- Не думаю, что смогу понравиться Гарри, если честно. Особенно после прошедшей недели, - Луи встряхивает головой из-за воспоминаний. - Ты знаешь, что он заставил меня бегать по всему городу? Приносить ему датские ватрушки и несуществующие книги? Просто так, чтобы посмеяться надо мной с кучкой своих подружек? Ему похуй, Зейн, можешь не верить мне, но он со мной нормально даже не разговаривает.

- Я об этом и говорю, дело не в его жестокости, - терпеливо продолжает объяснять Зейн, сидя на своем троне и откинувшись на спинку. - Ему неизвестно, как в большинстве случаев нужно себя вести. Как следовало бы себя вести. Дело не в нем, понимаешь? Он через многое прошел, гораздо больше, чем знаешь ты, чем знаю я, у него много шрамов, глубоких шрамов. Он не знает, как себя излечить, если вообще может излечиться. Луи, тебе… просто нужно быть с ним терпеливее.

- Зейн, - продолжает Луи, садясь слева от Зейна. Он пристально на него смотрит, подчеркивает каждое слово, пытаясь донести его до понимания Зейна. - Я был мил к нему. В понедельник я сказал себе, что бы он ни сказал, какую бы херню не вытворил, я буду мил к нему. И знаешь, что случилось? Он обращался со мной как с мусором. Как с дерьмом, от которого сложно избавиться. Просто так, блять! У него не было на это никаких причин!

От Зейна не следует никакой реакции, полуприкрытые глаза, обрамленные ресницами, что щекочут небо, невозмутимо смотрят.

- Он знал, что ты ведешь себя мило? Намеренно мило?

- Что? - Луи моргает, не понимая, к чему ведет разговор. - Я не знаю. Да, наверное.

Зейн вздыхает, слегка запрокидывая голову.

- Говорю это один раз, Луи. Каждый день он встречает фальшивых людей. Вешающихся на него из-за денег, его отца, его имени, неважно. Они притворяются хорошими. Они делают все, что он скажет. Дома, если о его существовании вспоминали, к нему относились так же. Давали ему, что он хочет и отталкивали в сторону. Я лично видел это, Луи, - настойчиво говорит Зейн, Луи наклоняется вперед, словно гиря упала на его плечи, - есть определенная причина, почему он так себя ведет.

Луи смотрит, не моргая.

Черт.

Блять.

- Тогда многое имеет смысл, - очень тихо говорит он.

- Я не знаю ответов на все вопросы. Я много о нем не знаю - он не говорит о себе. Никогда. Но в некоторых случаях несложно сложить два и два, правда? Будь терпелив, - повторяет он.

Быть терпеливым. К Гарри. Ага.

- Да, я постараюсь, - обещает Луи, едва понимая, что говорит, он потерян в словах, свалившихся на него за короткий период времени встречи. - Я лучше пойду.

Он встает, и, дрожащими ногами, идет к двери, Зейн продолжает сидеть на своем троне во главе стола.

- Есть еще одна вещь, которую ты должен знать о Гарри, - внезапно провозглашает голос Зейна, разрезая тишину и заглушая хаос в голове Луи.

Луи останавливается, поворачивается к нему лицом, он и так перегружен, и так слишком много информации. Ожидающе смотрит.

- Его семья — для него все. Дес —все, что у него осталось. Его мать умерла. Ушла его сестра. Ей плевать. Все, что у него осталось — это отец, Луи. Даже если Дес… - Зейн прерывает себя, подбирая слова. - Дес не заслуживает преданности Гарри, - поправляет он. - Но что есть, то есть. Он получает эту верность в избытке, и Гарри никогда не изменится.

Луи проглатывает несуществующий комок.

- Почему я должен это знать?

- Потому что, если это единственное, что ему важно, значит, сильно влияет на его жизнь, так? - намекает Зейн.

Эм.

- То есть, если он в плохом настроении или еще чего, это, скорее всего, из-за… - Луи нерешительно пытается угадать, не зная, как правильно построить предложение и выразить мысли; “разрушенного отца” звучит немного грубо.

- Здесь больше, чем кажется на первый взгляд. Больше я ничего не скажу, - заканчивает Зейн, раскручивая крышку бутылки и прикладывая горлышко к губам.

Луи следит глазами за его движениями, нахмурив брови.

- Но я и так это знал. Я знал, что отец волнует его.

Зейн ставит бутылку на стол.

