Решив, что очередную бессонную ночь перед отправкой в путешествие он терпеть не намерен, Гриша напился пустырника и лёг спать.

Только парень начал проваливаться в сон, как раздался звонок рабочего телефона, звонил дед, со старого номера. Он напомнил внуку о том, что завтра рано утром будет ждать его в порту. Говорил он как-то по-деловому скованно и сухо, словно стараясь сдерживать эмоции. Полусонный внук этого не заметил, и как только положил трубку, быстро уснул словно все предупреждения деда были адресованы не ему.

***

Будильник, предусмотрительно настроенный на полшестого утра, вырвал Гришу из беспокойного сна, в котором он вместе с отцом летел на боевом крейсере над горным озером. Перед глазами до сих пор горела малахитовая зелень на склонах гор. Каменные колонны, словно стволы деревьев, выступали из сапфировой синевы высокогорного водоёма. Они казались удивительно яркими и реалистичными, как и сам корабль, с прозрачным панорамным куполом обшивки. Трудно было сказать, сон ли это был вообще. Только что, отец, сидевший на передвижном лафете бортовых бластеров, подъехал к Гришиной орудийной площадке, чтобы рассказать о том, что ему напомнила эта местность, как вдруг, картина сменилась на тускло освещённую комнату молодого человека. Парень даже не сразу сообразил отключить будильник на телефоне, продолжая находиться под впечатлением от предыдущей сцены.

Утреннею медитацию прервала мать, она, заглянув в его комнату спросила:

— Завтракать то будешь, или тебе деньгами отдать?

Гриша недовольный тем, что прервали его медитацию, открыл один глаз и ответил вопросом на вопрос:

— Фрукты есть?

— Я бананы доела, есть пара апельсинов, но это же не еда!

— Мне хватит. Если что у деда перекушу, — закрывая глаза ответил сын.

Упаковав вещи в выданный на Сумеру рюкзак, Гриша быстро подкрепился, пока мать красилась перед поездкой.

Сегодня Вера Михайловна тянула время как могла — ей совсем не хотелось отпускать сына и оставаться дома одной. К тому же лёгкое внушение Виктора Максимовича видимо стало утрачивать свою силу, так как мать не раз высказала неудовольствие по поводу странной экспедиции, из-за которой откладывалось начало учебного года. Более того, теперь ей стало казаться, что на каком бы хорошем счету не находился друг Виктора Максимовича, работающий в международном институте археологии, такого грамотея как Гришу пристроить туда на обучение фактически нереально. Она даже несколько раз пыталась сформулировать своё неудовольствие и высказать его сыну, но Гриша невозмутимо пропускал ворчание матери мимо ушей, подгоняя её собираться быстрее.

Несмотря на усилия Веры Михайловны оттянуть время отъезда, этот момент всё-таки настал, Гриша забрал походный рюкзак, и выходя из комнаты, бросил последний взгляд на картину, которую он написал накануне. Фигуру, замершую на вершине сопки в ореоле мягкого света, окутывали со спины крылья серафима, меж которых на него взирал женский лик, покрытый вуалью. От крыльев этого существа мириадами завихрений и водоворотов отходили образы, прозрачные словно миражи, они были пронизаны сетью тонких нитей, скрепляющих образы мира словно мозаику. Всякий раз, глядя на собственное творение, по спине юноши начинали бежать мурашки: было в картине что-то величественное и потустороннее, будто и не человек её писал вовсе. Вот и теперь взглянув на неё непроизвольно активировалось тонкое зрение, выхватывая мелких существ, словно светлячки роящихся над картиной, которая пульсировала мягким золотистым светом. Если сосредоточить зрение на краях холста, можно даже разглядеть тонкие астральные нити, по которым пробегали, мелкие словно бисер, бусинки энергии, заряжающие картину.

Промежуток между пробуждением, завтраком и дорогой в порт прошёл словно в кумаре. Паволока нервного напряжения поглотила воспоминания, склеив их в сумбурный комок ощущений, которые таяли, растворяясь словно под лучами жаркого солнца.

