Глаза ведущего горят:

– Ты не только потрясающе поёшь, но ещё и устраиваешь шоу?

– Если я ещё выпью, я и не такое покажу! – обещаю.

Люди хохочут теперь и на террасе, и в шатрах тоже. Я слышу крики «Давай ещё, красотка, не останавливайся!». Я скидываю балетки, и все понимают, что шоу продолжается.

– Зачем ты разулась? – спрашивает ведущий.

– Когда ближе к земле – голос сильнее! – я знаю, что говорю немного с ошибками на английском, но мне наплевать. Три коктейля уже совершили революцию в моей голове и выволокли мой разум на Площадь Безумства…

– Ты сейчас поцеловала одного человека, ты знаешь, кто это? –странно щурится ведущий.

– Конечно, знаю! Я же приличная… женщина!

Интересно, уже сильно заметно, насколько «приличная»?

– В таком случае, ты должна также знать, что все девушки Сиэтла мечтают быть с ним! Аккуратнее, не дразни их! Они могут свернуть тебе шею, зайка!

– Ты много болтаешь, – замечаю ему. – Врубай музыку!

Но мистер «Бестактность» не унимается:

– Ты, наверное, и сама мечтаешь о ночи с ним? Но тебе ведь сегодня можно всё, правда, Алекс?

Алекс кивает, но мне уже не нравится это шоу:

– Мне не нужно мечтать о нём.

Публика замолкает, внезапно воцаряется полнейшая тишина, на меня, кажется, устремляются все триста взоров этой вечеринки – всем интересны пикантные подробности моей личной жизни.

Ведущий спрашивает с недоумением:

– Почему?

– Он мой муж. Он и так будет со мной этой ночью, а также следующей, следующей за следующей, и так до бесконечности.

Patricia Kaas Il mе dit que je suis belle

Терраса взрывается, но разбор моих отношений с супругом не входил в мои планы. Я сообщаю диджею, что делать дальше, и он включает музыку для композиции Патрисии Каас «Он говорит мне, что я красива». Снимаю верхнюю блузку и остаюсь только в обтягивающей чёрной майке, но мне этого мало – алкоголь продолжает разъедать мои серые клетки и, очевидно, как раз именно те, которые отвечают за пристойность в поведении – я стягиваю с волос резинку, рассыпав их по плечам не то «женщины вамп», не то «подростка оторвыша». Терраса одобряет моё преображение свистом и восхищёнными возгласами.

И я пою на медово- кремовом, ласкающем, сексуальном французском. Мой голос, словно и не мой вовсе, совсем не такой, каким я пела до этого, стелется, накатывает волнами, оборачивает каждого в красоту. Я закрываю глаза и отдаюсь целиком словам, музыке, вечеру, людям. А когда открываю их снова, гости встают из-за столиков, выходят из шатров и двигаются в направлении сцены. На их лицах любопытство – хотят разглядеть меня поближе, но есть и те, в чьих глазах я вижу восхищение. Сотни улыбок, восторженных взглядов и мыслей, и все они для меня.

Допеваю и смотрю на часы – мои полтора часа подходят к концу, решаю завершить своё выступление динамичной композицией Адель с символичным для меня названием Why do you love me (Почему ты любишь меня?) и сообщаю, что всё, мол, шоу окончено. Но люди не дают мне выйти со сцены, просят ещё. Я смотрю на океан устремлённых на меня глаз и сдаюсь:

– У меня появилась идея, – говорю, – и я спою ещё одну песню. Только одну – When we were Young.

Adele When we were Young

Взбираюсь на барный стул, стоящий на сцене, и оглядываюсь на плазменный экран, показывающий меня в эту секунду крупным планом: к испарине, проступившей на моём лбу, прилипла прядь волос, я убираю её, подставляя лицо лёгкому бризу с залива.

Моя последняя песня о красивом мужчине, желанном для всех, сводящем с ума. Когда-то давно мы знали друг друга, и он был другим, он любил меня. Слова этой песни о нём – о моём муже, а в её музыке мои чувства к нему.

Всем нравится то, что ты делаешь, 

От твоей манеры говорить, 

До твоих движений. 

Все здесь смотрят на тебя!

Ты везде чувствуешь себя как дома,

И ты как сбывшаяся мечта. 

Но если вдруг сегодня ты здесь один, 

Уделишь мне минутку?

Перед тем, как я уйду? 

Потому что я провела одна всю ночь, 

В надежде, что ты тот, кого я когда-то знала. 

