Марк приторно ржёт, а я с усердием пытаюсь вычленить из этого словесного потока важное.

Twenty One Pilots – Stressed Out (Tomsize Remix)

А девица, тем временем, лобзает моего мужа всё наглее и наглее, всё интимнее и интимнее, и я не понимаю, к чему весь этот бред о душевных ранах, если можно просто убрать с себя руки чужой тётки? Ведь это же элементарно, если ты любишь!

Если любишь, конечно.

Марк внезапно вспоминает, что у него запланирована важная беседа и, напомнив про самбуку, пропадает в глубине яхты. А мне приходится опять коротать время в обнимку с бокалом в компании своего одиночества.

Я не знаю, когда случился тот коварный момент, но контакт разума с сердцем был безнадёжно потерян, и да, я люблю. Люблю сильно, постыдно, до ломоты в мозгу, до крутящего зудежа в области межбедерья. Ненавижу себя за это, презираю себя, но ничего поделать не могу.

Смотрю на его буйную голову, на руку с французским маникюром, ласкающую его затылок, пропускающую между пальцев мои! отросшие пряди, томно тянущие за них в недвусмысленном жесте, и хочется выть, как собаке с переломанными ногами. Ведь я помню кое-что из нашей прошлой жизни, знаю, как он реагирует на эти потягивания… и, похоже, знаю об этом не только я.

А что, если он сейчас встанет и поведёт её уединяться, ведь это, похоже, в пределах нормы для него? Я знаю, как это ни прискорбно, но до болезни именно это и было его стилем жизни, и мне уже успела сообщить об этом целая дюжина доброжелателей: он спит со всеми. Со всеми подряд. Имеет всё, что движется. Он такой, и я об этом знала. Знала, но расписалась на бланке с госвензелями. Зачем? Потому что люблю, потому что надеялась, потому что когда-то нетрезвый и немного обкуренный он рисовал мне картины семейного счастья из своего воображения. А разве тогда он что-то говорил о верности супругов, о преданности? Насколько я помню, речь шла лишь о мужском долге в плане достатка и детских книжках. А с другой стороны, его стремление хранить верность, несмотря на прессинг физиологии, тогда в Париже?

Господи, как же тяжело, как же всё сложно! И как было предельно просто и ясно с Артёмом, и недостатки его и достоинства как на ладони, и мой вполне осознанный выбор. И к чёрту феерический секс, если его цена так высока – моё разбитое сердце и поруганная гордость! А о каком феерическом сексе, вообще, речь? То несчастное подобие с безразличным выражением лица, которое случилось лишь раз, да ещё и чёрт знает когда?! С Артёмом и то было круче, если честно.

Twenty one pilots Ride

Через время мы с Марком пьём самбуку не вдвоём, а втроём, потому что он приволок своего друга, который к тому же не сводит с меня глаз, так как Марк, совершенно уже не отдающий отчёта своим словам, в один момент заявляет, что я и есть та самая, на которой «перемкнуло» звезду по имени Соболев. Причём поведение самого Алекса свидетельствует об обратном: не то что не любит и не уважает, а вообще ни во что не ставит – я уже сбилась с подсчёта оказанных ему «знаков внимания», но во главе планеты всей сегодня определённо брюнетка.

Мой мозг уже воспалён до предела, я на взводе ещё и потому, что у меня ПМС, как выяснится несколькими часами позже. Чтобы скрыть негодование, злость и обиду за унижение, я усердно закидываюсь коктейлями.

Время, то самое, которое быстротечно, на этой вечеринке тянется с черепашьей скоростью. Я никак не могу дождаться её конца и того момента, когда мы уже, наконец, причалим к нашей марине, чтобы я могла спокойно уединиться дома. Господи, как же хорошо, что хотя бы в доме не бывает всех этих людей!

Да, у моего супруга, оказывается, есть железобетонные правила – целый список. Одно из них: гости вечеринок, кем бы они ни были, никогда и ни под какими предлогами не входят в дом. Об остальном своде законов моего странного мужа позже.

Ближе к десяти вечера Марк уже на грани полного выруба, но всё ещё держится на ногах. Его дружок Саймон, так и не решился ни разу раскрыть рот в моём направлении, но успел достать своими пристальными взглядами. Алекс вальяжно восседает на диване в компании прилично поодаль, и его неустанно атакует брюнетка. Он с ней не заигрывает, даже не улыбается, но и не отталкивает – её руки, кажется, побывали уже везде, где можно и где нельзя, как и губы.