Погода словно бы довершала это странное полусонное состояние, небо затянули тучи, в воздухе стояла сырая взвесь, которую трудно назвать дождём или туманом. Ехать по городу, кишащему невидимой жизнью астральных существ, снующих на фоне пасмурного неба, было мягко говоря странно. Грише казалось будто они перемещаются по дну аквариума, в мутной мгле которого какие только спруты не водятся. Дома высоток сверху донизу обросли мицелием, повсюду летали мафлоки, слонялись тени лярв и сукубов, в основной своей массе они отдалённо напоминали прозрачных изуродованных человекообразных существ, иные напоминали больше животных или птиц. Некоторые из них следовали за людьми, ведомые на поводу словно домашние животные. Подъезжая к порту, Григорий заметил огненную жар-птицу, хищно спикировавшую на мафлока тянущего щупальца к человеку. Чем закончилась эта схватка молодой человек так и не увидел, мать свернула с дороги к КПП, преграждающему въезд на территорию порта.

Юношу, покинувшего тёплый безветренный салон автомобиля, окутала сырая промозглая прохлада причала, жестоко вырывая из приятной уютной дрёмы сотрясающим всё тело ознобом.

Сурья проступила из влажной пелены словно призрак, постепенно раскрывая неожиданные подробности, появившиеся на внешней обшивке судна. Корму корабля плотно укрывал тент, из-под которого выглядывали чёрные опалины отчётливо заметные на фоне зеленовато голубой окраски яхты. Вера Михайловна, как ни странно не обратила внимания на эту деталь, в свою очередь, напомнив Грише забрать рюкзак, о котором он и думать забыл. Дождавшись, когда сын заберёт вещи, мать закрыла машину.

Григорий, нахмурившись поспешил на яхту, мысль о том, как на корабле могли появиться такие повреждения, не давала ему покоя. Сейчас он хотел срочно увидеть деда и узнать не пострадал ли он.

Поднявшись на палубу, Гриша встретил в капитанской рубке молодую девушку, немногим старше Гадрун. Невысокая татарка перебирала ворох документации над раскрытой папкой. Когда Гриша вошёл в каюту, она оторвалась от бумаг и хитро сощурившись, улыбнулась своей широкой, ярко напомаженной улыбкой.

— Здрасьте, — неуверенно сказал Гриша, уступая дорогу матери, шедшей следом за ним.

— Доброе утро, я Надина, переводчик и новый помощник капитана, — ответила девушка.

— Доброе. Надина, подскажите пожалуйста, а где сам капитан? — задумчиво, спросила Вера Михайловна.

— Он в трюме, проходите вниз, капитан сейчас завтракает.

Гриша, цепляясь походным рюкзаком за перила и ступени, круто уходящие вниз, спустился в трюм следом за матерью.

Капитан и Михаил сидели за столом в кубрике, Валерия Афанасьевича почему-то здесь не было. Первым капитана увидела Вера Михайловна, поприветствовав свёкра она присела на свободный стул рядом с Михаилом.

Гриша же, увидев деда, обомлел. Левый глаз капитана был закрыт плотной чёрной повязкой, из-под которой во все стороны проступали жуткие фиолетовые вены, придавая лицу старика болезненно мертвецкий вид. На удивление изменения во внешности капитана сноха не заметила. Виктор Максимович поймал взгляд внука и многозначительно подмигнув сказал:

— Гриш, чего стоишь как не родной, проходи садись!

Григорий неуверенно вошёл на кухню. Он снял рюкзак, оставив его на тумбе рядом с микроволновкой, и сел около деда.

Вера Михайловна сразу же решила выяснить интересовавший её вопрос:

— Виктор Максимович, скажите могу я увидеться с профессором, о котором вы говорили?

Капитан внимательно всмотрелся в лицо невестки и затем вкрадчиво сказал:

— Конечно Вер, если поплывёшь с нами в Находку, ты обязательно с ним увидишься. Хотя признаюсь честно, я не вижу смысла в этой беседе, ведь я, как никто другой, заинтересован в том, чтобы Гриша поступил на археолога и как ты знаешь, я ни разу не дал повода усомниться в том, что у меня есть нужные связи.

— Просто я же переживаю, потянет ли Гриша учёбу за рубежом, среди англоязычных студентов и преподавателей. Есть ли в таком обучении вообще смысл, он же опять может замкнуться в себе и начать прогуливать, — озвучила свои сомнения мать.