Зачем ему это было нужно? Разве женщины не падали к его ногам буквально автоматически? Меня охватил леденящий душу ужас, что этот мужчина хотел того, что не мог получить на свидании; возможно, мое разрубленное тело, куски которого будут аккуратно завернуты в белую бумагу и уложены в морозилку. Я содрогнулась от подобной мысли, и быстро попыталась заблокировать ее.

Монстры не должны быть красивыми. Это правило. Горбун из Нотр-Дама был уродлив. Монстр Франкенштейна был уродлив. Носферату... уродлив. Уродство было в своде правил. И все же мужчина, спокойно стоящий передо мной на коленях, уродливым не был. Не внешне. Осмотрев его с ног до головы, а затем заглянув ему в глаза, я осознала, что он был именно тем типом мужчин, о которых фантазировали женщины, как только достигали возраста полового созревания.

Он встал и отступил назад, пригвоздив меня взглядом к стулу. Мой похититель не угрожал мне ножом, но все еще держал его в руке. Он направился к двери, а потом очевидно передумал, развернулся и вернулся ко мне, стащив меня со стула. Я едва не начала умолять его не трогать меня, но он оказался заинтересован не во мне.

Мужчина поставил мой стул поверх того, на котором сидел сам, забрал ложку и тарелку, а затем сложил раскладной столик.

Я, возможно, потратила бы часы или даже дни, ругая себя за то, что не попыталась пробежать мимо него к двери, но была рада, когда не сделала этого. На стене располагался электронный замок с клавиатурой. Чтобы его открыть требовалось сканирование сетчатки и отпечатка пальца. Тот, кто похитил меня, имел техническое оснащение. Возможно, я была частью тайного правительственного эксперимента.

Дверь за моим похитителем закрылась с громким хлопком, а я осталась одна в пустой комнате, где не было ничего, кроме одетой на меня одежды. Бетонный пол, бетонные стены, неизвестного состава потолок ― все серого цвета. Унитаз без крышки располагался в дальнем углу помещения, а в нескольких футах от него, прямо в полу, находился странного вида слив. Это было похоже на тюремную камеру, только без решеток, окон или кровати.

Я не понимала, сколько прошло времени или почему это имело для меня значение, но было что-то смущающее в том, что я не знала день сейчас или ночь. Когда мне ложиться спать? И дело не в том, что это на самом деле волновало меня. Просто кроме сна, здесь было нечем заняться.

В фильмах, всегда есть выход. Неважно, где плохой парень вас удерживает, выход есть. Вы можете взломать замок, или использовать керосин, спички и какой-нибудь предохранитель, чтобы сделать бомбу, а потом взорвать дверь. Вы можете выбраться через потолочную плитку, разбить окно, или найти слабое место в стене и начать ее постепенное уничтожение с помощью острого предмета, который, так уж вышло, случайно оказался у вас в кармане.

Моя камера была крепостью. Это заставило казаться фильмы весьма неправдоподобными. На самом деле, выходило, что не так уж и сложно было создать крепость, из которой невозможно сбежать, если вы действительно зададитесь целью это сделать. Все, что вам для этого необходимо ― это твердые пол, стены, и потолок, а также единственный выход, оборудованный замком с датчиком сканирования сетчатки и отпечатков пальцев.

Глава 2

Однажды, я где-то читала о том, что преступники проводят что-то вроде интервью со своими потенциальными жертвами, чтобы они могли понять, стоит ли рисковать ради предполагаемой добычи. Конечно, они не называют это интервью, это скорее психолого-психиатрический анализ портрета личности.

Я задавалась вопросом, допрашивал ли он меня. Всем известно, что каждый месяц я выступала на нескольких встречах. Был ли он на одной из них? Отводил ли меня в сторонку? Задавал ли мне очаровательные, обезоруживающие вопросы? Сравнивала ли я себя с ягненком? Или с Красной Шапочкой?

Я не знала. Но я наверняка бы запомнила эти глаза. И даже если бы я не видела в нем хищника, коим он и являлся, я бы все равно обратила на него внимание благодаря его внешности. Я бы пошла на ужин с этим мужчиной? Если бы в его взгляде было чуть меньше холода?

