Он отшатнулся, лихорадочно осматривая меня, будто сканировал в поисках следов секса.

— Ты… Ты сдержался? — хрипло спросил брюнет, с долей нервозности облизнув губы. Я только кивнул, виновато потупившись. — Значит, не такая уж и блядь. Но Макс, — взяв меня за руки, он заглянул мне в глаза, — я ценю твое доверие, конечно, да, но не рассказывай мне больше о таком, — непонимающе приподняв брови, я вдруг осознал, как ему было неприятно это слышать, — договорились?

— Да, — чувствуя себя на редкость виноватым и тупым, я прикусил губу, — прости, пожалуйста.

— Ладно уж, ты же сдержался, — взъерошив мне волосы, Леша невесело улыбнулся, — я бы тебя поцеловал, но палево жуткое.

Неловко усмехнувшись, я покачал головой и пошел домой. Зашёл в магазин, долго бродил между рядами, потому что никак не выходило собрать мозги в кучу. Притащив пакеты и арбуз домой, я просто завалился на диван и решил, что ближайшие пару часов двигаться не буду. Стыдно перед Лешей пиздец. Он меня только с утра похвалил, а я тут же… Дерьмище.

Если такое и дальше будет, точно не надо ему рассказывать. А если сорвусь… То вообще надо сделать это страшной тайной. Думаю, он хотел мне это сказать, но не стал. Вздохнув, я повернулся на бок и уткнулся лбом в спинку. Леня был прав, наш эмиссар добрый и заботливый, очень ласковый с детьми, но может быть и строгим, если нужно.

Пришло сообщение. Взглянув на экран одним глазом, я все же приподнял голову, потому что написал Леша. «Пошли сейчас со мной в садик.»

Подскочив, я спешно собрал все нужные мелочи, обулся и выскочил в подъезд. Неужели он накаркал, и с близнецами что-то случилось? А если они поранились? Вот же дурацкая привычка думать о них, как об одном целом… Но, если один из них поранился, надо срочно его забрать домой, чтобы никто не заметил, как быстро затягивается ранка. Лишь бы только ничего серьезного! Что за утро такое беспокойное, кошмар какой-то.

В группе царил переполох. Дети и воспитательницы толпились вокруг чего-то, что мой нюх распознал как двух моих младших братьев. Кровью не пахло, и то хлеб. Протолкавшись через детвору, я едва удержал челюсть на месте.

Сидела на полу ревущая девочка. По бокам от нее восседали Саша и Паша, держась каждый за одну ее косичку.

— Ну и что вы делаете? — тяжело вздохнув, Леша опустился перед ними на корточки.

— Мы хотим, чтобы она с нами играла! — объявил Саша.

— А она не хочет? — мягко спросил эмиссар, протянул руку к крошечному кулачку Паши, но маленькие пальцы сжались сильнее, девочка ойкнула, пришлось отступить.

— А она хочет только с одним играть, — пояснил Паша.

— А мы не хотим по одному, — добавил Саша.

— Поэтому вы решили порвать ее пополам? — я сел рядом с Лешей и постарался внушить им спокойствие. Но они и не нервничали ничуть. — Вы же ей больно делаете, глупые.

— Больно? — хором переспросили они, будто даже не рассматривали такую мысль.

Вместо ответа Леша дёрнул их обоих за короткие волосенки.

— Да, больно, — протянул Паша, потирая макушку.

Близнецы переглянулись и одновременно отпустили косички, мы с эмиссаром облегчённо вздохнули.

— Если девочка не хочет с вами обоими играть, не надо ее заставлять, найдите ту, которая захочет, — посоветовал я, поправляя на Саше футболку.

Мы хотели забрать их на сегодня домой, но интерес к зареванной девчушке мальчики уже потеряли. Успокоив востребованную партнёршу по играм всегда имеющейся у него конфеткой, Леша глянул на часы и заторопился.

Некоторое время мы шли вместе и молча.

— Думаю, лет через двадцать нам придется объяснять, почему у каждого должна быть своя девушка, а не общая, — хмыкнул я, пытаясь пошутить.

— Если им вообще понадобится девушка, — пожал плечами Леша.

До меня сначала не дошло, а потом я возмущенно ткнул его кулаком в плечо:

— Гадость какая!

— Согласись, они слишком близки, — начал оправдываться эмиссар, — если в пубертатный период не перессорятся, племянников от них можно не ждать.