- Мне кажется, ты не осознаешь, насколько. Я раньше не понимал, - он останавливается, подносит свою руку и чешет щетину, немного отросшую под подбородком, обдумывая следующие слова. - Я прошу тебя присмотреть за ним, Луи. Я понимаю, что он знает тебя не очень хорошо, и вы не всегда ладите, но, - он впивается взглядом, - с тобой он другой. За такое короткое время, что вы знакомы, он открылся больше, чем открылся рядом со мной за пятнадцать лет. И я, наверняка, видел не все. Даже если он этого не осознает… - Он дотягивается до него, теплыми пальцами сжимая предплечье Луи, и его спокойные карие глаза режут воздух, режут Луи. - Ты влияешь на него.

Луи моргает.

Он влияет на него?

Луи влияет на Гарри? Холодного, непостоянного, пустого, безэмоционального, посылающего-Луи-за-несуществующими-книгами-ради-смеха Гарри?

Его тело реагирует, заставляя вены пульсировать кровью, запутываться в них мыслям, сталкиваться друг с другом, извергаться искрами, он даже не уверен, почему, и, наверное, не ответил бы, если бы его спросили, но он чувствует себя значимо, как только слышит слова. Значимо и ранено, теперь он может думать лишь о Гарри, который так и не нашел то, что искал, все еще в поисках в пустом доме, смотрит на молчащий телефон, он думает о том, сколько раз Гарри плакал и сколько раз пытался ухватиться за что-то ради гребаной жизни, и сколько раз он чувствовал себя беспомощным, одиноким и никому не нужным и—

Черт черт черт. Глаза Луи начинает щипать, слишком много мыслей. Все о мальчике, который, несмотря на “влияние” Луи, едва существует. Гарри где-то за пределами существования, в темном углу, забыт, избегает света, отдаляет себя от всех, убегает, шагает в темноту все быстрее и дальше, но Луи представляет, как тянется к нему, представляет как его рука тянется в мрачную тьму и как его пальцы хватаются за Гарри, за его кусочки, что все еще живы, что все еще знают и помнят про настоящий мир.

Ему нужно лишь это, больше никаких объяснений, никаких догадок, ответы на все вопросы получены. Все.

Луи открывает рот, чтобы ответить Зейну, тот смотрит на него, руки до сих пор лежат на предплечьях Луи, теплом обжигая кожу, слова будто прямо сейчас вылетят, ударятся о стены и расплывутся по всей комнате. Но внезапно открывается дверь, появляется Лиам, лучезарно улыбаясь и громко разговаривая, нарушает всю отчаянную тишину и рассеивает невидимые слова, так и не появившиеся на свет.

- Луи! - здоровается он, весь светится, подходит к Зейну и мягко целует его в губы. - Как поживаешь?

- Эм, хорошо, да, хорошо, - едва реагирует Луи, все еще не оправившись после сказанного, Лиам улыбается еще шире и слегка хмурит брови, не понимая реакции Луи, он встает за спиной Зейна и кладет руки ему на плечи. - Как прошла твоя встреча?

- Знаешь что, она была какой-то странной, я - редактор газеты, но там был еще парень, которого я раньше никогда не видел, и он продолжал разглагольствовать, пытался за всех все решать, говорил всякую ерунду и считал, что мы должны выполнять ее. И поначалу это было смешно, потому что…

Лиам продолжал говорить о чем-то, не знакомом Луи, и Зейн притворялся, что ему интересно, что он действительно жаждет узнать продолжение, поэтому Луи позволил себе отстраниться, позволяя собственным мыслям окутать его.

Гарри Гарри Гарри Гарри черт блять что происходит с моей жизнью Гарри Гарри Гарри я полный мудак Гарри Гарри Гарри

- Луи.

Услышав свое имя, он слегка встряхнул головой и вернулся к настоящему.

- Да? - спрашивает он, посмотрев на ожидающего Лиама.

- Могу я предложить тебе выпить? - спрашивает он, таким тоном, словно спрашивает не в первый раз. - Чай? Вода? Что-нибудь покрепче?

- Мне воду, - отстраненно отвечает Луи, Зейн пристально на него смотрит, сидя в кресле, переплетает пальцы с пальцами Лиама, чья рука лежит на его плече.

- Ты знаешь, что вода - это одновременно самая мягкая и самая мощная сила в мире? - оживленно спрашивает Лиам.