Предприняв пару неудачных попыток восстановить тонкое зрение, молодой человек расписался в своём бессилии. «Бог дал, бог взял», грустно усмехнулся про себя юноша. Самым смешным оказался Мичил, в своём новом иллюзорном обличие, он превратился из пожилого представительного восточного мужчины, в неказистого беззубого китайца, жителя сельской провинции. Курьёзность этого образа подчёркивал шипастый панцирь скарабея, на фоне которого голова беззубого китайца казалась сплошным фотошопом.
— Ну, пущай тогда ведёт нас окаянный, — прошамкал китаец.
Профессор передал Лаату согласие компании следовать его сценарию. Страж учтиво поклонился и развернувшись на носках, зашагал в посёлок.
— Ну что, пошли в мотель красотка, — обратилась к Грише, раздобревшая Гадрун.
Парень растерянно уставился на мясистую шею удаляющейся спутницы, намёк однозначно указывал на зачинщика сего «безобразия».
Тем временем Лаату, окликнул дозорный из дирижабля, страж что-то коротко ему ответил и деловито зашагал по мостику, плетёному из воздушных корней, на другой лист.
— Охрану предлагал к нам приставить, — комментировал шедший впереди профессор.
— Эскорт, — поправила Гадрун.
А в посёлке уже было заметно движение, кто-то выглядывал из окон зажиточных усадьб. Детишки высовывались из-за плетней палисадников, старики ковыляли к лавкам словно, куры к кормушке, мужики-ремесленники выходили из сараев, да амбаров, женщины волокли на улицу кувшины, словно бы собирались идти за водой, лавочники подбоченясь выходили на крыльцо своей богадельни. Все эти люди, а это были именно люди, внешне походили одновременно на цыган и индейцев, и единственным отличием в их облике были синюшные узоры вен, покрывавшие их тело с ног до головы. И в отличие от Лаату нательные рисунки на фоне золотистого загара выглядели ужасными шрамами, порой обезображивающими вполне симпатичные лица местных жителей.
Одеты все были простенько, можно сказать по-деревенски. Некоторые женщины и девушки носили цветастые, словно настенный ковёр, мешковатые комбинезоны. На головах у них были вислоухие, словно шапка ушанка, прорезиненные чепцы. Пожилые барышни носили длинные и одновременно узкие, словно коридорные коврики, пончо, скрывавшие под собой сорочки. Дети по большей части ходили в подобии болотных костюмов, покрытых розоватым воском. За столиком какой-то открытой харчевни в уютном закутке под навесом сидели двое синеволосых, чистоликих подростка, они единственные носили в этом посёлке аккуратные хоть и слегка потрёпанные пепельные камзолы с серебристой оторочкой. Ремесленники в лавочках по соседству были одеты в короткие широкие пончо, закрывавшие только руки, ноги их облачали свободные шаровары, которые доставали им практически до груди. Большинство из работяг подпоясывались длинными чешуйчатыми поясами. Некоторые из них носили очелье, другие носили странное сочетание панамы и капора. Охотники и воины были одеты в резиновое подобие кожаного доспеха, усиленного чёрным металлом или в бюджетном варианте чешуйками огромных насекомых. Из оружия носили чёрные короткие клинки, духовые трубки, самострельные гарпуны, и связки склянок с красной жидкостью непонятного назначения.
Из всех местных жителей, пожалуй, единственные, кого явно не интересовали прибывшие в посёлок гости, была бригада мужчин занятых загрузкой и обвязкой длинных, коричневых, ворсистых, рулонов на летающую баржу, зависшую между двумя островками кувшинок. Они шумно переговаривались, вытаскивая рулоны из-под длинного крытого навеса и надрывно кряхтя спешили передать эстафету фасовщикам на борту грузового челнока. Одновременно с загрузкой рулонов, другая бригада закрепляла рядом с основной сеткой воздушных шаров, дополнительные связки призванные компенсировать вес рулонов. Чуть в сторонке с важным видом стояли два краснолицых собрата Лаату, одетых в бордовые прототипы католической рясы. Они-то, как раз, с интересом наблюдали за странными пришельцами, слух о которых разнёсся по посёлку в считанные секунды.