— Пиздец, — потерев лоб, я вздохнул, — не хочу об этом думать. Лучше пусть одну на двоих найдут.

— Неизвестно, что хуже, — пожал плечами брюнет, — так, я на обед не пойду из-за этой прогулки, давай в магазин зайдём.

Он купил себе какую-то сладкую булочку, банку энергетика, а я все никак не мог выбросить из головы его слова. Они расстаются, максимум, на пару минут, когда один из них ходит в туалет. Купаются вместе, едят вместе, играют, читают, рисуют, гуляют — все вместе. Почти никогда не говорят только о себе, всегда «мы». Изначально мы хотели сделать в детской две зоны, чтобы у каждого была своя половина комнаты, и кровати расставили по углам. Был грандиозный скандал, а утром эти двое обнаружились в одной кровати. Пришлось все поменять местами — кровати в центре, между ними буквально двадцать сантиметров, чтобы тумбочка влезла. А по углам уже у каждого свой стол, шкаф и игрушки. Они никогда не ссорятся из-за того, что кто-то кому-то не дал машинку. Такое ощущение, что у них локальный коммунизм — все общее. Надо потихоньку их разделять, иначе… Фу, ну нахуй! Или это просто Леша все извратил?

Вечером мы вкусно поужинали, поели торт, арбуз. Налопавшиеся близнецы попросились спать, пошли к себе, держась за руки. Я залип на это и запоздало напомнил им умыться и почистить зубы, когда они уже были в своей комнате.

Уложив их спать, я пошел в нашу с Лешей комнату за пижамными штанами. Он был там, снимал рубашку. Глянув на меня через плечо, брюнет отвернулся. А потом, бросив рубашку на кровать, затолкал меня в угол.

— Знал бы ты, как меня бесит, что ты хотел другую, — еле слышно проворчал он, проталкивая колено между моих ног, — убил бы, вот правда.

— Я не…

— Не имеешь сейчас права голоса, — больно укусив меня за плечо, Леша расстегнул на мне джинсы, — дети же ещё не спят, да?

Пришлось вцепиться зубами в ребро ладони, когда он опустился на колени. От его горячего мокрого рта у меня всегда темнеет в глазах и постыдно дрожат коленки.

Пришлось брать себя в руки и сосредотачиваться, чтобы не стонать слишком громко и не поранить мужчину когтями. Он отсасывал увлеченно, с удовольствием, так хорошо, что я жмурился до цветных фейерверков и вскоре ощутил привкус крови на языке.

— О господи, — выдохнул я, сжимая пальцы в его волосах и ощущая теплую ладонь на бедре.

— Никогда, — шепнул Леша, неторопливо надрачивая мне и прижимаясь лбом к животу, — ни с кем, — влажно поцеловав меня куда-то в пупок, он крепче ухватился за мое бедро, — тебе не будет так хорошо, как со мной, — широко лизнув головку, брюнет поднял на меня взгляд, и я ощутил, как поджимаются яйца, — тем более, с бабой.

Я хотел сказать, что не сомневаюсь ни на секунду, но пришлось сжимать зубы и сглатывать стоны, кончая в чертовски мастерский рот. Да уж, никогда и ни с кем, это точно.

========== Часть 10 ==========

В нашем доме легко определить, кто готовит завтрак, по самому завтраку. Леша всегда жарит яичницу с колбасой и помидорами, Дашка варит овсянку или манку в угоду близнецам, я же слишком криворукий, так что делаю горячие бутерброды, которые, впрочем, тоже идут на «ура». Пока я раскладывал по ломтикам батона на блюде кружки колбасы, ко мне со спины подкрались мальчишки, до этого сосредоточенно о чем-то шептавшиеся.

— Что напакостили? — с улыбкой глянув на них через плечо, я дал понять, что не буду ругаться.

На них вообще никто никогда толком не ругался, потому что это бесполезно. Чтобы они перестали что-то делать, надо им аргументированно объяснить, что их дело неправильное. Крики бесполезны абсолютно, как и наказания по типу лишения телевизора. Всем прекрасно известно, что для них худшим наказанием будет провести хоть немного времени в разных комнатах, но это слишком жестоко, слишком.

— Мы хотим у тебя спросить насчёт папы, — Саша даже подёргал меня за штанину.

Ох ты ж блять. Разговоров о семье не было уже давно, я их не люблю, потому что многое очень трудно объяснить пятилеткам.