– Да я и так последние смены отрабатываю и ухожу, – ответила Жанна. – Не представляешь, как мне там всё опротивело. Не ресторан, а какой-то змеюшник.

– Точно подмечено. А что ты хочешь, это, наверное, единственное заведение в городе, где сохранились ещё «совдеповские» порядки. То-то народ к вам не ходит.

Так в том то и дело, что не ходит. Но даже тех, которые заглядывают, нагло обсчитывают и обвешивают. Это целая система, чёртовое колесо, которое крутится с незапамятных времён и остановить его невозможно.

– Моя, хорошая, – Вяземский погладил дочь по голове – ты пыталась бороться с чёртовым колесом?

– Пап, не смейся! Я серьёзно. Да попыталась.

– И натолкнулась на стену непонимания и ненависти? – Вяземский не мог с дочерью серьёзно разговаривать. Ему до сих пор казалось, что перед ним не девушка двадцати трёх лет и администратор некогда лучшего ресторана в городе, а та маленькая Жанна, сидевшая не так давно у него на коленях.

– Натолкнулась. На меня посмотрели, как на умалишённую. Я прекрасно понимаю, что я просто им мешаю. Я слишком честная, правильная, короче, не для этой работы. Да и опыта жизненного у меня маловато для их махинаций. Мне так и намекнули.

– Это кто же?

– Да какая разница. Я бы и сама в этом змеюшнике не задержалась. Нет никакого желания там появляться.

– Ты смотри, если кто тебя обидел, так и скажи.

– Пап, ну кто меня там может обидеть. Я же не дурочка. Я всё прекрасно понимаю. Я со своими принципами пришлась не ко двору – вот и всё.

– Да к чёрту эти «Огни»! – Вяземский налил себе чаю.

– Вот именно, к чёрту ваши разговоры. – Анна Семёновна Вяземская принесла и поставила на стол большой поднос с рыбным пирогом. – Давайте пирог есть! Жанночка, наливай чай, Паша, бери нож.

Вяземский взял нож и, шутя, нацелился на пирог.

– Мам, как вкусно пахнет и с корочкой по краям, как я люблю.

– Жанночка, только не обожгись, – предупредила Анна Семёновна.

– Да и по поводу «Огней», выкинь все мысли, – Павел Николаевич посмотрел на дочь, – у тебя будет своё дело. Опыта ты набралась, теперь сама сможешь. – Вяземский нарезал пирог и выбрал для Жанны самый большой кусок.

– Ты опять? – Жанна укоризненно посмотрела на отца. – Я так в джинсы скоро точно не влезу. – Она переложила большой кусок в тарелку отца, а себе взяла поменьше.

– Кстати, о деле: вопрос с арендой уже решён. А также «сэс», пожарники, разные согласования – всё готово. Осталось завезти оборудование и начать обустройство, так то. Я тебе пришлю в помощь Сергея.

– Какого Сергея?

– Как какого? Линёва. – Павел Николаевич украдкой переглянулся с женой.

– А что без Линёва совсем никак?

– Жанн, он толковый и хороший парень.

– Естественно – твоя правая рука парень хоть куда! – Жанна принялась за пирог.

В дверь позвонили.

– Кто бы это? – Вяземский посмотрел на жену.

– Это, наверное, Валя. Она обещала зайти. – Анна Семёновна вышла в коридор.

– Нарисовалась, – поморщился Вяземский.

– Пап, у вас эта «любовь» взаимная.

– Не говори. Пойду-ка я лучше и спрячусь от тёти Вали. – Вяземский встал из-за стола и на цыпочках пошёл по комнате.

Жанна улыбалась, ей нравилось, когда отец был в хорошем настроении и шутил. Но ему не удалось скрыться, в дверях появилась гостья.

– Здравствуйте этому дому! – Поздоровалась Кричевская громко и церемонно.

– Здорово, коль не шутишь! – Ответил Павел Николаевич в тон гостье.

Это был ритуал недолюбливающих друг друга людей, и каждый раз при встрече они его соблюдали, благо встречи случались редко. И если для Павла Николаевича Кричевская всего лишь надоедливая муха, от которой он просто отмахивался и забывал, то для Валентины Семёновны муж сестры представлял нечто большее – для неё он был выигрышным лотерейным билетом. Билетом, который она могла купить, но по глупости не купила. И вот, спустя годы, «билет» каждый раз напоминал об упущенном шансе.

– О, Павел Николаевич, вы нас покидаете? – с сожалением в голосе спросила гостья.

– О да, Валентина Семёновна! Дела, знаете ли, всё недосуг. – Парировал Вяземский, разведя руки. Украдкой он подмигнул Жанне.

