Генералу нравился его адъютант, причем нравился именно за то, за что его терпеть не могли его сослуживцы и подчиненные — за исполнительность, дотошность, честность и отсутствие пристрастия к картам, вину и женщинам. Ну, и перетащил генерал за собой понравившегося ему молодого офицера. И стал Гаад теперь досаждать уже дворцовой гвардии, где его довольно быстро раскусили и стали называть между собой поначалу — Гадом, потом Гаденышем и, в конце-концов с легкой руки какого-то остряка — Гадюкиным. Товарищи по его новой службе, заметив его близость с генералом, решили, что он непременно наушничает последнему. Напрасно, между прочим!

Но кличка так и прилипла.

Безлюдны и тихи были улицы, по которым ехал отряд. Напрасно Гадюкин до рези в глазах вглядывался в окружающую тьму. Ничего это тьма не скрывала и не таила. Это была вполне респектабельная тьма. Это была тьма больше подходящая для здорового сна на сытый желудок, чем для греховных поступков и преступлений. И ведь, что обидно, распределив его в этот район, генерал, безусловно, руководствовался самыми лучшими намерениями. Наверное, он мерил по себе, вот и решил, что поиск в заведомо тихом и безопасном месте будет Гадюкину тем, что надо. И попробуй после этого отличиться, попробуй совершить подвиг!

***

Пути их пересеклись на углу Виноградной и Дубовой аллеи. Четыре силуэта, бросившихся им наперерез, заставили Гадюкина насторожиться и придержать коня. Когда тени оказались ближе, стало ясно, что это полицейские. С полицией им было предписано взаимодействовать. Ну, там, если возникнет таковая необходимость. Пока что ни необходимости в полиции, ни ее самой не возникало. И тут, вдруг, на тебе!..

Выпрямившись в седле и приложив два пальца к головному убору, Гадюкин представился:

— Командир отряда дворцовой стражи лейтенант Гаад. В чем дело?

Преодолевая одышку, полицейские заговорили сразу все, перебивая друг друга. При этом они вертели головами и руками показывали куда-то, причем в разные стороны. В общем, понятно было, что что-то случилось, но что именно…

— Тихо! — Приказал лейтенант. — Пусть говорит кто-то один. Кто старший?

— Я, ваше благородие! — Рявкнул сержант, вытянувшись и взяв под козырек.

— Отлично. Слушаю.

— Там, это… — начал, запинаясь, сержант. — Ну, короче, мы, кажется, знаем, где их прячут.

— Кого прячут? — Не сразу врубился в путаную речь Гадюкин.

— Ну, этих… наследника с другим королем.

— Ого! — Раздалось откуда-то из-за плеча лейтенанта.

Отряд уже окружил полицейских и теперь внимательно прислушивался к их диалогу.

— Так кажется, или знаете? — Счел необходимым уточнить Гадюкин, на всякий случай не рискуя поверить в такое счастье.

— Да точно, точно! — Не выдержав, встрял другой полицейский, оттерев плечом начальника.

— Где?

— Да тут, неподалеку.

— Да мы покажем! — вновь загалдели, перебивая друг друга стражи порядка.

Решение надо было принимать срочно. Или вытягивать из этих олухов — что, да как, да почему они так решили, или действовать, принимая решения уже по ходу событий. Гадюкин понял, что это шанс.

***

Как ни спешили, но ехать пришлось почти шагом. Все же полицейские заметно уступали в скорости лошадям гвардейцев. Но все же прибыли и теперь, выйдя из подворотни в освещенный дворик, озирали окрестности.

— Ну?.. — Спросил Гадюкин.

— Уф-ф… — отозвался Сидоров, рукавом вытирая лицо. Ну, сегодня пришлось-таки побегать!

— Все! Здесь! Пришли… — хором отозвались остальные.

Гадюкин внимательно изучал окружающее его пространство. Все же не зря его учили, он знал, что рекогносцировка перед боем — неотъемлемый элемент тактики. А пространство вероятного поля сражения было невелико. По периметру оно было окружено стенами трехэтажных домов, оконные проемы которых сейчас были все темными. Ночь все же… То же, что находилось внутри периметра стен, было освещено светом фонарей, аккуратно, хоть и неярко, горевших над входными дверями. Тут, вообще, был покой и порядок: лавочки у дверей — солидные такие лавочки, надежные, со спинками; сами двери — прочные, явно из мореного дуба, непрошибаемые двери с бронзовыми ручками; аккуратные, невысокие деревца посреди двора, отнюдь не скрывавшие за собой ничего зловещего. В дальнем углу три мусорных бака, рядом с которыми, вопреки обыкновению, было чисто. Дворники тут, видать, хорошие. Ну, вот, собственно, и все.

