Небо затянули тучи, и он испугался, что скоро пойдет дождь. Он ненавидел ездить в дождь. Движение было напряженным, хотя Хаддонфилд был не более чем горсткой дорогих викторианских особняков, разбросанных на нескольких квадратных милях. Забавно, что Клэр из всех мест выбрала именно это. Вероятно, решила, что прятаться нужно у всех на виду. В этом городке она была своей: спесивая, заносчивая, надменная. Сука высшего класса.

Странно, что Росс произвел на свет таких детей. Клэр, сноба высшей марки, и Мари, прячущуюся под своим монашеским одеянием, притворяющуюся, будто в ее холодном, бесстрастном взгляде отражается некое высшее призвание служить Иисусу. Разные стороны одной монеты. Росс был истинным филадельфийцем. Местный, сын столяра. «Синий воротничок», долгий рабочий день. Еще более долгие ночные попойки. Сырой дом с пластиковой мебелью. Честный, преданный, симпатичный. С этого, возможно, все и началось…

Он огляделся по сторонам – улица залита светом фонарей, кафе со столиками снаружи, «Старбакс» на углу и куча дорогих магазинов – и поморщился. Вот дерьмо. Она решила осесть буквально в джерсийской версии Честнат-Хилл, где жили Оуэнсы. Он-то ожидал, что она выберет что-нибудь более эффектное. К примеру, продуваемое ветрами ранчо в Оклахоме или, с претензией на шик, таунхаус в Квебеке. Или даже Портленд, штат Орегон, рядом с рынком биологически чистых продуктов… Но чтобы поселиться в скучном Нью-Джерси, так близко от родных пенатов отца?

Он повернул на Вест-Энд-авеню и остановился перед домом. Терраса была пуста; в окнах не видно никакого движения. Он ждал, предвкушая завершение кошмара длиной в двадцать лет. Вот здесь. Прямо сейчас. Как же будет здорово – уйти от всего этого… На этот раз он не сделает ни одной ошибки. Все будет чисто. Ни одного отпечатка. Он даже устроит в доме беспорядок, чтобы все выглядело как надо. Разве есть для Авы лучшее время умереть, как не в тихое воскресное утро, когда все идиоты либо в церкви, либо попивают кофе по десять долларов за чашку в кофейнях в центре города?

Он внимательно осмотрел улицу. Машины двигались в обе стороны, но в остальном все было тихо. Он натянул кожаные перчатки. Когда поднимался по каменным ступенькам к входной двери, его дыхание стало учащенным, отчего даже слегка закружилась голова. В кармане куртки лежал небольшой охотничий нож. Ни на подъездной аллее, ни перед домом машин не было. Из дома не доносился ни один звук. В доме никого.

Дверная ручка легко повернулась. Ава даже не удосужилась запереть дверь. А она рассеянная… На мгновение ему едва не стало плохо. Он жалел, что ему не стало плохо. Но за столько лет случилось слишком много всего, чтобы сейчас останавливаться. Он прошел в дом и тихо закрыл за собой дверь. Оглядел гостиную. На полу валялись пустые винные бутылки. Он навскидку насчитал шесть. Поднял одну и улыбнулся. Дорогое пойло. Наверное, из запасов Клэр. На одном краю дивана валялось одеяло. Значит, она спала здесь, как собака. Может, стоит дать ей напиться, прежде чем он перережет ей горло? Последняя пирушка…

Тут он вспомнил. Фотография. Она взяла ее с собой? Он увидел в углу на полу ее сумочку. Куда же она пошла без сумки? Он предположил, что она, пьяная, спит наверху, но потом сообразил, что машины нет. Входная дверь не заперта, сумка на месте. Может, она пошла к кому-то в гости или на рынок с той наличкой, что завалялась в кармане? Надо действовать быстро и быть готовым к тому, что она скоро вернется. Вывернул ее сумку на журнальный столик. Старые рецепты, мятые бумажки, полоски жвачки, кошелек и одна маленькая пустая бутылка из-под водки. Фотографии нет. Он порылся в бумагах, лежавших на столиках у дивана, и не стал поднимать их, когда они упали на пол. Затем перешел в столовую.

