Взяв значок, Боб ничего не почувствовал, не ощутил исходящей от него энергии. Это был ничего не значащий кусок – чего? – какого-то сплава бронзы, железа, быть может, стали, отштампованный в символ не просто правосудия, но также и власти, и ее проводника, силы. Носил ли этот значок его дед? Боб внимательно рассмотрел значок, но, поскольку не обладал познаниями в этой области, увидел лишь случайный набор символов силы, по сути дела, изобретенный еще в Римской империи: то есть завитки, выпуклые буквы – они назывались «рельефными», – на маленьком щите, намекающем на силу и честность легионера, хотя в его форму вкралось влияние рыцарей Круглого стола, поскольку он был более изящным по сравнению с минималистским прямоугольником легионеров. И значок оказался тяжелым, как пистолет, значительно тяжелее и солиднее, чем выглядел с виду. В приглушенном неконтрастном свете люминесцентных ламп, когда им покачивали из стороны в сторону, он отражал отблески лучей, то попадавших на выпуклости и углубления его неровной поверхности, то проходивших мимо.

Надписи «ФБР» на значке не было. Вместо этого сверху по дуге было написано «МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ», а внизу, под профилем греческой богини правосудия с завязанными глазами, по прямой, – «ОТДЕЛ РАССЛЕДОВАНИЙ».

– Официально ФБР появилось только в тысяча девятьсот тридцать пятом году, – объяснил Джейк. – Я в этом знаток, посмотрел в «Википедии».

– Мне тоже следовало бы туда заглянуть, – пробормотал Боб, все еще в восторге от присутствия значка.

– Отделом ведомство просуществовало всего один год. Его так и называли: «Отдел». Что-то в духе «1984» Оруэлла. Газеты называли его Министерством юстиции или просто «юстицией». Им нравился каламбур: «Юстиция завалила Диллинджера».

– Понятно, – сказал Свэггер.

– Итак, Боб, как ты хочешь поступить со всем этим? Забрать? Оставить? Доложить властям?

– Ну, полагаю, деньги нужно вернуть в казначейство. Они принадлежат какому-то банку, а не мне, так что давай побыстрее покончим с этим. Ты можешь взять все на себя?

– Без проблем.

– Далее, я хочу отксерить карту, на всякий случай, мало ли что… в общем, я сам не знаю. Быть может, мне что-нибудь придет в голову.

– Разумно.

– Что касается пистолета, думаю, я его заберу – по крайней мере, на какое-то время. Хочу пострелять из него, посмотреть, что он мне даст. Если это пистолет Чарльза, наверное, он мне что-нибудь скажет. Быть может, нам удастся связаться друг с другом посредством его, поскольку оба мы так любили оружие.

– Я не вижу тут никаких проблем. Просто не продавай пистолет. Ты можешь сохранить его или уничтожить, но если ты его уничтожишь, возможно, это выльется в уничтожение государственной собственности. Я посмотрю, что говорит по этому поводу закон.

– Понял, – сказал Боб.

– Мы найдем какой-нибудь портфель и уложим все в него.

– Замечательно.

– Ну а «цилиндр»?

– Пока что оставь его у себя. Я пороюсь в своих книгах; может быть, что-нибудь разыщу.

– А значок?

– Ты можешь и его оставить у себя? Я пойму, что с ним делать, только после того, как узнаю, кем и чем был мой дед. Так что пусть значок побудет у тебя. А я тем временем загляну в жизнь Чарльза. У меня есть один очень хороший друг, Ник, недавно вышедший в отставку из Бюро; быть может, он поможет мне покопаться в старых архивах. Я хочу выяснить, состоял ли какой-нибудь Чарльз Фицджеральд Свэггер в тридцать четвертом году в штате, хотя бы всего несколько месяцев. Возможно, пистолет имеет какую-то историческую ценность и его следует вернуть в Бюро, хотя музея там нет. Возможно, карьера моего деда завершилась досрочно с позором: скажем, как-то раз он напился и вломился с оружием в публичный дом, или что-нибудь в подобном роде…

– Ты точно хочешь копаться в семейных тайнах? Есть вещи, которые лучше не трогать. Я мог бы поведать тебе пару вещей о Сэме Винсенте, которые тебя удивили бы, – и даже сейчас, смирившись со всем, сожалею о том, что узнал их.

