Don't Deserve You – Plumb

Дальше всё развивается так быстро, что я не успеваю осознавать происходящее. Мне кажется, будто я мчусь в кабриолете на бешеной скорости по шоссе своей жизни, и у меня вот-вот сдует голову.

Алекс развёл нас с Артёмом за три дня через суд, который длится у обычных людей месяцами или даже годами. На четвёртый день мы зарегистрировали с ним брак, и я взяла его фамилию. Вся эта поспешность была продиктована только одним: моим детям срочно нужны были американские визы. Алекс не считал денег; ему называли суммы, а он только спрашивал о сроках и сокращал их вдвое. С ним не спорили, пасуя перед его решительностью, а я в ужасе наблюдала за тем, как быстро при наличии особенно больших денег решаются судьбы живых людей. Купить можно всё: и честь, и достоинство, и семью с детьми.

Но самый мерзкий след остался в моей душе от того, как мой новый муж обошёлся с прежним: Алекс забрал детей у Артёма, надавив на все кнопки одновременно. Он сказал, что всё равно найдёт способ их вывезти без согласия отца, и что Артём прекрасно это знает. Вопрос в цене и времени, и из двух этих ресурсов Алексу важно только время – оно ограничено. Если Артём добровольно подпишет согласие на вывоз детей, ему будет обеспечена виза США и работа в Сиэтле поблизости от нас, чтобы он мог в любое время видеть сына и дочь. Контрольным ударом стало обещание, что Алёша с Соней получат лучшее в мире образование и самые широкие возможности. Случившееся подкосило человека, с которым я прожила двенадцать лет, Артём выглядел настолько жалким, что мне захотелось утопиться, только бы заглушить угрызения совести.

И хотя этот их разговор состоялся не при мне, знала я о нём практически сразу – Артём сам рассказал. Он был в ужасе от того, с кем мне и детям предстоит теперь жить: Алекс танком прошёлся по нашей семье, чувствам моим и моих близких, а я, словно заспиртованная лягушка в банке, безвольно наблюдала всё это со стороны. Все решения принимались за меня и без меня, я только ставила свою подпись в указанном месте. Неудивительно, что Алексу удалось так разбогатеть – люди вели себя с ним иначе: строптивые соглашались, смелые трусили, нерешительные решались.

Всего через неделю американские визы были вклеены в паспорта детей, моя же оставалась в силе ещё с сентября. Алекс приказал взять с собой только самые необходимые вещи – одежду и остальное можно купить и в Штатах, а я, как зомби, просто делала, что он говорил.

Прямо перед отъездом мы заехали к моим родителям – знакомиться. Алекс… Алекс – это человек, в совершенстве владеющий инструментом «обаяния». Наши с ним разногласия и недопонимания – это наши с ним разногласия и недопонимания, а для моих родных Алекс в высшей степени внимательный, улыбчивый, обворожительный мужчина, и весьма неожиданно – мой новый муж.

Когда мама – человек, призывавший мою совесть проснуться в течение двух самых счастливых в моей жизни лет, не единожды слёзно воскликнувший «не могу поверить, что родила и воспитала тебя я!» – так вот, когда моя мама, наконец, увидела его, она сказала:

– Теперь только я понимаю тебя, дочь…

Когда моя драгоценная сестра, мой старший товарищ и вездесущий зоркий глаз, всегда выручавший и прикрывавший, да в принципе сделавший эту мою «связь» возможной, но никогда не забывающий напомнить непутёвой мне о том, кто именно является чёрным пятном на репутации нашего семейства, простояла минут пять с открытым ртом и захлопнула лишь для того, чтобы спросить: «А где таких делают?», я поняла, что легко мне никогда не будет.

Даже папа – в высшей степени неприветливый и сухой человек, привыкший, чтобы честь отдавали ему, а не он кому-то – никогда на моей памяти не встречал и не принимал вот «так» Артёма.

Официальный статус «жены» очистил меня от всех грехов и амнистировал в моём лице достойного члена семейства. Гордости у меня не было, радости тоже: в душе́ росла и крепла тревога, потому что «страх» – это для более серьёзных вещей, таких, как лейкоз, например.