Ты словно из фильма, 

Звучишь как песня, 

Боже, перед глазами то время

Когда мы были молоды…

Алекс всё понимает, ведь ему не занимать проницательности: поднимается и подходит к сцене, и в глазах его любовь и… восхищение! У него в жизни всё самое лучшее: самый большой и красивый дом, автомобили, яхты, любимая работа, популярность, друзья, бесконечные знакомства и жена тоже лучшая. Я могу всё: с ног сбить, с ума свести, могу любить и поспорить со смертью, суп сварить и ребёнка родить, могу спеть… так, что любая душа развернётся, откликнется…

И сегодня, кажется, это поняли все.

Алекс подаёт мне руку и, продолжая петь, я спускаюсь к нему. Он сжимает мои ладони в своих, и мы смотрим друг другу в глаза, не отрываясь. Нет никого романтичнее нас в это мгновение: все ждут, затаившись, но ничего не произойдёт, ведь Алекс не из тех, кто станет выставлять напоказ самое дорогое. Он мужчина, состоящий из парадоксов: такому популярному и любимому всеми Алексу совершенно безоговорочно наплевать на сплетни, мнения и мысли о нём. Я вижу его глаза и боюсь даже думать о том, что он сделает со мной сегодня ночью…

Алекс ведёт машину быстро, дерзко, сексуально – практически всё, что он делает, возбуждает меня. Мы едем домой в полнейшей тишине, и даже не глядя друг на друга, но я знаю, что случится, когда мы приедем, он тоже, поэтому белый Ламборджини несётся, вопиюще попирая требования скоростного режима.

Deep In U TAWk

Мы входим в наш дом, я поднимаюсь в спальню, он следует за мной. Не говорим друг другу ни слова, но оба чётко знаем, что происходит. Алекс снимает пиджак, футболку, я стягиваю свою. Он приближается, не прикасаясь, целует в шею, зарывается носом в волосах и глубоко вдыхает, затем отрывается и смотрит на меня. И я узнаю его – парня, в глазах которого жило когда-то моё яркое, тёплое, испанское море. Оно и сейчас в них живёт… только прячется.

Его дыхание учащается, кончик языка коротко облизывает губы. Я знаю, этой ночью его поцелуи оденут меня полностью, вспомнят вкус моей кожи, где бы она ни была. Мне всё это известно наверняка, ведь я не в первый раз смотрю в тёмные, почти чёрные от предвкушения глаза, и кое-что уже способна читать в них.

Он тоже читает меня, и от глубины его гипнотического взгляда я теряю ощущение реальности. Я не знаю, что он ищет в моих глазах, но от этого зависит всё то, что он будет делать дальше. А дальше, он стягивает с меня мои дырявые джинсы, в которых я вытанцовывала на сцене каких-нибудь полчаса назад, и кладёт мои руки на свой ремень.

Не с первого раза мне удаётся расстегнуть заумную пряжку, но Алекс терпелив сегодня, он ждёт. Стараюсь стянуть с него джинсы, но они слишком узкие, и мне приходится просунуть пальцы под ткань, чтобы ухватиться как следует, я чувствую его тёплую кожу… Боже, как же давно я не прикасалась к нему!

Алекс дышит часто, с трудом скрывая своё нетерпение, но никуда не спешит: у него полно времени, эта ночь целиком принадлежит ему.

Наконец, я расправляюсь с его чёртовыми джинсами, и теперь его очередь снимать с меня бельё, и я в ожидании! Именно в нём, потому что Алекс тот редкий мужчина, который может довести до экстаза только тем, как снимет бюстгальтер: касания его пальцев нежны и волнительны, случаются именно там и только тогда, где и когда должны случиться для полнейшего расплавления сознания. Освобождая грудь от ткани, он ласкает её глазами так, что любое либидо имеет все шансы сойти с ума. А ведь он ещё и не начинал своих игр, а только раздел…

Я отступаю к кровати, но Алекс не отстаёт: смотрит, как удав на кролика – ещё немного и съест. И всё, дальше секс. Жадный, голодный, ненасытный. Он не дал мне спать в ту ночь вообще: я уже не могла дождаться, когда ж он успокоится. Мы делали это раз пять или шесть, а может и семь – я не помню. В итоге, под утро меня распластало от усталости так, что мозг в прямом смысле отключился. Уже проваливаясь в сон, я всё ещё ощущала его губы и дыхание на своём затылке, спине, ягодицах, бёдрах. Моё сознание растворялось в дрёме с одной только мыслью – с уверенностью, что за все эти месяцы у него совершенно точно никого не было.