Как-то это не походило на логово злодеев.

Полицейские тоже озирали уже знакомый дворик. Что-то тут было не то… Не то, и не так. Выразителем общего настроения явился, как всегда, Сидоров, чтоб ему!..

— А где?.. — Спросил он, изумленно таращась в сторону мусорных баков.

Сержант отреагировал, мощным подзатыльником сбив кивер с головы подчиненного. Но поздно.

— Что — где? — Спросил Гадюкин с высоты своего коня.

— Да нет, нет! Ничего! — Наперебой заголосили сержант с капралом.

Они тоже обратили внимание на то, что чего-то не хватает. Да, того здорового дерева, удивившего их в прошлое посещение, не было. Ну, так его, по правде говоря, и раньше ведь не было. Так что сейчас все стало так, как и должно быть. А дерево — ну, что дерево?.. Да и не было никакого дерева. А тут этот!..

— Та-а-ак… — протянул задумчиво Гадюкин. — Ты, — он ткнул пальцем в сторону Сидорова, которого сослуживцы локтями пытались загнать себе за спины, — иди-ка сюда.

Сидоров, понимая, что что-то пошло не так, нехотя подошел к этому, на коне. Чего еще ему там?..

— Ну-ка, что ты хотел сказать? Давай-давай, говори, а то…

Сидоров беспомощно оглянулся на товарищей, но те на него не смотрели. Они смотрели — кто вниз, кто в сторону. Сидоров понял, что ни помощи, ни поддержки ему не светит. Ну, и гори оно все огнем!..

— Дерево тут было. — Буркнул он, глядя себе под ноги.

— Какое дерево? Вон их сколько.

— Да не-ет… То дерево вон там стояло. За баками. Здоровое такое, раза в три выше этих.

— Интересно… дерево, говоришь? А ну-ка, рядовой Запрудер, — обратился он к одному из своих бойцов, — сгоняйте, гляньте, что там?..

— Ничего там. — Лаконично доложил Запрудер, вернувшись.

— Совсем ничего? Может быть, пень?

Запрудер отрицательно покрутил головой.

— Нету там ни пня, ни ямы. И земля твердая. Ее сто лет не копали.

Гадюкин не поехал проверять слова бойца. Зачем? Вместо этого он склонился к стоящему перед ним навытяжку Сидорову.

— А ну-ка, друг, дыхни-ка…

От запаха, которым на него дохнули темные глубины полицейского организма, непьющий лейтенант чуть не выпал из седла. Но все же молодое, тренированное тело выдержало и это испытание. Гадюкин удержался на коне.

— Да он пьян! — Вскричал он, выпрямляясь. — Вы что, пьете на службе?!

— Никак нет, ваше превосходительство! — Пробормотал капрал, утаскивая несчастного Сидорова подальше и стараясь дышать в сторону.

— Не углядели, ваше высокопревосходительство! — Выпучив глаза рявкнул сержант издалека. — Будет наказан!

Гадюкин брезгливо оглядел тянущихся перед ним полицейских. Вот же дерьмо! Отбросы… Ладно, что они тут узрели? Может, все же, что-нибудь стоящее?

— Ну, так что тут у вас? — Сурово обратился он к сержанту. — Где злодеи? Где наследник?

— Так точно! — Проорал испуганный сержант. — Не могу знать! Так что, это…

Локтем отодвинув зарапортовавшегося начальника куда-то себе за спину, на передний план вышел капрал. Запах изо рта он зажевал смолой чертомазового дерева и поэтому ничего не боялся. Пусть нюхает…

— Так что, разрешите доложить, — бойко начал он, приложив ладонь к киверу. — Тут вот какое дело… Увидели мы подозрительного, хотели задержать, как положено, да… Ну вот, а он — от нас! Ну, мы за ним. А он, собака, видать, тут все ходы-выходы знает, ну и давай от нас проходными дворами тикать! Ну, мы-то тоже!.. Нам-то чего!.. Нам только дай. Короче, гнали его, гнали… ну, он, видать, видит, что не с теми связался, что догоним мы его. Ну… что ему делать? Он сюда — шасть! А тут его, видать, ждали. Дверь-то отворили, ну и он — туда. Стало быть, отсюда он. А куда ему еще деться?