Наш самолёт до первой точки пересадки – Франкфурта – поднялся в воздух в восемь часов вечера. Алексу досталось место рядом с Алёшей, выпросившему «окно», мы с Соней расположились так же, в том же ряду, но через проход напротив. Тот вечер, оранжевый свет уходящего мартовского дня и силуэт Алекса, склонившегося над своей бесконечной работой в планшете и ноутбуке, навсегда останутся в моей памяти поворотной точкой. Я смотрела на своего красивого мужа и думала о том, какую гигантскую ошибку совершаю.

Как долго всё это продлится?

Сколько дней, месяцев, лет он продержится рядом со мной?

И что будет, когда всё закончится?

Я всё понимала, но остановиться уже не могла.

Kings Of Leon – WALLS

Мы прилетаем в полдень, и в доме на берегу нас встречает обедом Эстела.

Эстела – мексиканка лет пятидесяти, несколько раз в неделю приходившая убирать дом, когда Алекс болел. Теперь она будет жить с нами постоянно. Эстела полная, добрая, улыбчивая и очень душевная: она встречает меня объятиями и признаётся, что всё это время «молила деву Марию о моём возвращении, ведь я так нужна ему»... Однако мне почему-то кажется, что Эстела рада меня видеть куда как больше, чем он.

Алекс странный. Очень. И ведёт себя так, будто мы чужие. Я уверена, всё дело в том, что я ударила его – он не может мне простить своё разбитое лицо. Но на самом деле причина другая, и я узнаю о ней не сразу. Оказалось, моя разрушенная семья далась Алексу с большим надрывом: он наступил на горло своим принципам и совести. Он считал, что я сама должна была сделать правильный выбор (то есть, выбрать его) и просто жить с ним. Поскольку он понял, что этого никогда не случится, ему пришлось пожертвовать своей честью и решить всё за меня. Поэтому он и злился, ну и совсем чуть-чуть из-за своего лица. Так он скажет мне потом, а пока не замечает меня.

Как только входим в дом, Алекс объявляет детям:

– Выбирайте комнаты! Лучше всего, я думаю, если они будут на одном этаже с нашей спальней. Как ты считаешь, Лера?

– Да, конечно, – мямлю.

– Ого, какой огроменный дом… он твой, Алекс? – у моего старшего ребёнка, похоже, шок.

– Наш. Мой, твой, Сонин и мамин, – и я впервые за последнюю неделю вижу подобие улыбки на лице своего новоиспечённого супруга.

– Что, весь?

– Весь.

– И бассейн?

– И бассейн, и террасы, и даже пляж. Но ходить туда можно только с взрослыми.

– Я уже взрослый! А сколько тут этажей, Алекс?

– А сколько ты насчитал снаружи?

– Три.

– Да, со стороны дороги три, а со стороны залива – четыре.

– Круууть! – восхищается Алёша.

– Лера?

Я вздрагиваю:

– Что?

– Где наша спальня, ты уже знаешь. Выбирай любую сторону, какая тебе удобнее – правая, левая – как скажешь. Мне без разницы. Сейчас я ненадолго должен уехать по работе. К ужину постараюсь вернуться, – сообщает, только раз коротко на меня взглянув.

Я не жду от него объятий и поцелуев на прощание, но и эта холодность замораживает. Раньше он всегда смотрел на меня, не отрывая глаз, а теперь вот так – коротко и бессодержательно.

Алекс освободился после десяти вечера, пропустив и ужин и всё остальное, что могло бы быть после него. Но и вернувшись, он не поднялся в «нашу» спальню, а продолжил работать внизу, сидя в кресле в гостиной. Дети уже спали, так и не дождавшись его – Алекс уже успел очаровать их до состояния «слепого обожания», а вскоре и вовсе станет их кумиром. Впрочем, и взрослые – все, кого я знала – притягивались к нему, как к электрическому магниту. С детьми же Алекс общался на равных, то есть так, как если бы они были ровесниками: внимательно выслушивал, всегда находил для них время, и они откровенничали с ним даже больше, чем со мной. Ну и, конечно, игрушки: дорогие, сложные игровые приставки для сына, кукольные дома, наряды и ещё много чего для дочки. Он покорил их своими беседами ещё в самолёте, а дом его стал для них родным с первого же дня. Я не переставала удивляться: если бы у меня всё так легко и гладко получалось!