– Как жаль. А у меня к вам как раз одно дельце.

Но Павел Николаевич уже торопливо семенил по лестнице своей двухъярусной квартиры.

Жанна с матерью сдерживались из последних сил, чтобы не рассмеяться.

Недовольно сморщившись, Кричевская прошла к столу и чмокнула в щёку Жанну.

– Как поживаешь, племянница?

– Хорошо!

– Оно и видно. Всё-таки, какая ты пышная, однако, – сказала тётя Валя, осматривая племянницу.

Жанна покраснела.

Довольная собой Валентина Семёновна плюхнулась на стул. К пирогу Жанна больше не прикасалась.

– Откуда у вас пирог? – спросила Кричевская.

– Сами испекли, – ответила Анна Семёновна. – Валя, ты прямо как с Луны.

– Так ты сама печёшь? – придурковато спросила Кричевская сестру.

– Конечно сама. Какая-то ты странная сегодня. Чай будешь?

– Буду. И пирог ваш попробую.

– Так пробуй. – Анна Семёновна налила сестре чай.

Пока Кричевская жевала, за столом молчали.

Жанна каждый раз удивлялась непохожести сестёр. Складывалось ощущение, что они от разных родителей. Всегда спокойная, хрупкая, витающая в облаках – мама. И большая грубая, неотёсанная, как чурбан, с нелепой бараньей химией на голове – тётя.

– Какой вкусный пирог и рыбы столько сколько нужно, – сказала Кричевская, проглотив кусок.

– Чаю подлить? – спросила Анна Семёновна.

– Да, если можно. Жанночка, как у тебя дела? Что нового в «Огнях»?

– Да нормально там всё, но я увольняюсь.

– Да ты что? Так мы с Мишей и не посидели у вас. Дотянули. А что так?

– Не переживай, Паша открывает новое кафе, и Жанна там будет директором, – ответила за дочь Вяземская.

– Да что вы? – Кричевская всплеснула руками. – Так это же прекрасно! Теперь у нас будет своё кафе. Семейное можно сказать заведение. – Валентина Семёновна вытаращила глаза и старалась как можно шире улыбнуться.

Жанна посмотрела на мать и перевела взгляд на тётю.

– Это не будет именно семейный формат заведения…

– Я имела в виду, что посидеть-то нам с мужем и девочками там можно будет со скидочкой? – И тётя Валя кротко посмотрела на Жанну.

– Что за вопрос? Конечно. На скидку можешь всегда рассчитывать.

– Ну и отлично. Кстати, насчёт девочек, – Кричевская стряхнула крошки с груди, – Настя моя сбежала.

– Как сбежала?

– Куда?

– С мерзавцем и негодяем! Бросила нас с отцом, как будто мы звери какие. – Кричевская вскинула голову, чтобы удержать рвущиеся из глаз слёзы.

– Как всё вышло? – спросила Анна Семёновна.

– Да вот так. Как всегда несчастье не предупреждает о своём приходе. – Валентина Семёновна сквозь слёзы попыталась улыбнуться сестре.

– Может ещё всё образуется?

– Надеюсь. Мы с Мишей держимся. Такой удар… Какой пример и стресс для Снежаны в её то переходном возрасте. Как мы всё это перенесём, я не знаю. – Кричевская раскладывала платочек на коленях, потом смахивала им слезу и вновь раскладывала.

Анна Семёновна порывалась помочь, но не знала чем.

– Аня, – замялась Кричевская. – Помнишь, ты мне обещала занять немножко деньжат?

– Да, да конечно. Пойдём ко мне.

Жанна ещё убирала со стола, когда сёстры вернулись.

– Ой, наелась до отвала, насиделась. Большое спасибо за чай, пирог, – стала раскланиваться Валентина Семёновна.

Жанна отметила про себя с улыбкой, как оживилась тётя, получив деньги. Бедная Настя, подумала она о двоюродной сестре. О том, что у Кричевской характер домашнего тирана знали все.

Проводив сестру, Анна Семёновна поднялась наверх и заглянула в спальню. Муж дремал в кресле, уронив журнал на колени. Прикрыв дверь, она спустилась вниз. Жанна ушла к себе. Анна Семёновна включила телевизор и взяла вязание.

Вот уже третий год как она с мужем и дочерью вернулась в родной город, но чувствовала себя здесь чужой. Она не могла привыкнуть и обжиться в огромной новой квартире. Анну Семёновну пугала и раздражала суета мегаполиса. После тринадцати лет разлуки она вновь привыкала к городу, но с трудом. Вокруг всё резко изменилось и в стране, и в её жизни. Она с тоской вспоминала север: тихой и спокойной жизни, как там, больше никогда не будет.