Татамай было потянулся к рукояти меча, но тут О'Туббах заговорил:

– Хахкало иссюбах, сашим. Са талоа химонаси.

И отвесил поклон, в котором просто читалась дерзость. Потом О’Туббах усмехнулся и продолжил изображать езду на коне и то, как опять теряет стрелу. О'Гонклин сделал вид, что не смотрит, но его женщина наблюдала за движениями бедер слуги, прикусив нижнюю губу.

Татамай убрал руку от меча… и Дэвид услышал тихий шорох, с которым за его спиной другие клинки возвращались в ножны. Гиллападриг, как всегда, следовал за ним тенью.

Татамай вдруг взмахнул рукой и выхватил из рук О'Туббаха курительную трубку. Тот закричал, но Татамай нанес резкий удар, от которого у работника голова откачнулась назад. Затем вождь краснокожих чужаков заговорил злым тоном. Дэвид сумел разобрать только слово «тзибатль», но возникло ощущение, что оно было столь же неродным для него, как и для его слуги. Возможно, оно принадлежало к языку народа эйр воах, растившего эти листья. О'Туббах осклабился и выдал реплику, которую не составило труда понять как знак неповиновения, а после ударил себя в грудь и произнес:

– Минго-ли биллия!

Вождь О'Гонклинов вновь вцепился в рукоять меча и на сей раз мог бы даже его и выхватить, но женщина опустила ладонь на запястье спутника и сказала что-то мягким тоном. Татамай не глядя сбросил ее руку, но все-таки не стал доставать оружие.

– Тзибатль, – снова произнес он и протянул руку.

Двое его охранников встали позади и сверлили слугу полными гнева взглядами. Дэвид скрестил руки и прислонился спиной к парапету, дожидаясь развязки.

Напряжение нарастало.

Но затем О’Туббах вздохнул и извлек из кармана мешочек с курительной смесью. Немного подержал в руках – Дэвиду даже показалось, что в знак непокорства зелье полетит через крепостную стену, – но затем протянул его вождю, проворчав что-то, что определенно должно было означать «чтоб ты подавился».

Дэвид не мог не заметить, что у обоих мужчин при передаче мешочка тряслись руки. По всей видимости, этот белый дым был им столь же необходим, как виски – записным пьяницам. Не сходя с места, Татамай поспешил набить трубку и погнал охранника за угольком, чтобы разжечь ее.

– Они не подрались, – сказал Гиллападриг, провожая взглядом удаляющегося Татамая. – Мне казалось, ты думал, будто они сцепятся.

– Время еще не пришло, – ответил О’Флинн и повернулся к О’Туббаху. – Минголей. Вождь?

– Минго, вождь Миске О’Геох, – ответил тот. – Сашим. вождь аль-Гонкуин.

Дэвид повторил имя для верности:

– Аль-Гонкуин? Стало быть, они сарацины?

Последнее слово ничего не значило для краснокожего, так что Дэвид не стал заострять внимание. Его сейчас волновало не столько то, откуда эти чужаки прибыли, сколько то, куда они направляются.

Вернувшись на парапет, выходивший на озеро, О’Флинн обнаружил Доннхада О’Малмоя и датчанина Олафа, ожидавших его там, как и было договорено.

– Сколько? – спросил Дэвид у Доннхада, указывая на когг, стоящий у пристани под ними.

– Трое да еще двадцать, – отозвался разведчик. – Но сосчитать было трудно, они же все на одно лицо. Примерно половина носит железные рубашки. Остальные лазают по веревкам. Эти, видимо, простые матросы. Пара человек всегда стоит в карауле, но охранники из них скверные.

– Они полагают, что находятся среди друзей, – сказал Дэвид.

– Более чем среди друзей. Несколько служанок О’Флаэрти отправились на борт под тем или иным предлогом, если ты понимаешь, о чем я. И, похоже, у них там есть женщина из пиктов, захваченная в бою с О’Мэлли.

Дэвид обратился к датчанину:

– Олаф, у тебя еще остались друзья в Голуэе?

– Разве у преступника могут быть друзья? – пожал плечами северянин. – Думаю, я сейчас могу назвать так любого, кто не пытается перерезать мне глотку.

– А что если ты пообещаешь им корабль, быстрее которого они еще не видели?

– Тогда… – Олаф покосился на иноземную посудину. – Ей бы еще киль приделать. Но я знаю корабела из Бордо, который за это возьмется. – Он оглядел мачты. – Дюжину парусов, думаю, хотя с такелажем придется повозиться… и еще надо будет… – Он помолчал, а потом кивнул: – Ja. Мне доводилось строить корабли. Это возможно.