Страж не удостоил никого из местных чести быть представленным диковинным иностранцам. Лёгкой уверенной походкой большого начальника он шёл прямиком к трёхэтажному зданию, стоявшему на окраине посёлка.
Особняк располагался на самом высоком островке, словно намекая, что здесь находится резиденция состоятельных особ. К перилам площадки, на которой стоял дом, было пришвартовано с десяток мелких гондол и винтовых маневренных дирижабликов. Само здание напоминало ларец, цвета миндаля, окованный золотой оправой. Ряды аккуратных овальных окошек, в витиеватой золотистой раме, аккуратный словно кукольный дворик и не менее утончённое в затейливости украшений крыльцо парадного входа, отдалённо напоминали роскошь средневекового архитектурного стиля барокко. Над домом реяли, словно огромный зонт, два дирижабля. На обшивке ближнего красовался овальный герб в стиле советских постеров. Красная гора, на белом фоне, внутри горы чёрный шар, а в том шаре белый завиток.
Страж сопроводил компанию в роскошную беседку, сплетённую в виде бутона цветка. Она расположилась на площадке подле апартаментов принадлежащих, как пояснил Лаату, наместнику и начальнику гарнизона. Краснокожий воин попросил подождать его здесь, пока он договорится об аудиенции и передаст распоряжение управляющему доходным домом, соседствующим с резиденцией наместника, подготовить покои для гостей.
Григорий, в отличие от своих спутников, заходить в беседку не стал, сложившаяся ситуация казалась ему подозрительной и шаткой, поэтому он замер у входа, облокотившись на дверной косяк и наблюдал за стражниками, несущими караул у входа в поместье. Ему казалось, что вот-вот на улицу высыплет целый гарнизон чёрных мечников и порубят их в капусту.
Гадрун устало повалилась на лавку, поддерживать долго иллюзию ей было тяжеловато, а в сложившейся ситуации энергию нужно было экономить на всякий пожарный, поэтому она временно прекратила изгаляться над обликом своих спутников.
Сергей Иванович, видимо от нервов, достал из рюкзака жевательную пастилу, и наполнив рот сладким десертом, озвучил вслух мучивший его вопрос:
— Мич ты же знал, что он нападёт, зачем ты позволил себя ранить? Ведь в тот момент твоё ментальное сенсорное поле было на пике активности! Тебе, по сути, даже барьер был не нужен, он просто не смог бы по тебе попасть! — задумчиво спросил профессор.
— Всё просто, эта стратегия в пространстве суперпозиции была одной из наиболее выгодных, — ни секунды, не раздумывая над ответом, сказал мастер.
— Чё это за позиция такая? — ляпнул Гриша и тут же пожалел, так как вспомнил, что мастер любит пофилософствовать.
Мичил ждавший этого вопроса, тихо, словно заговорщицки, ответил:
— Дело в том, что маг в медитации, на самом деле ничего не познаёт, он лишь учится подготавливать почву для получения определённого урожая. При этом он будто играет в лотерею, в которой, для получения нужного результата, необходимо научиться входить в состояние суперпозиции. Ибо в этом состоянии относительно дуального сознания появляется возможность буквально заказывать результат.
Суперпозиция для нашего разума, это уникальное ощущение, в котором сочетается многообразие, потенциал, свобода воли, свобода формы и выбора, не ограниченная ничем, бесконечная и нереализованная одновременно. И для физического сознания, коим мы себя считаем, может возникнуть иллюзия того, что именно такая определённая форма, как индивид, сможет извлечь из суперпозиции собственную выгоду. В этом случае не стоит забывать, что сам получатель выгоды как-раз и существует в суперпозиции, так что сознание, определённое физической формой, это лишь одно из состояний суперпозиции.
— Какая-то бифуркация сингулярности, — самодовольно хмыкнул Гриша.
— Смотрите, кто-то блеснул умом, — усмехнулась Гадрун.
— Звучит забавно, однако! — парировал Мичил, — Относительно суперпозиции, сингулярность и бифуркация, означают тоже, что и масло масленое. Ведь в каждый момент времени состояние суперпозиции включает в себя планомерное тотальное совершение того, что должно произойти в рамках общего алгоритма суперпозиции. Поэтому нам кажется всё таким последовательным, но там, ещё секунду назад, нас не существовало, и лишь эхо свидетель того, кого уже никогда не будет.