Он двигался от стула к стулу, отшвыривая одежду после того, как проверил карманы. С каждой минутой его раздражение росло, он был на грани безумия. Снимок у девчонки, и он найдет его. Поднялся на второй этаж, кипя от гнева. Ее комната была заставлена нераспакованными коробками и сумками. На тумбочке стояли бутылки с водой, пустые кофейные чашки, винный бокал, липкий от высохшего вина.

Снимка нигде не было.

Вернувшись в гостиную, он в отчаянии рухнул на диван. И тут увидел его. Снимок лежал рядом с его каблуком, торчал из-под дивана. Наверное, она разглядывала его, прежде чем впасть в хмельную кому. Схватив снимок и сунув его в карман, он встал. Им овладело странное беспокойство. У него не было желания смотреть на дом, где умер Лойял. На фотографию, снятую там, где того забили молотком. На визитную карточку, оставленную для следующей жертвы. По его лбу струился пот. Размышления об убийстве Лойяла заставили его осознать тот факт, что человек – кто бы он ни был, – убивший других, теперь нацелился на него.

Он сел в вольтеровское кресло, передвинув его так, чтобы его нельзя было увидеть от входной двери, и стал ждать свою добычу.

Над головой висели темно-серые тучи. Я села в свою машину и сидела так несколько минут. Я собиралась зайти в «Старбакс», потом сообразила, что не взяла с собой сумку. Так что не будет никакого карамельного латте. До дома Клэр было всего несколько кварталов. Я прикинула, не стоит ли зайти домой, взять деньги и вернуться сюда, но отказалась от этой идеи. Больше всего на свете мне хотелось принять долгий и горячий душ, переодеться и выпить таблетку «Мотрина». Что-то в последние месяцы я качусь по наклонной плоскости… Слишком много пью. Бокал вина превращается в бутылку. Куда бы я ни шла, обязательно захожу в винный магазин и покупаю маленькие бутылочки водки, чтобы смешивать ее с апельсиновым или клюквенным соком. Постоянно нуждаюсь в чем-то, что поддерживает меня в расфокусированном состоянии. Даже не знаю – то ли я потребляю алкоголь, то ли алкоголь потребляет меня. Может, и то, и другое понемногу. Вероятно, объяснение тут простое, из серии «единственная мать, которую я знала, умерла, и я не могу с этим справиться». Наши отношения были трудными, но я была не готова к тому, чтобы они так резко закончились. Теперь не будет ни ссор, ни примирений.

Улицы Хаддонфилда заполнила воскресная толпа. Магазины открылись, и продавцы, несмотря на холод, выставили у дверей свой товар. Люди сидели у ресторанных обогревателей, потягивали дорогой кофе, неторопливо вкушали булочки и копченый лосось.

После возвращения из колледжа, обдумывая свои дальнейшие шаги, я наткнулась на работу, которая вполне устроила меня: стажировка в качестве переводчика в суде округа Кэмден. Так что, несмотря на твердое намерение уехать как можно дальше от Хаддонфилда, я вплоть до смерти Клэр продолжала жить на чемоданах в ее доме.

Я взбежала по ступенькам и вставила ключ в замок. Не заперто. Неужели я не заперла дверь? У меня в голове зазвучали слова сестры Регины. «Но Мари переживает из-за того, что девочка знает больше, чем следует. И ведь это только начало». Я толкнула дверь и замерла на пороге, не зная, входить или нет. Своей поездкой к дому Оуэнсов я взломала какую-то печать; еще до отъезда я чувствовала, что случится нечто в этом роде. Мари была права, это только начало. Я уставилась на погруженную в полумрак гостиную.

– Авааааааааа!

Я повернулась и увидела, как Джоанна, моя коллега, спешит по тротуару и взбегает по лестнице. Она обняла меня, и я потонула в облаке одуряюще сладкого «Шалимара».

– Заходи, – сказала я, когда она выпустила меня из своих объятий. – Я только что из церкви.

Я взяла ее за руку, и мы вошли. Я внимательно огляделась, проверяя, есть ли какое-то движение в доме. Моим щитом была Джоанна Уоткинс, но она быстро покинула меня и бросила свою огромную матерчатую сумку на диван, а потом плюхнулась рядом с ней и посмотрела по сторонам.

– Господь Всемогущий, Ава… Да тебе нужна уборщица. С тобой всё в порядке? Между прочим… – Она рукой обвела комнату. – Ты выглядишь какой-то слабой. И немного лохматой.