– Может юродивый?
– Да без штанов. Потому и орет. Штаны у бога просит.
– Дык ему ж щас принесут.
– Видать выпросил ужо…
– Не, просто принято у них так… Собираются на площади, и давай хором орати… Думают, боженька их так скорее услышит.
– Ой, а может и нам так попробовать? А то, вишь, коса сломалась, корова заболела… Я молюсь-молюсь, не помогает.
– Точно, из-за них корова твоя все еще и не выздоровела. Господь, небось, уши затыкает, когда они вместе вот так молятся…
– Да не так все…
– Как не так, когда вот он? Вишь, заливается… Не спроста ведь.
– А почему не понятно ничего?
– Дык сказали тебе – латынь энто. Язык древний. На нем в раю разговаривают.
– Так я шо, када помру – придется новый язык учить? Вернее – древний?
– Тебе не придется. Ты вон, Дашку обрюхатил и не сознаешься. За такое одна дорога – в пекло.
– Не я то был! Не я! Ну, скорее всего… Она сама, наверное.
– Да тьфу на тебя, скажешь тоже…
– Много нас у нее было. По очереди, че уставились? Че эт сразу я то?
– А кто? У тебя детей вон, осемнадцать штук. Видно, плодовитый. На кого ж еще думать? На Алешку шоль? Так у него и усы еще не выросли…
– Зато елда выросла…
– Тихо… Замолк он вроде.
Константин закончил песнопение и открыл глаза. Буковки-циферки никуда не исчезли. Даже еще хуже стало. У сарая толпились десятка два бородатых крепких мужиков, по виду пизаны. Но такие пизаны, упитанные, уверенные, толстенькие. Видно, распустил их местный барон, жалеет. Вон, как нагло на благородного рыцаря глазеют.
«Вот, щас встану, – подумал Полбу, – и отвешу каждому из них по лбу. По лбам, над которыми снова циферки-буковки болтаются… Пресвятая дева, что со мной? Почему не помогла, не стерла это… это… наваждение???»
– Ты. Есть… Почему. – На ломаном галльском спросил самый большой и самый бородатый пизанин. – Что? Где? Когда? Почем?
– Во наш староста шпарит, во дает!!! – возбужденно загалдели селяне. – Гра-а-амотный!
– Еще бы, он даже грамоты берестяные умеет составлять!
– Потому и староста…
– Староста, а чего он такой лохматый?
– Щас выясню, – староста приободрился, увидев, что страх голого человека сменился озадаченностью. – Ты. Мы. Верх. Будешь. Зачем?
Полбу почесал пушистый затылок. Что этот седобородый, но мощный пизанин от него хочет? Смысл вопросов ускользал от рыцаря. Что не мудрено. Думаю, ели бы мы с вами не знали перевода, тоже бы ничего не поняли.
Староста показывал то на свою голову, то на голову Константина. Потом, зачем-то потянул себя за бороду и взъерошил седую шевелюру.
– Алилуйя, – неожиданно сказал староста.
И крестоносец машинально перекрестился. Слева направо.
Крестьяне, видя такое непотребство, наперебой загалдели и стали требовать у старосты, прежде всего, научить невежу крестится правильно.
– Федотка, принес? О, господи, боже ты мой… Как же по-ихнему «портки» будут…
И староста ткнул одной рукой в район паха, а второй – в держащего одежу паренька.
Тут некоторые селяне стали показывать, как это «правильно» креститься. А один самый мелкий, но зато самый громкий мужичонка орал, что, мол, не выдавать католику штанов, пока по православному не перекрестится.
«Отступники, – понял крестоносец. – Еретики. Оскопить хотят. Вот этот, идиот лупоглазый у них за палача, не иначе. Уже вон и тряпки какие-то приволок».
Точно. Чтоб кровью не истек раньше времени. А потом, или повесят – не зря же говорили «верх» – или голову с плеч. Да. Вон, седой показывал, что волосы поднимут и вжи-и-их!
Ну… Выручай, Господь!
– Deus Vult!!! – выкрикнул он. И бросился в безнадежную атаку.
4. Первые шаги
– Гы… Гы-гы-гы! Да отдай ты ему одежу! Не видишь, малахольный он!
– Ха-ха!
Голый человек занимался непонятно чем… Прыгал вокруг крестьян, снова орал, и, вроде как, бил.
