— Миссис Додд?! — Барри узнал свою старую экономку, ушедшую от них в роковую ночь, замерев в шагах пяти от крыльца.

Женщина подняла голову и посмотрела на оторопевшего мужчину, стоящего между кустов самшита, злющими глазами. Судя по тому, как у неё поджались губы, она узнала своего старого нанимателя. Да только объятий она не раскрыла. Пристукнула метлой, словно гнала гостей прочь и, громко хлопнув дверью, ушла.

Вот это характер, а потом про меня что-то говорят… — Май невольно приоткрыла рот, заиграв нижней челюстью.

— Пойдёмте, — невзирая на холодное приветствие, Нару пошёл первым и позвонил в звонок.

— Нару, может быть, старожилы и глубоко верующие люди, но я не думаю, что нимб украшает всех без исключения, — Танияма высказала опасения по поводу выбранного Оливером дома.

— Наша цель не красота человеческих душ. Скорее всё совсем наоборот, — сказал он, закрыв на секунду глаза. За дверьми послышались частые шаги, обещающие страшное пришествие.

— Кто вы? И за какой надобностью к нам пожаловали? — донеслись грубые слова из-за закрытой двери.

— Моё имя Оливер Дэвис. Я представляю интересы Ассоциации психических исследований, — представился сухо он. — Я бы хотел поговорить с хозяином этого дома.

— Мистер Кливз сейчас спит. Приходите в другое время! — донеслось так же лихо, как и прежде.

— Я понял вас. В котором часу мистер Кливз обычно принимает гостей? — продолжил Оливер.

— Чтобы Юстас Кливз принимал гостей?! — произнесла женщина с иронией. — Приходите часа через два!

— Нора! — старческий вопль потряс всех, включая людей, которые стояли за дверьми. — Кого, твою мать, ты снова гонишь с моего порога?! — осипший и в своё время прокуренный голос лишил Май всякого дара речи.

— Чего разорался, старый дурак?! — неистово закричала та. — С тебя уже песок сыплется, хоть ведро подставляй! Кому ты в свои восемьдесят четыре года сдался?!

— Заткнись, ведьма! Будь я моложе, то устроил бы тебе такую взбучку! Живо открывай эту чёртову дверь, ни то я вышибу её своей коляской и не посмотрю, что ты рядом стоишь. Переломаю тебе все кости! Никакой мозгоправ и костолом тебе потом не поможет! — пригрозил лютующий хозяин, и спустя ворчливые, непонятные призвуки входная дверь открылась. — Кто вы такие и зачем пожаловали? — старик упрямо задал вопрос, вошедшим в дом людям.

— Моё имя Оливер Дэвис, — представился Нару ещё раз. — А эти люди со мной. Мы работаем на Ассоциацию психических исследований. Я собираю информацию для новой книги, и меня интересует дом, которым вы владели лет сорок назад.

Мистер Кливз был крепко сбитым мужчиной в инвалидном кресле. Его загорелая желтовато-землистая кожа, как и у всех старых людей, обвисла в щеках. Маленькие серые глаза горели, точно кто-то позарился на его собственность, не дождавшись дня, когда смерть избавит весь этот мир от его ужасного характера.

— Писаки, значит! — сказал он с противной усмешкой. — Тот дом на окраине и, правда, когда-то был моим. Забавно, что пришли именно вы…

Понизив голос до тона, которым говорят с подозрениями, мистер Кливз предпочёл вперить взгляд в Нару, думая о чём-то своём. Его втиснутое в коляску тело казалось Май особенно неприятным. Спрятанные под красно-коричневым клетчатым пледом ноги выглядывали точно какие-то обрубки.

— Нора! — закричал он ни с того ни с сего. — Сходи на постоялый двор и закажи в ресторане буженину. Сегодня я хочу поужинать по-человечески…

— Чем моя стряпня тебе не угодила?! — послышались со стороны кухни недовольные речи. — Ешь то, что дают.

— Да твоей стряпнёй скотину надо кормить! Пошла вон! — прибавил он.

Да, родовитостью здесь и не пахнет… — Танияма ещё раз вкусила горькой истины, когда миссис Додд, осунувшись, вышла из дома, хлопнув притом дверью.

— Отвратная женщина, — проговорил мистер Кливз, разворачивая свою коляску в сторону гостиной. — Дерёт с меня в три шкуры, а относится хуже, чем к собаке. Всё ждёт, что я подохну и оставлю ей этот дом. Не понимает старая вешалка, что самой восьмой десяток пошёл. Ну и чёрт с ней! Присаживайтесь поудобнее. Я вам расскажу историю, от которой у вас волосы на спине встанут дыбом.

