Теперь наступила очередь Гарри закусывать щеку.

- Когда я приезжаю к нему, он пытается меня избить, - медленно сказал он после длительной паузы. - Он пугается, потому что не знает, кто я. Не признает меня. Он… он настолько ушел в себя, что просто… всех остальных забывает. Потворствует своим демонам. Я не знаю, - мягким голосом, с легкой неуверенностью. Зубы впились в губу.

- Что будешь делать, когда закончится семестр? - осторожно спросил Луи, не сводя с Гарри взгляда.

- Поеду домой.

- Гарри.

- Я его не оставлю, Луи.

- Ты сам сказал, что с ним тебе сложно.

- Я — все, что у него есть.

- Будь его ‘всем’ сколько угодно, можно же быть осторожнее! Найми ему кого-нибудь на дом. Сиделку или еще кого. Пускай он сидит дома с кем-то, кто специально обучался, как обращаться с такими, как он, а сам живи своей собственной жизнью, Гарольд. Хватит уже разгребать его ошибки.

- Мне надоело говорить об этом, - нахмурился Гарри. - Давай что-нибудь поделаем. Хочешь испробовать вино под звездами? Вино весной всегда лучше.

- Гарри… - вздохнул Луи, тряся головой. Гарри должен выслушать.

И должен перестать фальшиво заигрывать, фальшиво флиртовать, устраивать фальшивые свидания с вином, звездами и прочей заманчивой хуйней.

- Я просто хочу повеселиться, - вздохнул Гарри в ответ, как будто все было так просто, как будто в уголках глаз не было морщин от недосыпа и прочего причиняющего неприятности груза. Он нахмурился и посмотрел на небо, засунул руки поглубже в карманы жакета, золотые пуговицы сверкнули в темноте.

- Знаешь, чувствовать — это абсолютно нормально, робот. Чувствовать эмоции, - подразнил Луи, но получилось слишком нежно. - Грусть — это абсолютно нормально. И радость тоже, - он продолжал тыкать пальцем в ребра Гарри с улыбкой на лице, пока Гарри не посмотрел на него, став менее мрачным, на его губах даже заиграла небольшая ухмылка.

- Я могу быть счастливым, - сказал он, слова будто окунули в деготь. Темные кудри контрастировали с бледной кожей, а взгляд стал теплым и довольным, в глазах появилась усталость. - Я счастлив, когда я с тобой.

Улыбка Луи дрогнула, кровь в жилах застыла.

Блять.

Блять, это больно. И красиво. Блять.

- Ты тоже делаешь меня счастливым, - в тот же миг ответил Луи, на одном дыхании, резко и ломко, голос отравился ядом, ядом по имени Гарри Стайлс.

Гарри посмотрел на него, слишком близко и слишком пристально, как будто не знал, верить или нет его словам, но потом, внезапно, его губы расплылись в улыбке, и, так же внезапно, в душу Луи влилось солнце.

- Хорошо, - сказал он, прежде чем наклониться и сорвать проростки цветков с холодной земли. Выпрямился и протянул их Луи, слабо улыбаясь. - Вот. Держи кусочек весны.

И Луи засиял, просто, блять, засиял, принимая небольшой букет, разжимая плотно сжатый кулак. Он извлек оттуда один цветок и с широкой улыбкой, широкой настолько, что буквально разрывала кожу вокруг губ, передал оставшиеся цветы Гарри.

- С тобой поделиться?

Из-за ответной улыбки Гарри Луи бы задержал дыхание, если бы вовремя не опомнился.

Они пошли назад, Луи проводил Гарри до двери, сжимая в руках весну и ответно улыбаясь, и сам отправился домой.

Он заснул, водя кончиками пальцев по цветку, лежащему на прикроватном столике, а другой рукой прижимал к груди телефон, где мигало пожелание спокойной ночи от Гарри.

Теперь они все одеты и готовы—Луи надел слаксы и желтый кардиган с белым поло, Гарри — желтую вышитую блузу и классические брюки, прицепил цветок нарцисса на кудри, которым Луи посвящал любовные сонеты у себя в голове—стоят на одной из сторон берега реки, пытаются найти остальных парней среди скопления студентов, журналистов и работников съемочной группы.

- Пиздец, ну здесь и людно, - кричит Луи, и Зейн гордо улыбается.

- Будет еще хуже, - говорит он, не повышая голоса, но его, каким-то образом, все равно слышно, он машет Лиаму, садящемуся в лодку, и Найлу, следующему за ним и посылающему воздушные поцелуи в толпу.