– Те же самые мысли приходят и мне, и мне действительно страшно. Но я уже на крючке. Чарльз сотворил Эрла, Эрл сотворил Боба. Чтобы понять Эрла, мне нужно вернуться назад по этой цепочке. Я должен ответить на вопрос, который не хотел услышать мой дед: кем был Чарльз Ф. Свэггер?

Лес бежал напролом через заросли. Он был не из тех, кто паникует без повода, но, услышав что-то похожее на выстрелы, выглянул из домика. Внезапно опушка изрыгнула автоматный огонь, и хотя Лес не находился непосредственно на линии огня, по количеству оружия он понял, что федералы нагрянули в полную силу.

Первой его мыслью было: «Где Хелен?» А накал стрельбы все возрастал и возрастал, словно в атаку пошел целый батальон. Затем до Леса дошло, что Хелен в главном здании вместе с Томми, Гомером, Джонни и остальными ребятами, и ему не остается ничего другого, кроме как бежать, спасая свою жизнь, и молиться о том, чтобы та же участь ждала и Хелен.

Пистолет калибра.45 был засунут в кобуру под мышкой, как всегда; Лес жил с этим пистолетом, полностью ему доверял и держал его под рукой как раз на такой случай. Но, судя по доносящимся с улицы звукам, сейчас ему требовалось что-то более серьезное. Он открыл шкаф. Там стоял пистолет-пулемет «Томпсон», прислоненный к стенке, небрежно, словно клюшка для гольфа, с круглым и неуклюжим барабаном на пятьдесят патронов, делавшим его тяжелым и неповоротливым. Страсть к огнестрельному оружию придала Лесу энергию, а перспектива использовать его по человеческим целям всегда доставляла ему радость – разумеется, если он не кипел от ярости, что было для него вторым обычным состоянием. Лес обладал противоречивым характером, и никто не мог его понять: красавец-щеголь, трудолюбивый, способный, семьянин, гордый отец Рональда и Дарлены, верный муж одной-единственной жены (он никогда не гулял на стороне и никогда не разлучался с Хелен надолго), и, увидев его, можно было подумать, что он – надежный винтик этой жизни, прилежный прихожанин. Но в то же время Лес любил стрелять и бросаться в приключения, обладал ненормальным отсутствием страха, а если ему приходилось кого-нибудь убить, мысль эта недолго оставалась у него в сознании.

Схватив «Томпсон», Лес ощутил его вес, что никак нельзя было считать выводящим из себя недостатком, поскольку тяжелое оружие было проще удерживать, ведя огонь на ходу. Лес называл его «машиной», и «Томпсон» являлся одной из причин, почему он занялся этим ремеслом, ибо восторг, который доставлял ему пистолет-пулемет, праведно обрушившийся на тех, кто замыслил Лесу зло, граничил с экстазом. И вот сейчас как раз настал такой момент, и Лес предвкушал его, как наркоман предвкушает кайф от принятой дозы. «Машина» несла в себе все ответы, была божеством, платившим своему верному последователю победой над врагами. Она прогоняла прочь все страхи и сомнения. Лес был счастлив, счастлив, счастлив.

Выйдя на крыльцо домика, он оказался в стороне от опушки, откуда спрятавшиеся стрелки продолжали палить по большому бревенчатому строению ярдах в пятидесяти прямо перед ними, которое уже окуталось дымом и пылью от попадания пуль, впивающихся в дерево или штукатурку.

Лес был не глуп, и он обладал долей эстетизма. Вот и сейчас впитал открывшееся его взору драматичное зрелище и понял, что его место здесь, среди пороховых газов и треска выстрелов, озаренных пляшущим пламенем дульных вспышек, все это багровое и отчетливое в холоде вечера ранней весной в северных широтах. Ничего лучше нельзя было представить.

Лес легко направил «Томпсон» в нужную сторону, и его палец устремился к спусковому крючку, в сознании того, что на случай незваных гостей затвор был взведен, а флажок предохранителя опущен, потому что, если оружие понадобится, с высокой вероятностью оно понадобится сию секунду. Тяжелый пистолет-пулемет слился воедино с телом, настолько великолепно он был сделан. Лес припал на одно колено, вскинул «Томпсон», улыбнулся и нажал на спусковой крючок.