А потом, через несколько дней, раздаётся и долгожданный звонок от родителей. Дон, наверное, стал бесчувственнее за эти месяцы — или просто психически сильнее — потому что сердце его не выпрыгивает из горла от волнения и страха услышать что-то неприятное. Он волнуется, но вполне терпимо.

— Привет, Дон, — говорит отец.

— Привет, пап. Рад тебя слышать. Как ваши дела?

— Да нормально, живы-здоровы и на том спасибо. Сам-то как?

— Это… сложно сказать. Ты понимаешь, наверное.

— Я… догадываюсь. Мама звонила Ханне на днях. Судя по всему, дела у вас продвигаются не очень.

— Да уж. Хотя… её можно понять, хотя бы отчасти. Она во многом права. Но не во всём.

— Знаешь, я, как ни странно, согласен. Как же так получилось у вас.

— Не знаю, пап. Я… любил её, сильно любил. И она меня, вроде бы, тоже. Потом… Потом это куда-то ушло.

— У нас ведь были такие периоды с мамой. Ты не помнишь, наверное, ты маленький был. И потом ещё раз, когда ты уже съехал.

— О. Ничего себе. Я не знал.

— Да. Я к тому, что… потом всё опять возвращалось как-то. Я остывал, мама же будто бы расцветала — и я снова смотрел на неё и не мог понять, почему не ценил её только что…

— Это… здорово, пап. Но боюсь, что… этот этап уже пройден для нас. Мы за точкой невозврата. Я не смогу расстаться с… любимым человеком и жить с ней. А она не сможет простить.

Повисает пауза. Потом говорит отец:

— Ты никогда прежде не… говорил ничего такого. О Дэвиде. И вообще.

— Не говорил.

— Ты… боялся нас с мамой?

— Да вы… не такие уж страшные, если честно, — с нежностью в голосе усмехается Дон. Отец усмехается в ответ, и от сердца немного отлегает. Дон продолжает: — Главным образом… ничего же не было. Тогда. Не было смысла говорить. А кроме Дэвида я ни к кому не испытывал… такого.

— А сейчас ты с ним… живёшь?

— Да, — что бы отец ни имел в виду, ответ всё равно был «да».

— Видно, и так бывает. Никогда бы не подумал, что… впрочем, не важно. Жаль, что у вас с Ханной так…

— Детей жалко, пап, — признаётся Дон. — Ханну мне уже как-то не жаль. Чисто умозрительно только. Она… С ней тяжело иметь дело сейчас.

— Да, мы… так и поняли с мамой. Погоди, она трубочку сейчас возьмет.

Дон закрывает глаза, внезапно застланные пеленой непролитых слёз. Старается сглотнуть комок.

— Дон?

— Привет, мам.

— Привет. Я общалась с Ханной немного, она… много странного говорит.

Дон вздыхает:

— Догадываюсь.

— Она объясняла мне, почему запрещает тебе видеться с детьми, но… как-то неубедительно. Противоречиво. Я так и не поняла, — мать вздыхает, — я ведь не наседала на неё и не спорила с ней, мне хотелось её точку зрения знать, понимаешь… И всё же она как-то сбивчиво говорила. Как будто скрывала что-то.

— Не знаю, мам. Со мной она очень уверенно разговаривает. Может быть, она часть доводов постеснялась тебе озвучить. Те, что нецензурные.

— Хм. Может быть. Но она призналась, что дети просились к вам в гости. Говорит, он им нравится, Дэвид.

— Да, они… общались с ним. Виделись один раз. Пили чай, разговаривали, — спешит он пояснить, сам не зная зачем, может быть по привычке. — Ничего такого…

— Наверное, это всё-таки хорошо — что они знают его, — задумчиво говорит мать. — Дэвид ведь неплохой был парнишка всегда. Вы дружили. Вряд ли он стал сильно хуже.

— Он лучше стал, мам. Сильнее. Самодостаточнее.

Мать вспоминает с улыбкой в голосе:

— Да, я помню этот его взгляд: «Похвалите меня, я стараюсь, ну похвалите…»

Дон усмехается.

— Было такое, да. Теперь он гораздо спокойнее.

— Интересно, каким учителем он стал.

— Этого я ещё сам не знаю наверняка, — честно говорит Дон, — но вот, в гимназию столичную его приняли.

— Как у него дела?