Люди сталкиваются друг с другом, кричат и ободряют, машут банками пива и бутылками воды.

Луи поворачивается к Гарри, чтобы показать ему парня, стоящего чуть дальше них и пьющего что-то из, кажется, свечки, и буквально забывает все, что хотел сказать, когда видит Гарри, спокойно наблюдающего за зрелищем, прищурив глаза, сжимая зонтик, который возник из ниоткуда.

Ебаный зонтик.

Пиздануться.

- Что это за херня? - оправившись от небольшого шока, спрашивает Луи.

- Зонтик. Солнце слишком яркое, - моментально отвечает Гарри, не отрывая взгляда от спектакля, творящегося перед ним, с равнодушием наблюдая.

Луи вздыхает и трясет головой.

- Зонтик так зонтик.

Спустя несколько минут, под шум студентов, голоса дикторов и зажигающего сигарету за сигаретой Зейна, под давление сгущающейся толпы, абсолютно внезапно—потому что Луи был слишком занят, восхищаясь гребаными солнечными зайчиками, отражающимися от зонта и танцующими на нежных щеках Гарри—начинается гонка.

- ДАВАЙ, ЛИАМ! - кричит Зейн, сложив руки вокруг рта, и это, наверное, самый первый раз, когда Луи слышит его кричащим.

- ДАВАЙТЕ, РЕБЯТА! ПОКАЖИ, КТО ТУТ БОСС! - орет Луи, вскидывая кулак в воздух и изо всех сил стараясь звучать восторженно.

Просто ему никогда не была интересна гребля.

Оказывается, Гарри тоже не особо заинтересован в этом спорте, и Луи хоть как-то пытается притвориться, что взволнован, Гарри же просто отправляется бродить без цели вдоль реки, крутя зонтик и широко улыбаясь каждому, кто к нему подходит.

А Луи пытается не смотреть, потому что, в самом-то деле, он не имеет на Гарри никаких прав, и уж тем более не может ревновать его, но все равно, все то время, пока Зейн пытается пробраться через толпу для лучшего вида, Гарри оказывается в периферии его зрения.

Тело за телом, и все подходят к нему, визжат, смеются, флиртуют и… блять, пиздец как раздражают Луи.

Ну а Гарри, ожившая картина Рембрандта, лишь каждому улыбается, грациозно кланяется и идет, и идет вперед, не убирая с лица улыбку.

И Луи это успокаивает, пускает по телу теплые мурашки, потому что Гарри счастлив. Просто счастлив. Без каких-либо причин.

- Мне кажется, ты здесь не ради гонки на лодках, - говорит голос позади Луи, заставляя его дернуться и повернуться, увидеть смутно знакомые черты лица.

- Ну, - говорит Луи, рассматривая парня: серые глаза, растрепанные ветром каштановые волосы и красивые плечи, - допустим, что из всех вещей, хоть отдалённо относящихся к водному спорту, с ним меня больше всего связывает просмотр Титаника. Но даже он заинтересовал меня на минимальном уровне.

Парень засмеялся, таким ярким, слегка отрывистым смехом. Знакомым.

- Ты из тех, кто начинает реветь, как только Джека начинает тянуть под воду?

- Да, я один из тех, кто потакает изобилию эмоций, окружающих сцену, когда Джека трагически проглатывает бездна моря, да, - фыркает Луи, и парень снова смеется.

- Луи, правильно? - спрашивает он, засовывая руки в карманы джинсов.

Окей. Значит, они знакомы гораздо больше, чем предполагает Луи.

- Абсолютно, - отвечает он, напрягает память и пытается вспомнить, кто это вообще такой.

- Судя по твоему взгляду, ты меня не помнишь, - ухмыляется парень.

Верно.

- Эм—

- Да ладно, все нормально, - смеется он, высовывая руки. - Мы были не в самом, так скажем, лучшем состоянии, когда познакомились. Я могу простить тебя за то, что ты забыл парочку вещей. Ну или совершенно все, как я понимаю, - он слегка улыбается, у него выраженная линия челюсти, слегка тронутая щетиной.

В Луи как будто натягиваются струны. Крадущееся подозрение.

- Ты с той… вечеринки? - спрашивает Луи со страхом, что уже прекрасно знает ответ. Каковы вообще шансы? Он же знает, какое место в его жизни занимает ортодоксальность. Ебаная вереница совпадений. - С той вечеринки в доме?