Я задавалась вопросами, как долго он наблюдал за мной, и насколько легким я сделала это для него. Проявила ли я небрежность, не закрыв дверной замок, пока думала, что за мной никто не следит, чем облегчила ему задачу? Проникал ли он ко мне домой, рылся ли в моем нижнем белье? Составил ли он, в конце концов, список всех моих вещей в шкафах?

У меня было много времени подумать обо всем этом, но не той первой ночью. После того, как я осталась одна в камере, я перенеслась в царство Морфея. Я чувствовала, что наркотики все еще циркулировали в моей крови, поэтому, несмотря на обстоятельства, это оказалось не так уж и сложно.

Мне снился ланч, на котором были я и он. Мы смотрели друг на друга, и он флиртовал со мной. Я не запомнила, кокетничала ли с ним в ответ.

Когда я проснулась, мне потребовалось несколько минут, чтобы отделить фантазии от реальности. Очнуться в камере оказалось настоящим кошмаром. Сон был таким правдоподобным. Цвета, звуки и запахи, настолько реальные и яркие, что я не смогла припомнить, встречалось ли мне подобное наяву. Я впитывала их, чтобы запомнить, потому что догадывалась, что это будут единственные ощущения, которые останутся доступными в ближайшее время.

В камере поддерживалась стабильная температура; никогда не было слишком жарко или слишком холодно. На потолке имелся вентиляционный люк, но он располагался слишком высоко, чтобы дотянуться до него даже стоя на пальцах ног или подпрыгивая. Я простояла под ним несколько дней подряд, ожидая каких-то температурных изменений или чего-то подобного.

Здесь все было слишком постоянным. Вентиляционное отверстие существовало только лишь для того, чтобы посмеяться надо мной и указать на то, чего я больше не смогу ощутить ― поток свежего воздуха, окутывающий мое лицо.

Второй день представлял из себя то, что можно было бы назвать рутиной. Я бодрствовала и расхаживала туда-сюда. Отчасти это было из-за того, что я понятия не имела, что меня ждет. От этого мужчины зависело, умру ли я от его рук или буду жить, а он даже не выразил свою угрозу в словах, чтобы я смогла ее проанализировать.

Я пришла к выводу, что так и было задумано. Если он какое-то время следил за мной, то точно знал, как я жажду социального взаимодействия. Поговорить со мной означало дать мне то, в чем он хотел меня ограничить. С какой целью, я не понимала. Если его намерением было свести меня с ума, то этот план выглядел беспроигрышным.

Так что уже на второй день, я обратила внимание на свет. Он не был ярким или очень тусклым; это было равномерное приглушенное освещение, которое тянулось по всему потолку комнаты. Оно напоминало флуоресцентное, но не дотягивало до него по яркости. Возможно, это были люминисцентные лампы, которые слегка потускнели. Я ничего не знала о психических заболеваниях людей, которые могли бы купить такие лампы и использовать их до тех пор, пока они не потускнеют до нужной степени, чтобы начать кого-то нервировать. Возможно, это было лишь плодом моего воображения, и я уже начала сходить с ума.

Наконец, я выдохлась настолько, что уселась в углу комнаты, подальше от выхода. Я подтянула ноги к груди, прижалась к ним подбородком и уставилась на дверь, будто ждала от нее подвох. Так и было. В итоге, она все равно откроется. Какая-то часть меня хотела этого, потому что тогда, независимо от того, что могло произойти, и что приготовила мне судьба, все могло закончиться.

Когда дверь открылась, я передумала, молча умоляя дать мне еще немного времени. Мое сердце так сильно билось о ребра, что я была уверена, оно вырвется наружу. Я дышала медленно и размеренно, пока пыталась удержать голову на одном уровне. Мне даже пришла в голову мысль со всех ног броситься к двери, но у меня не было ни единого шанса добраться до нее достаточно быстро.

Дверь за спиной мужчины плотно закрылась. Вот и все. Игра окончена. Шанс упущен. Не то чтобы у меня была реальная возможность выбраться отсюда, но когда вы находитесь в заведомо проигрышной ситуации, вы должны проигрывать в своем воображении варианты, в которых вы побеждаете плохого парня, и вам удается сбежать.