Дон совсем такого не ожидал. Да, прошло много дней после их разговора, шок, конечно, прошёл, но мнение о ситуации у его родителей сложилось, похоже, такое, на какое он и надеяться не смел — совершенно без давления с его стороны.

— Вы что же, мам… не сердитесь? — не выдерживает он.

— Нет, конечно же, Дон. Что толку сердиться? Ты сам понимаешь, в чём был неправ, я слышала, ты говорил искренне. В остальном… Это жизнь. Она… и не такая бывает. В любом случае… мы в тебя верим, сынок. Ты действительно сделаешь всё, что в твоих силах, чтобы всё разрешилось как можно лучше — для детей.

— Я стараюсь. Спасибо, мам.

— Ладно… Удачи тебе. И привет… Дэвиду. Давно не видели его.

— Да, с… спасибо ещё раз. Я передам. До свидания, мам?

— До свидания.

***

Среди подброшенных Дону Познером нот обнаруживается совершенно восхитительная джазовая обработка гимна про ангелов в небесах.*** Дон откровенно кайфует, разбирая такт за тактом сочные аккорды… и краем уха слышит, что Поз мурлычет мелодию себе под нос. Так что как только начинает выходить что-то связное, Дон зовёт его к инструменту и играет вступление, выразительно глядя ему в глаза. Познер смущённо улыбается — до ушей — и, нацепив очки, наклоняется над плечом Дона, чтобы заглянуть в ноты. Он вступает вполголоса, будто примеряя чуть заметно изменённую мелодию, но через пару тактов увлекается и поёт уже вовсю. Дон сбивается, исправляется, Дэвид теряет строчку и опаздывает на второй куплет… Но если и существует в мире что-то совершеннее этих моментов — вряд ли этого так уж много.

***

В последнее время Дон просыпается рано, порой это время и утром-то сложно назвать. Это немного странно, ведь световой день стремится к минимуму, спать бы и спать — по крайней мере в субботу, когда ни на работу, ни в церковь не надо спешить. Однако он просыпается и не может снова заснуть.

Бессонная ночь обещает усталость на следующий день, но иногда полежать в относительной тишине и темноте даже приятно. Он глядит в потолок, пересечённый тусклыми полосами отсветов ночных огней и фар проезжающих автомобилей, и его посещают идеи и мысли о том самом романе, который он всё-таки не забросил. Дональд прочитал и пересмотрел о «ревущих двадцатых», конечно, не всё, что вообще написано, но уже достаточно много, чтобы пласты информации начали складываться в ландшафт воображаемого мира. И вот теперь этот мир начинает понемногу жить своей жизнью в его голове. Долгое время Дон пытался сочинять свой роман, но теперь, кажется, понимает слова Эко о космологичности первых этапов работы над крупным текстом.****

Сегодня, однако, бессонница не оборачивается творческим приступом, остаётся удручающей невозможностью заснуть. Смутные тревоги начинают наполнять его мысли, и это ему совсем не нравится… но стоит глазам привыкнуть к темноте, как тревоги разлетаются по углам, уступая место совсем другому чувству.

Рядом с Дональдом, сладко посапывая в подушку, крепко спит Дэвид Познер, который ещё только год — меньше года! — назад боялся ночью сомкнуть глаза, не веря, что ещё когда-нибудь окажется так близок с самым дорогим для себя человеком. С того дня они прошли немалый путь, и вместе, и каждый по отдельности, и они ещё очень далеки от счастливого финала… но глядя, как Дэвид во сне вздыхает и пододвигается поближе, чувствуя, как он прижимается щекой к плечу Дона и чуть заметно улыбается, Дон снова обретает надежду на то, что может быть когда-нибудь всё будет хорошо.

Комментарий к ЧАСТЬ 10

*Евангелие от Матфея 5:32 http://allbible.info/bible/modern/mt/5/

Но Я говорю вам, что каждый, кто разводится с женой своей не по причине её прелюбодеяния, толкает её на грех прелюбодеяния. Тот же, кто женится на разведённой, также повинен в прелюбодеянии.

**Первое послание апостола Павла Коринфянам http://allbible.info/bible/modern/1co/6/

6:9

Разве не знаете вы, что неправедные люди не наследуют Царство Божье? Не обманывайтесь! Никто из тех, кто предаётся блуду, или почитает идолов, или прелюбодействует, а также ни продажные содомиты, ни мужеложцы,

6:10

ни грабители, ни скупые, ни пропойцы, ни клеветники, ни мошенники не унаследуют Царства Божьего.