Я пребываю на грани нервного срыва: полчаса назад Алекс удалялся вглубь яхты, где расположены каюты – подозреваю, ему нужно было в туалет, но девица рванула сразу же за ним, и их обоих не было минут пятнадцать. Я стараюсь не думать о том, что могло бы занять их так надолго, но уже ничему не удивлюсь. Разве он принадлежит мне? Когда-то предлагал, но с тех пор так много воды утекло. А то, что штамп в паспорте, так это чистейшая формальность – нам нужны были детские визы, и он даже не делал мне никаких предложений, просто коротко обрисовал ситуацию и наши действия.

Наблюдаю за псевдомужем и его шлюхой и пью. Что я пила сегодня и сколько, смутно помню, и, кажется, меня уже покачивает. Как же это унизительно – напиться на почве ревности! Мудрая мысль приносит мне облегчение: спущусь вниз и лягу спать, больше не буду доставлять ему удовольствие своими муками, а завтра, наверное, поменяю билеты на более раннюю дату и уеду домой, сколько бы мне это ни стоило.

Внезапно вижу, как брюнетка наклоняется прямо перед Алексом и, по всей видимости, запускает свою руку в его интимное место. Из-за борта дивана мне не видно наверняка: может, просто обнимает за талию, а может, это уже моё воображение разгулялось на почве ревности, но этот жест становится последней каплей. Мне так паршиво, что мозг грозит разорвать черепную коробку, а сердце – распороть грудь.

Я поднимаюсь и направляюсь к лестнице, ведущей вниз, к каютам, и краем глаза замечаю, что муж мой неверный поднимается тоже, резко и достаточно грубо сбросив с себя руки брюнетки. Но эта точка в развитии их прелюдии, меня уже не греет, он и без того уже слишком много дал мне увидеть. Я отвожу взгляд и продолжаю идти туда, куда собиралась.

Но уже через пару секунд Алекс хватает меня за руку:

– Куда ты?

– Спать! – рявкаю в ответ.

– Наша каюта в торце, – сообщает, и… я как будто улавливаю в его голосе… грусть?

Благополучно добираюсь до кровати, падаю, не раздеваясь и обдумывая уже полу отключившимся мозгом воспитательные меры по отношению к собственной чувствительности и мягкотелости.

ID3 ft. Soundmouse – Hummingbird (Original Mix)

Утром обнаруживаю Алекса мирно спящим рядом, фактически на моей половине кровати, уткнувшись носом мне в затылок. Похоже, он неосознанно жмётся во сне туда, где теплее – думаю. Теряюсь в догадках, было у него что с брюнеткой или нет? Если да, то какого чёрта он в моей… хорошо, нашей постели?

Осторожно отодвигаюсь, встаю, одеваюсь и выхожу из каютного отсека на террасу. Снаружи холодно и пасмурно, вокруг ни единой живой души – похоже, все официанты разъехались и основная масса гостей тоже. Но мы не на причале, хоть берег и виднеется не так далеко.

Возвращаюсь в нашу каюту, она, к слову, самая большая и единственная имеет маленький балкон, так как расположена на носу яхты: прямо из кровати можно наблюдать за её ходом и пейзажами.

Алекс всё ещё спит – видно, выпил немало, когда я ушла, так как обычно он просыпается от малейшего шороха. Я сажусь на кровати со своей стороны и не знаю, что делать, будить его или нет.

Спящий он красивый. Очень. И я не имею понятия о том, что ждёт меня впереди, поэтому осторожно склоняюсь к его волосам, глубоко и не торопясь вдыхаю… Он пахнет так же, как и вечность назад – сладко, пряно, гипнотически приятно. Ваниль, цитрус и мужественность.

Соблазн беспрепятственно любоваться им спящим так велик, что мне почти физически плохо от необходимости разбудить его и встретиться с холодностью и отрешённостью, за которыми этой его красоты даже и не видно. А будить надо, поскольку дома мои дети, за ними, конечно, Эстела присматривает, но всё же они не знают языка, поэтому мало ли что…