– Отлично. Составь список людей и передай его О’Малмою. Доннхад, ты отправишься в Голуэй, потому что знаешь город. Найдешь тех, кого укажет Олаф, и тайком приведешь их сюда. По пути вы можете столкнуться с О’Дэлли, но между нами нет вражды. Только берегись, чтобы не встретиться с де’Бурго. Будь осторожен.

– Один О’Малмой стоит десятка его кретинов, – улыбнулся Доннхад.

– И прихвати с собой Кевина. Боюсь, их будет более десятка.

Доннхад удалился. Олаф помедлил еще немного, разглядывая когг и потирая руки, а потом тоже ушел.

Дэвид немного выждал и сказал:

– Татамай плыть домой, воинов везти. Тебя берет?

О’Туббах горько рассмеялся.

– Вождь аль-Гонкуин. Больше нет., – Он ударил себя в грудь. – Миске ОТеох всего вождь теперь. Город, крепость… как сказать? – Слуга изобразил, как высекает с помощью кремня огонь.

– Сгорели, – произнес Дэвид.

– Да. Город. Крепость аль-Гонкуина сгорели. Женщины… – Краснокожий дернул бедрами.

– И книги?

О’Туббах посмотрел озадаченно, и тогда Дэвид изобразил, будто читает.

– Пф-ф-ф… – тот пожал плечами и показал пальцами дымок.

– Прискорбно. Уж очень легко они сгорают, – произнес Дэвид, задумавшись о том, есть ли монахи в этой их Новонайденной земле. Успели ли они хоть что-то сохранить в своих записях, прежде чем знания утекли как песок сквозь пальцы. Он вспомнил святых Земли Эйре, черкавших своими перьями в далекие времена, пока за их окнами орали разъяренные викинги. Написанное там стало искрами, от которых при дворе Шарлеманя загорелся совсем другой огонь. Впрочем, теперь и Шарлемань остался лишь в легендах да сказках о столь же далеких временах, как падение Рима.

О'Туббах произнес на ломаном датском:

– Корабль забрать желтые волосы.

Дэвид предпочел промолчать, и тогда слуга добавил:

– Идти. Дом увидеть ачеба. Трава… трава.

О’Флинн отцепил с пояса ножны с кинжалом и протянул их пленному Миске о’Геоху, поскольку окончательно убедился в том, кто этот человек: один из сотен бедолаг гибнущей империи, угодивший в плен к бегущей банде аль-Гонкуинов. Возможно, даже в тот момент, когда корабль с беженцами готовился отплыть от берега. Багровые, до сих пор не отмытые пятна на палубе говорили об отчаянной схватке. О'Туббах помедлил, а затем извлек кинжал из ножен и надежно спрятал в складках своего тюрбана, возвратив пустой чехол обратно Дэвиду.

– Мы два курить ачеба.

– И мы еще покурим, – соврал Дэвид.

Сам О'Флаэрти лично проводил Дэвида до края Кил Клунах и гарцевал рядом на коне, пока горцы высаживались из лодок и готовились к долгому переходу обратно в Шлиав уа’Линн.

– Ты расскажешь Кормаку? – спросил О’Флаэрти.

– Я передам Макдэрмоту все, что увидел.

Король Яр Коннахта вздохнул, услышав столь осторожно подобранные слова, а затем посмотрел на запад мимо своего замка на озере.

– Не понимаю я твоей верности такому ничтожеству, как Аэд.

– Да, он ничтожество и тупица, – признал Дэвид, – но если мы начнем требовать, чтобы наши короли становились великими, прежде чем выказывать им подобающие почести, то воцарится смута. Короли приходят и уходят. Важен белый жезл, а не тот болван, что его держит.

О’Флаэрти взвесил слова Дэвида.

– Понятно, – произнес король. – Ты верен Фелиму. И всегда был его человеком.

– Было бы не очень красиво, – объяснил О’Флинн, – если бы он убил собственного брата. Этим займется Турлох… если рогоносцы не успеют раньше.

О’Флаэрти невесело улыбнулся.

– А затем псы Фелима устранят Турлоха под прикрытием железных рубашек? Печальная выйдет история, учитывая, что его планам помешают краснокожие чужаки.

– Жизнь – штука непредсказуемая, – пожал плечами Дэвид. – Кстати, у меня пропал нож.