Пройдясь по истоптанному до белых полос ковру, Нару и его люди присели на зелёный диван, ожидая истории, которую обещал рассказать хозяин.

Мы расследуем дело девочек Кливз… — вспомнила Май, когда наполовину провалилась в старый проеденный молью диван. — Неужели этот человек их родственник? Я тут ещё подумала, что он мне совсем не нравится, но лучше не перебивать его, а то Нару будет не в восторге.

IV

— Писакам всегда нужны интересные рассказы. Они ездят по стране, собирая истории у людей, с которыми принудительно оказались в одной обстановке: в поезде, самолёте или на том же постоялом дворе. Здесь, как и в любом другом уголке нашего мира, найдутся те, кто с радостью расскажет о невероятном и наболевшем первому встречному, потому что посчитает эту встречу единичной, ни к чему не обязывающей, — начал говорить мистер Кливз, едва ли при том всматриваясь в лица своих гостей. — Начнём с того, что в 1953 году я женился на дочери сельского акушера Перл Дане. Милая была девушка, но позже я узнал, что женщины в их роду умирают очень рано. Для меня как для простого работяги — это был удар. Ко мне обращались за всем! Я был и превосходным плотником и каменщиком. Камины, которые я клал до сих пор служат многим здесь и за многие километры от Шере. Можете представить моё разочарование, когда её младшая сестра Эрин, уехавшая в Италию, заявилась к нам с трёхлетней дочкой! Дом у нас был большой. Детей не было. Жена уговорила приютить их. Взамен на хорошие руки я согласился. Вскоре у нас с женой у самих появилась дочь. Всё было вполне сносно, но эта шлюшка Эрин через три года снова загуляла и, скончавшись после родов от какой-то инфекции, оставила нам двоих своих детей. Старшей была Агнесс. Красивая смуглая девчонка, от которой пахло её скользким папашей из какой-то занюханной винодельни. Я уже тогда знал, что когда придёт время, она соберёт под моими окнами всех здешних и приезжих кобелей, — рассказчика передёрнуло. — Моя дочь — Валери, была светленькой, как солнышко. Личиком пошла в маму, но характер, видимо, унаследовала от меня. Всё делала втихаря, подставляя тем своих двоюродных сестёр. Младшую моя жена назвала Зои. Я надеялся, что этот младенец тоже помрёт, но девочка выжила, забрав жизнь моей жены через шесть лет. Так я остался один с тремя дочерьми. Окружающие сочувствовали мне, качали своими головами, по факту не делая ничего! После смерти жены я стал прикладываться к бутылке. Вести хозяйство одному крайне сложно и как-то раз я сорвался. Поднялся на чердак и убил всех. Теперь вы занялись изучением того дома. Что ж, наверное, зная правду, вы не захотите копаться в чужом грязном белье… — мистер Кливз хрипло засмеялся и подкатил своё кресло к столику, где стояла бутылка с рябиновой наливкой. Не предложив гостям выпить, он налил себе полстакана. Его морщинистая рука дрожала. Были видно, что воздерживаться от алкоголя ему и по сей день непросто. Когда на дне хрустального стакана не осталось ни одной крупной капли, он с облегчением выдохнул.

Значит, мы нашли того раскаявшегося в грехах убийцу… — Май со всем возможным отвращением посмотрела на нелепого старика в инвалидном кресле, не понимая, почему все слушают и молчат.

Нару покашлял. Видя, что для Таниямы происходящее — предел терпения, он пожелал подняться, дабы остановить близящийся концерт, впрочем, рассказчик продолжил ухмыляться.

— Мне восемьдесят четыре года! Спросите, почему меня не посадили за содеянное? — мистер Кливз решил, что прочитал Оливера и его срывающийся с языка вопрос. — Да просто потому, что против меня ничего не нашли! Я ждал этого дня тридцать девять лет! Я ждал, что эти тупые полисмены догадаются и придут за мной, но они ничерта не могут сделать! Бесполезные прихлебатели! И святые отцы недалеко от них ушили!

— Противный старик! — Май не сдержалась и вскочила на ноги. — Думаете, исповедуетесь, и вам простят все ваши грехи? — закричала она, силясь при виде спелёнутой туши в инвалидной коляске, которая, по всей видимости, привыкла, что окружающие или жалеют или побаиваются что-то говорить.