Только вот бил-то – понарошку. Трехлетний карапуз – и тот сильнее треснет. Сначала селяне перепугались яростно горящих глаз и безумного оскала, снова похватали дрыны да вилы… Но теперь успокоились. То ли отменный скоморох этот волосатый, то ли и вправду юродивый.
Пытается прыгнуть – падает.
Ударит – промажет. А если и попадет, то так, шуточно…
Сделал вид, будто вилы поднять хочет – да уронил, будто тяжелы вилы-то… Ой, умора!
Видно, отблагодарить их представлением за одежку вознамерился. Ну, за такое можно и накормить даже, давно так животиков от смеха не надрывали…
Константин не понимал в чем дело. Послушное ранее тело выдавало сбой за сбоем… Даже на ногах удержаться трудно. Деревянные вилы, которые, считай, и не весят ничего, из рук вываливаются… Пейзан он бьет, а те только регочут да от смеха корчатся… Колдуны? Да нет, не колдуны, крестятся ведь… Хоть и по-еретически, но верят в Господа.
Наконец, он выбрал того самого лупоглазого, которого почему-то сразу невзлюбил. И стал пытаться завалить хоть этого – безбородого паренька годков четырнадцати. Куда там! Паренек твердый, будто каменный. Все кулаки о него сбил… Попытался душить – лупоглазый чихнул. Рыцаря сдуло, и он отлетел к стене сарая. Благо упал на сено, а если бы на вилы?
Белая полоска почти полностью посерела, и красная при падении опустела на треть… И снова циферки…
Константин попытался встать, но смог лишь приподняться на четвереньки… Сжав зубы, он неимоверным усилием воли, с громким рычанием выпрямился… Белая полоска мигнула, погасла. И Полбу потерял сознание.
…
Открыв глаза, Константин сразу увидел стоящий прямо на земляном полу сарая горшок. Из горшка вкусно пахло. Рядом стоял высокий кувшин и лежали два больших красных яблока. Неподалеку – аккуратно свернутые тряпки и какие-то с виду деревянные башмаки. Над этими предметами, как и над всеми прочими, снова буковки. Рыцарь вздохнул. Опять. Да что же такое…
Приоткрыл крышку горшка. Какая-то бледно-коричневая каша. С маленькими кусочками сала. Еще теплая. Заглянул в кувшин. Молоко. Коровье. Холодное.
Резонно рассудив, что травить его не будут – хотели бы, убили, не переводя продукты – барон Шардо и Бельд поел. Он того не знал, но ел Полбу полбу. Такой вот каламбурчик.
Слопав все без остатка и даже сжевав яблочные огрызки, почувствовал себя намного лучше. Смог пересилить отвращение и развернуть тряпки, в которых узнал именно те, что держал лупоглазый. Штаны и рубаха. Не новые, но чистые. Простое домотканое полотно. Но лучше хоть что-то, чем голым ходить. Оделся. Нашел лежащую в одном из деревянных башмаков веревочку и подпоясался. С сомнением рассмотрел предлагаемую обувь. Отставил в сторону.
Почесал подбородок. Борода все еще торчит во все стороны отдельными волосиками… Проверил голову – то же самое. Поплевал на руки, пригладил волосы. Они снова встали дыбом. Ладно, пусть торчат, сегодня не жениться и не помирать.
И что теперь?
Идти искать этих страшных еретиков? А зачем? Он на их языке не говорит… Нет, как и все образованные рыцари, Константин чуточку знает латынь и греческий, да и в Третьем походе нахватался, но… Этот варварский диалект точно незнаком. И куда его занесло-то? И главное – как отсюда выбираться? Хотя нет, главное – все же буковки. Нужно найти святого отца какого-нибудь, пусть растолкует: бесы его мучают или Господь испытание ниспослал… О! Святой отец! Священник! Любой священник, пусть даже еретик, просто обязан знать латынь и греческий!!! Книги ведь только на них пишут! А что за священник, коли читать не умеет? Нет, есть, конечно, и такие… Но они, как правило, у настоящих на подхвате.
Может вилы взять или грабли? Тяжелые… Ну, хоть из рук не вываливаются. Нет, далеко он с ними не уйдет… Ну их…
Новая напасть… В правом верхнем углу зрения, напротив находящихся в левом углу полосочек, появились картинки. Чего там нарисовано не разобрать. В самом низу зрения пробежала строчка. Мигнув, пропала. Появилась другая. Прямо по центру закрыли обзор две красные подушечки. На одной две буковки нарисованы, на другой – три.
