— Не ясно? Чтобы ты к биологам не присоединился. А может… это ты их так? Чего молчишь, — ворчу сквозь зубы, набираю из бочки воды в лужёное ведро и ставлю её греть в старую закопчённую печь. Тут всё по-простому — ни системы отопления, ни бойлера. Парень даже не пытается встать и ведёт себя подозрительно спокойно, будто каждый день разорванные трупы видит.

— Был бы я… тебя бы уже здесь не было, — в ответ на это презрительно усмехаюсь, а Дан продолжает, словно мимо ушей как всегда пропустил. — А студенты теперь зомбаки, что ли? А что это за охотничий домик? — если нет у кого-то элементарного чувства самосохранения, то это диагноз.

— Тебя сейчас должно интересовать лишь то, что здесь безопасно. Всё, — развожу огонь в печи, смотрю на уменьшающуюся батарею тушёнки на полке, кормить случайных нахлебников в мои планы не входило. — Есть хочешь?

— Как волк! — аметистовые глаза блеснули из-под спутанной чёлки, захотелось расчесать и подстричь…

— Чисть картошку! — пихаю к Дану огромный таз и протягиваю нож, сам гремлю единственной кастрюлей, под недоумевающим взглядом выдавливаю усмешку. — Только не говори, что не умеешь.

— Умею, но я ж… вроде как… раненый… — нож хитрым движением перекидывает в ладони, проверяет лезвие на остроту, довольно хмыкает.

— А я тебя вагоны разгружать и не прошу, ну-ка, — присел, пощупал плечо и бок, Дан зашипел, лезвие из пальцев выпало, с глухим стуком ударяясь об пол. — Ладно, я сам.

Пока с досады наобрезал кожуры больше, чем полагалось для бережливого хозяина, согрелась вода. Помогаю перебраться на скамью у стены, вытаскиваю таз с чистой ветошью.

— Раздевайся! Будем с тебя кровищу смывать.

— Бля… так я у тебя не первый? — криво усмехается. — Часто подранков по тайге собираешь?

— Чаще трупы закапываю. И все такие же умные и глухие до советов.

 — Ты посмотри, какие мы дерзкие, — хмыкает отчего-то довольно, перекатившись на колени и сев поудобнее, расстёгивает рубашку. Его действия слишком плавные, заманчивые, не с первого раза могу отвести взгляд, следя, как тонкие длинные пальцы выпутывают пуговицы из петель. Заинтересованность свою в ком-либо могу по пальцам пересчитать. Живу хоть и недолго — тянуло на парочку молодых девчонок, когда гормоны по-первости жилы плавили. Но потом понял… нельзя. Нельзя ни с кем сближаться, потому внезапно перестаю существовать, и тогда темнота не наступает, а с постыдным скулежом отползает на полусогнутых… Я — самая тёмная мгла, потому что… не отвечаю за себя…

— Помоги! — это звучит жёстко, как приказ, обжигает, как хлёсткая пощёчина, из уст незнакомца — особенно завораживающе и нагло. Но послушно подхожу, едва не содрав одним рывком кровавое тряпьё, которое Дан считает одеждой, сдерживаюсь, дабы ещё сильнее не навредить плечу. Под останками тряпья обнажается стройное, гибкое, немного угловатое тело… светлая гладкая, расписанная татуировками кожа…

— Ты меня сожрать собрался? — наклоняет голову, словно намеренно подставляя беззащитную шею, заглядывает в глаза из-под полуприкрытых ресниц, и я не совсем понимаю, как в сильном мужском теле умещается столько соблазна, что меня с нестерпимым желанием влечёт прикоснуться к нему, пройтись клыками по светлой коже, оставив кровавые царапины, а после… — Э, вампирёныш, — шлёпает меня по бедру, не скрывая усмешку и не жалея силы для удара, — Мы не так хорошо знакомы, руки убери… — Смотрю вниз, где моя ладонь плотно прилегает к его голому животу, чувствуя, как при тяжёлом дыхании напрягаются мышцы. — Выпить бы, да? — спрашивает так спокойно, я перевариваю происходящее, убрав руки, отдёрнув, как от огня. Он реагирует нейтрально, будто так и надо, словно сам виноват, что меня как щенка туповатого повело, ведьмак хренов. Это всё гормоны. Это всё дурная кровь. И жопа у него… это то тут при чём?! Психанув, забираю его рубашку и бросаю в печку, мне в спину летит ботинок.

— Это «Армани», вообще-то!

— И?

