Глава 1

1

Царь Амирана Бенедикт Эдуардович, Великий Князь Заоколобуженский, Владыка Заозерья, Приозерья, Черного Болота и Пустых дворов, Великий герцог Холопинско-Урюпинский, хан Зангаданский и законный суверен прочих некогда добровольно присоединившихся стран и территорий, пожизненный Председатель Большого Государственного Совета, Президент Амиранской Академии наук и изящных художеств, Почетный Главнокомандующий сидел у себя в кабинете на втором этаже и в маленькое настольное зеркало разглядывал прыщик на своем августейшем носу.

Прыщик появился два дня назад. С чем было связано его появление Бенедикт не знал. Да и не это его волновало.

Вот уже вторую неделю не находил он себе спокойного угла во дворце.

Завтра должно было состояться бракосочетание его дочери Принципии. Царевна, или, как сейчас стало модно говорить — принцесса, Принципия бракосочеталась с Геркуланием Эрогенским.

Бенедикт Эдуардович плохо знал Эрогению, зато хорошо — самого жениха, этого долговязого, черноволосого, патлатого Геркулания, достойного сына своего папочки — в молодости отчаянного повесы и бузотера.

Об этих эрогенцах спокон веку ходила дурная слава, поскольку жили они там, на своем острове в основном за счет морского разбоя. Женщины, правда, от них всегда были без ума.

Сейчас-то, конечно, пиратство как государственная политика отошло в прошлое, но…

Эдуардыч вздохнул, тряхнул маленьким золотым колокольчиком и крикнул:

— Варвара Горгоновна!..

Массивная дверь неслышно отворилась и в кабинет, тяжело переставляя ноги, вошла столь же массивная секретарша.

Царь взглянул на нее, приветливо улыбнулся и, как всегда, испытал острое сожаление, что некогда взял к себе на службу эту уродину. Когда-то, когда все они, в том числе и его жена, были молоды, это было оправдано, так как уберегало молодую и вечно беременную царицу от приступов ревности. Теперь же, особенно после того, как Лолиточка, бедная девочка, отошла в мир иной, это казалось ненужным самоистязанием. Но и Варвару было жалко, да и работала она хорошо — и за страх, и за совесть.

Пока Варвара ковыляла к монаршему столу, улыбка на лице Бенедикта успела испариться, сменившись гримасой раздражения и недовольства.

— Что это? — хмуро спросил он секретаршу, протягивая ей листок бумаги.

Варвара, не доходя до стола, боязливо протянула руку и кончиками сарделечных пальцев с наманикюренными ногтями взяла ее.

— Список записавшихся на прием, Ваше Величество, — робко проблеяла она, взглянув на содержимое злополучной бумаги.

— Я вижу, что список. На какое число?..

— На… На завтрашнее, Ваше Величество. — Голос Варвары упал до шепота. Слез в нем еще не было, но какая-то сырость уже чувствовалась.

— Вот то-то и оно, что на завтрашнее, — продолжал сурово, не обращая ни на что внимания, царь Бенедикт, — а завтра у нас что? Что у нас завтра?! Свадьба! Что же мне теперь, свадьбу отменить? Или, может, тебя сюда посадить, чтобы ты их сама принимала? Что молчишь?!.

— Виновата, Ваше Величество, — прошептала близкая к обмороку Варвара, чувствуя, как холодеет лоб и подгибаются и без того слабые колени.

— Кто там у нас? Дай-ка сюда! — Он нетерпеливо приподнялся и, протянув через весь стол свою сухую длинную руку, цепкими узловатыми пальцами вырвал список из застывшей в воздухе руки секретарши.

— Ни на кого нельзя положиться! — Ворчливо бурчал он, опуская зад в кресло и надевая очки. — Все самому приходится делать. Скоро дойдет до того, что сам бриться начну и белье гладить… Та-ак, кто же тут у нас? Вольдемар Гунгутский… Опять!.. Вот же!.. Говорил же я с ним уже. Шустрило Пасюк… Или Пасюк Шустрило? — Он взглянул на Варвару. Она молча пожала плечами. — Пасюк, министерство юстиции, небось опять на министра жаловаться будет. Дальше… Абрахам Буцман, ювелир, — это не тот ли Абрам, у которого в прошлом году Лолиточка серьги покупала? Ну-ну… Так, Залидзе, коммерсант, господи!.. Ну ни одного порядочного человека! А это еще кто? Пафнутий Ф. Харитонидус, маг. Мага мне еще тут не хватало.

