– Бабушка, я знаю, что с моей стороны это наглость, но ведь ты все равно собиралась подарить мне на день рождения деньги, да? Так вот – нельзя ли мне получить их уже сейчас, вроде как авансом? Я тут маме с папой хочу сделать сюрприз, но деньги мне нужны уже завтра, – выпалила я. Хорошо, что бабушка еще к Рождеству оформила мне банковскую карточку, хотя я пока несовершеннолетняя. Но папа всегда говорил, что если бы во время Второй мировой войны бабушка воевала на стороне нацистов, то сегодня в Норвегии говорили бы по-немецки.

– Твоя бабушка всегда добивается своего, – говорит он и крестится. Но тут папа ошибается. Бабушка, совсем как я, была против того, чтобы папа с мамой разводились.

Перед сном я простояла на голове целых пятнадцать минут, а потом нарисовала диаграмму. Папа всегда, сколько я его помню, работал в Центральном бюро статистических исследований, и по его словам, чтобы понять мир, надо написать подходящую формулу. Понимать мир мне не требуется, но я должна четко представлять, что буду делать завтра. И у меня есть всего полчаса, в течение которых ошибаться никак нельзя. Чтобы добраться до Чертова острова, надо сесть на поезд и сообщить об этом эсэмэской маме с папой, но сделать это надо уже после того, как они выдвинутся в сторону Швеции. И самое главное сейчас – вывести из строя мобильники Пони и Дурмот-Дурмот-Дурмота, чтобы мои родители не смогли никому сообщить о том, куда едут.

На следующее утро я дождалась, когда мама уйдет на работу, а ее кавалер отправится на пробежку. Позавтракав, я еще раз перечитала список, заглянула в рюкзак и, пункт за пунктом, вычеркнула строчки. Спички я положила в непромокаемый контейнер, а бумажник и записную книжку убрала в карман на клапане рюкзака вместе с фотографией родителей. Закрыв рюкзак, я вдруг поняла, что забыла столовые приборы и миску, ущипнула себя за руку, – как делала всегда, когда на себя злилась, – и пошла на кухню. Там я отыскала бумажные тарелки и пластиковые приборы, оставшиеся с моего дня рождения. Я решила было захватить с собой еще большую бутыль с водой, но раздумала, потому что выходило тяжеловато. К тому же когда мы ночевали на Чертовом острове в прошлый раз, то нашли там ручей. Тут я вспомнила про стаканы и котелок для готовки. Походную еду готовить очень легко, но не могу же я держать ее над горелкой голыми руками. У папы был очень легкий котелок, предназначенный как раз для походов, вот только где же я его видела в последний раз? Не в нем ли Дурмот-Дурмот-Дурмот выращивает свои пряные травы? Нет… Может, он готовит в нем протеиносодержащие напитки? Тоже нет. А, вспомнила! В этом котелке он хранит бритвенные принадлежности. Я бросилась в ванную, схватила котелок и вытащила оттуда четыре разные бритвы – электрические и обычные, пену для бритья и бальзам для тела. Все это я выкинула в мусорное ведро, а котелок тщательно вымыла горячей водой и моющим средством. Вернувшись в комнату, я положила котелок в рюкзак и попробовала его приподнять. Вот теперь уже и впрямь тяжело. Ну да ладно, идти мне недалеко. Наконец я встала перед зеркалом на голову, но время на этот раз не засекла, а просто стояла и приводила в порядок мысли.

Пони работала в ночную смену и вернулась из больницы рано утром. А домашнего телефона у них с папой нет. У нас дома телефона тоже нет, тем проще мне будет устроить так, чтобы ни мама, ни папа не смогли связаться со своими новыми половинками.

Я посмотрела на часы. Ну что ж, пора начинать. Я набрала номер телефонной компании.

– Добрый день. Меня зовут Андрина Лидквист. У меня украли мобильник, и я хотела бы его заблокировать, чтобы никому не вздумалось звонить с моего телефона в Америку, – проговорила я и на одном дыхании выпалила номер. Я понимала, что говорю слишком быстро, но ничего не могла с собой поделать.