— Это тебе не «и», а кучу бабла стоит. Хотя… — бегло осматривается и кривит искусанные губы. — Кому я это говорю?..

Дан

— Витёк, вот ты мне скажи, — на моё наглое обращение он забавно встряхивает головой и смотрит из-за плеча так… так знакомо. — Ты меня когда сюда тащил, обратно дорогу запомнил? А то мне, жуть, как туда надо, — скидываю штаны, прощаясь с ними, эх, любимые были, и подозрительно кошусь в предоставленный для мытья таз: жопой туда, что ли, садиться нужно… так не влезу весь…

— Зачем? — посчитав, что приготовление еды не такое увлекательное занятие, как разглядывание меня, оборачивается полностью, хмыкает, злорадствуя, гад, и, взяв за холку как щенка, заталкивает в судно. Стою полным дебилом в тазу, не влез от слова совсем, только ступнями по дну тазика шлёпаю.

— То есть тебя не смущает пара трупов? — вздрагиваю от первого вылитого на меня ковша воды, парень старательно делает вид, что случайно забыл добавить тёпленькой.

— С этим разберётся староста. Кстати, на твоём месте, я бы промолчал, что приехал с этими невезучими.

— Думаешь, будут убирать свидетелей? — за привычной усмешкой видится вполне важный вопрос.

— Думаю, тебе стоит уехать и побыстрее.

— Если бы я мог — то и не приезжал бы, но теперь придётся подзадержаться. У тебя идеи есть, кто мог их… да не три ты так, кожу сдерёшь! — он убирает руки с моей спины, снова окатывая водой. От непривычных прикосновений всего трясёт, ещё и приступ вот-вот подойдёт, а я как назло без допинга.

Мне всучают старые джинсы, которые велики на размер и тёмную футболку с длинными рукавами, всю насквозь пропахшую Виком. В чужих вещах неуютно, ворот давит, а штаны вообще бесят, но отсутствие крови… чужой крови на одежде немного успокаивает.

Пока парень… сколько ему лет-то?.. Двадцать пять, плюс… минус… крошит ни в чём неповинную картоху (и кому старается, в меня ещё сутки ничего не полезет) разглядываю его в полумраке скудного помещения. Высокий, чуть выше меня, в плечах крепче, но в целом в равной физической способности. Если не считать пары моих бонусов… Рассматриваю его напряжённую спину, знаю, как бесит его взгляд позади, прохожусь вдоль позвоночника и останавливаюсь на бёдрах, хорошенько их разглядывая… В правильную бы позу… Вообще мне больше нравятся девушки, но с ними всего не позволишь, а это тело выглядит выносливым…

— Ты не мог бы… — Вик стирает пот со лба и убирает из дрожащей руки нож, звякнув крышкой на кастрюле. — Пересесть?..

Упс, увлёкся …

— Нет проблем, — перехожу неторопливо к столу, присаживаясь на его край, смотрю в упор, в то время как мои зрачки предвкушающе расширяются, его — сужаются в крохотную точку. — Что-то не так? — закусываю губу, сдерживая ухмылку. Это сильнее меня, против природы. Я просто не могу не вести себя так, чтобы не нравиться ему всё сильнее, это всё дурная кровь, которая, сейчас ускоряясь, становится горячее.

— Всё не так, — хмурится и обрывает контакт первый, как умудрился, кастрюля оказывается более интереснее, чем я. Что ж, даю ему передышку, расслабляясь, и он даже дышать начинает ровнее, как если бы вышел на свежий воздух из душной камеры.

— Скажи, как часто у вас случаются подобные…ммм… происшествия?

— Единичный случай.

— Именно потому, что единичный, вы цепей и блокаторов навезли на целый батальон, да?

— Эти вопросы решает староста.

— То есть ты не хочешь мне помочь разобраться, кто прикончил бедолаг?

— Тебе в это дело лучше не лезть. Я сам разберусь.

— Жаль, — наигранно сокрушаюсь, сам прикидываю: в какой части леса вообще оказался, дорогу не помню, сознание заволокло. — Значит ты мне не союзник, придётся одному. Дверь, кстати, открой.

Как в замедленной съёмке поворачивается на меня, и взгляд этот искрящий, нет, я точно его где-то видел. Если честно — вообще не страшно, но интересно…

— Жить совсем надоело?..

— Я как-нибудь со своей жизнью сам разберусь. Спасибо, что спас, и всё такое… — мой голос обрывает резкий удар с той стороны двери и протяжный болезненный вой. — Стучат, — не в тему попёр стёб, как своего рода защитная реакция.