И я согласовал этот список? Наверное, пьян был. В общем, Варвара, сама с ними разбирайся, рассовывай по другим приемным дням, предупреждай, делай, что хочешь, и чтобы я больше!..

Он в страшном раздражении бросил список на пол. Варвара, скрипнув сочленениями подняла его и начала тихо пятиться к двери, плохо видя перед собой сквозь грозящие покатиться по щекам слезы.

***

Не успела еще захлопнуться дверь и в воздухе еще висел аромат Варвариных духов, как за спиной Бенедикта, скрипнув, повернулся вокруг своей оси массивный резной книжный шкаф, и в образовавшийся проем проскользнуло странное существо.

Немногие во дворце знали о существовании этой потайной двери. Царь знал, начальник охраны, еще несколько человек… Придворный шут Куртифляс был в их числе.

Бенедикт повернул голову на скрип и теперь наблюдал, как, одетый в свой обычный, невообразимо пестрый костюм, с головой, увенчанной красным колпаком с четырьмя рожками, заканчивающимися бубенчиками, шут на четвереньках приближается к нему.

Должно быть Куртифляс изображал какое-то животное: может быть собаку, может быть пантеру, но больше всего он был похож на обезьяну — бабуина, расхаживающего по своей клетке перед хохочущей публикой.

Улыбка взошла на суровое лицо монарха.

Куртифляс, нещадно виляя задом, приближался. В зубах он нес какой-то клочок бумаги. Добравшись до стола, он сел на корточки, по-прежнему держа бумажку зубами, и презабавно поднял руки до середины груди. Видимо, он все же изображал собаку, и сейчас эта собака "служила".

Бенедикт прыснул со смеху, прикрывшись ладонью, и ласково погладил шута по голове, как гладят собачку, удачно выполнившую команду. Затем он взял из зубов Куртифляса послание и прочел:

"Папочка, Ваше Величество, я с Марго поехала на последнюю, самую генеральную примерку. К обеду не жди и не теряй.

Целую.

Принц. "

— Они уже уехали? — Спросил Бенедикт.

Куртифляс молча энергично закивал головой в знак согласия.

Бенедикт покинул кресло и теперь, разминая ноги, прохаживался по своему кабинету — от стола к входной двери и обратно. Шут продолжал сидеть на корточках, поворачиваясь вслед за хозяином. Хороший такой песик, умный и преданный.

Бенедикт подошел к нему и ласково потрепал по плечу.

— Ну ладно! Вставай, вставай. Полно дурака-то валять. Мы ж тут одни…

Шут не торопясь, как бы нехотя и очень грациозно поднялся во весь свой немалый рост, медленным шагом, заложив руки за спину, прошелся вдоль стоящей у стены шеренги стульев, внимательно, склонив голову набок, глядя на них и как бы выбирая. Ни один из них, видимо, ему не понравился. Он обескуражено повертел головой, оглядывая скудно обставленный кабинет, не имеющий достойного его зада кресла и, видимо сделав свой выбор из того, что предлагалось, так же неторопливо направился к столу и, удовлетворенно вздохнув, погрузился в царское кресло, небрежно закинув ногу за ногу.

Бенедикт, продолжавший мерить шагами пространство кабинета, усмехнулся.

— Что, нравится?

— Я бы на твоем месте поставил кресло помягче. Царю не пристало иметь мозоли на заднице.

— Да я пробовал, — вполне серьезно сказал Бенедикт, — не понравилось. После обеда в сон тянет. А дела-то не ждут… Ладно, — добавил он, останавливаясь перед Куртифлясом, — давай, что там у тебя?..

— Да так, чепуха всякая, — протянул Куртифляс, томно откинув голову и глядя в высокий потолок, украшенный лепниной, — вся-акая ерунда… Две горничные вчера вечером подрались. Сегодня, с синяками и царапинами, чтобы не позориться, отправлены на кухню. Кстати о кухне, Дормидонт по-прежнему приворовывает. Вчера опять три языка упер.

— Да бог с ними, с языками, — заметил государь, — Дормидонт — это повар! Перед ним сам Гельмондон так себе, поваришка. Такого повара сыскать еще надо, тем более сейчас, перед свадьбой. Ты мне скажи, как там Ратомир? С этой, как ее… не встречался?