– Повторите, пожалуйста, номер, – послышалось в трубке, и у меня случился полный ступор. Нечто подобное произошло на одном из последних уроков географии. Учитель тогда спросил, как называется столица Буркина-Фасо, и ответ я знала – прекрасно знала. Я даже знала, что раньше эта страна называлась Верхняя Вольта, но стоило мне лишь поднять руку и открыть рот, как ответ вылетел у меня из головы.

– Простите, я не расслышал номер – повторите, пожалуйста, – снова попросил голос в трубке.

– Уагадугу, – вырвалось у меня.

– Что, простите? – растерялся голос, и я вспомнила бабушкин совет. Однажды мне предстояло сыграть Белоснежку в пьесе про Белоснежку и семь гномов. «Если забудешь слова, а суфлер будет говорить слишком тихо, то просто очень ме-е-едленно начни повторять последнюю фразу, которую уже сказала».

– У… меня… украли… мобильник… И я… слегка… расстроена… – Тут я вспомнила номер мобильника и ухватила себя за подбородок, чтобы вновь не затараторить.

Положив трубку, я подождала пять минут, а потом набрала номер Пони и услышала автоответчик, сообщивший, что телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Я поставила галочку напротив первого пункта в моем списке.

Мама говорит, по Дурмот-Дурмот-Дурмоту можно часы сверять, и это значило, что времени у меня было совсем впритык. Через несколько минут он вернется с пробежки, засядет минут на пятнадцать в туалете, потом примет душ, позавтракает и уедет в свой фитнес-центр.

Я помчалась на первый этаж, прямиком в мамин кабинет, и схватила корзинку с рукоделием. Вывалив на пол ее содержимое, я отыскала куски меха, оставшегося от костюма овцы, который мама смастерила для нашего рождественского представления.

Я схватила мех и поспешила в туалет, где положила мех на унитаз и нарисовала на мехе контуры сиденья. Затем я достала тюбик с суперклеем и густо намазала клеем сиденье.

Возле дома хлопнула дверца машины – это приехал Дурмот-Дурмот-Дурмот. Я выскочила из туалета и притаилась в мамином кабинете, прислушиваясь к тому, как поворачивается в замочной скважине ключ, и шепотом повторяя:

– Господи, миленький, пожалей меня, бедняжку, сделай так, чтобы он меня не позвал. Пожалуйста, только бы он меня не позвал.

Если он позовет меня и спросит, где я, задача сильно усложнится, но, к счастью, судя по звукам, он снял кроссовки и босиком прошлепал прямо в туалет.

Я с опаской приоткрыла дверь и принялась считать. Интересно, сколько понадобится времени, чтобы он намертво приклеился к сиденью?

– Астрид, это что еще такое?! – заорал он и выругался. Я уже готова была поздравить себя с успехом, когда дверь распахнулась, да с такой силой, что ударилась о стену.

– Ты чего творишь? – завопил он, но почему он кричал, я сперва не поняла – может, оттого, что только что пробежал несколько десятков километров, а может, от злости, но лицо у него покраснело и теперь было почти такого же цвета, как обмотанное вокруг пояса полотенце.

– Привет. А я и не знала, что ты уже вернулся… – пробормотала я, чувствуя, как дрожит нижняя губа. Вечно у меня ничего не получается! В статье же было написано, что тот англичанин за одну секунду приклеился к сиденью.

– Там все каким-то желе вымазано! – закричал он еще громче. – Что ты такое творишь?

– Я… не знала… что ты… уже вернулся… – повторила я и, сама того не желая, всхлипнула. Ненавижу реветь. Ревут только маленькие мальчишки и слабаки.

– Так чем ты вымазала сиденье? – спросил он.

– Ты знаешь, что мужчины примерно три года своей жизни проводят в туалете? А женщины – в три раза больше. То есть целых девять лет, – сказала я.

– Астрид! – не выдержал он.

– Я хотела сделать маме сюрприз и смастерила специальную подстилку для унитаза. Я как раз пошла в кабинет за подстилкой, как тут ты вернулся и сел на унитаз, – объяснила я и опять захлюпала носом.

– Клей! – завопил он, и в эту секунду мы оба кое-что заметили. Правая рука, которой он придерживал полотенце, приклеилась к ноге.