронил брата в том году.
— Вот, значит, откуда это выражение лица. Старшего или младшего? — расспрашивала она.
— Вроде старшего. Сложно сказать, — он внезапно запамятовал. — Они были близнецами!
— Близнецы-то тяжело… — закачала она головой, соболезнуя такой утрате. — Очень тяжело… Им точно нужен ребёночек! — сказала она не отчаиваясь. — Господни мельницы мелют медленно, но верно. Почил бы его сейчас сон…
— Ну пока они его делают, — не оробел Монах, а наоборот всех встряхнул. — Не желаете ли в бридж?
— А вы умеете? — хозяйка всё-таки удивилась.
— Ради вас я научусь, миссис Аддерли! — Хосё героически вызвался этим вечером стерпеть всё.
— Какой вы душка, ей-богу! — замахала она морщинистой рукой, щурясь и старчески улыбаясь.
— А вот её мама с вами бы не согласилась, — уводя миссис Аддерли, он ей в шутку нашептал, показывая исподтишка на Аяко. — Она меня недолюбливает.
— И надо же быть таким идиотом?! — Матсузаки безынтересно оскорбила его, поглядывая на второй этаж и подозрительную тишину в ванной комнате.
XVI
Переборов себя и заглушив все распирающие грудь чувства, Оливер сделал усилие и надавил на дверную ручку.
Май в полулежащем состоянии находилась в постели, и как бы он ни старался унять тревогу, та спёрла дыхание в тот же миг, как их взгляды встретились.
— Как самочувствие? — спросил он, утаивая своё беспокойство. Его походка, движения головы и беглые пронзительные взгляды не давали убедительных ответов: пришёл ли он навестить или вовсе собирается в скором времени ложиться спать.
— Лучше, — ответила Май улыбаясь. Её сердце, кажется, стремилось выпрыгнуть из груди, по крайней мере, так легко на душе ещё никогда не было, за всё то время, что они находились здесь. — Прости, если напугала, я и сама напугалась. Не знаю, что произошло… — она виновато, но оттого не менее весело и живо смотрела, то на него, то на белое одеяло, под которым она нежила свои ножки.
— Это всё моя вина, — сказал он строго, но не по отношению к ней. — Я недосмотрел, — их взгляды встретились и застыли. Май так напугалась за него, что не смогла найти в себе силы подняться. — Не бери в голову, — вот он снова спрятал от неё тревогу, переходя к повседневным и обязательным обрядам. — Пора спать…
Если он сейчас предложит попробовать ещё раз, то я не откажу… — она поглядывала за тем как он переодевается у приоткрытой дверки платяного шкафа и, не показывая вида, сдерживала свой внутренний жар.
— Спокойной ночи, — как ни в чём не бывало, он лёг на свою половину кровати, закутался в одеяло и отвернулся.
А-а-а?.. Я думала, что он обязательно это сделает? Почему же… — после тяжёлого дня, тех поцелуев, которые он дарил, она почти не сомневалась в том, что её ждёт бурная ночь. — Надо же как он спокоен… — Май выключила лампу на своей тумбе и забравшись под одеяло перевернулась набок. — Мне не по себе после такого разговора, чувство, будто он что-то скрывает… Может, стоит спросить? — она повернула голову, подождала, что он, почувствовав её взгляд на себе, сделает то же самое, разочаровалась, находя его поведение сущим чванством, взяв за следующим слово.
— Нару, — она перевернулась с правого бока на левый, начиная тормошить Дэвиса. — Ты же не мог так быстро уснуть. Скажи мне в лицо, что именно тебя так задело? Я вижу, что ты обижен на меня, но не понимаю отчего! Нару-у-у… — трясла она до победного, просчитавшись лишь в том, что он посмотрит на неё ни устало, как то бывало обычно в такой час, а угрюмо из-под бровей.
Не выдержав давления на и без того растрёпанные нервы, он резко обернулся и, перевернув Май с бока на спину, придавил своим телом.
— Эм… — у Таниямы поджилки затряслись. Оливер ни то чтобы обычно так не поступал, он поступал подобным образом лишь тогда, когда был нескончаемо зол. Яростный холодный огонь в синих глазах, давление, испускаемое его худыми крепкими ладонями; спустя время Май начала ощущать болезненное трение в сдавленных им запястьях. Он же смотрел ей в лицо, а сам видел, как её руки и ноги перетягивают тугие верёвки, здесь, на этой самой кровати. От этого всю его внутрянку подкидывало, почти выворачивало, словно какая-то его часть не могла простить Джона, не верила Май и отрицала даже самого себя, свои силы, знания и возможности.
— Не смей шевелиться! — проведя целый бой с самим собой, он грозно приказал лежать смирно, после чего разжал пальцы, болезненно ощущая дрожь в каждой подушечке, соприкоснувшейся с её кожей, и медленно, пугая Танияму непоследовательностью своих действий, погрузился с головой под одеяло.
Жарко и до звона в ушах гулко. Нару был таким распалённым, что не стал бы сейчас нежничать. Май же сражённая его велением на всякий случай вцепилась в простыню руками, заблаговременно начиная дышать глубоко и прерывисто. Вначале ей удавалось дышать ровно, но когда Оливер начал медленно стягивать её пижамные штаны вместе с нижним бельём, её способность дышать резко перенаправила свой ход: то глубоко, то едва-едва.
Прикладывая руку к груди, она смотрела как из-под одеяла вылетает её одежда, как интересно движется тело Нару, точно призрак раздвигает её ноги и сгибает в коленях и вот только тогда, когда его ставшее жаром дыхание, опалило её обнажённую плоть, она поняла к какому бесстыдству склоняет профессор Дэвис.
Широко раскрыв глаза, вцепившись мёртвой хваткой в розовую пижаму и простыню, она заиграла взвинченными взглядами, бросая их на любой кусок этой комнаты: зашторенное окно, гробоподобный шифоньер, до непоняток далёкая дверь, которая, то ли была просто прикрыта, то ли заперта на щеколду. Её метание было вызвано его промедлением. Он лишь подул и посмотрел, как задвигается её тело. Как он и думал, она вжалась бёдрами в тугой матрас, задрожала в согнутых коленях, едва сдерживая обещание не шевелиться и не смыкать ноги. Её потряхивания, вызванные сопротивлением с запертым страхом, привели к разгоранию его нетерпения, он едва сдерживался. И вот, первые откровенные прикосновения его влажного языка, наградили Май чудовищным напряжением. Бёдра свело, подкинуло и тут же вжало обратно в постель, но то являлось результатом чужого вмешательства. Она крепко стиснула зубы, сдерживая лютый вой, закрыла глаза, стараясь не думать, где разливаются его страстные поцелуи и каких усилий ему стоит сдерживать её нервно-смыкающиеся ноги, грозящие зажать его естественными тисками.
Да, было приятно, но, более того — стыдно. Она чувствовала, как его руки касаются коленных чашечек, как его язык опускается на неё сверху, надавливая, доставляя тем самым дикое удовольствие и накрывая, будто охлаждая.
Ноги продолжали трястись. Чтобы она их вконец не сомкнула, Нару переместил ладони на внутреннюю часть бёдер и, придерживая одно из них головой, стал настойчивее прежнего.
