3
Перегорело Солнце в зале,
и, наспех подставляя стул,
Альдебаран мы в руки взяли –
рождаем новую звезду.
Минута до великой вспышки
за мглою кроется веков.
Узнай, поэт, как время дышит
для вдохновенных дураков!
4
ТУНГУССКАЯ ШВЕЯ
В игольное ушко Вселенной
кометы вдевается след,
стежками сшивая мгновенно
мерцающий холодно свет.
Сегодня ли Землю угробят,
когда на проплавленный лёд
меж Леной и вспененной Обью
шальная заря упадёт?
5
В облака вонзая когти,
мимо городов,
режет воздух геликоптер
махами винтов.
Он добычу снова сыщет
для себя и в дар –
не останется без пищи
старенький ангар.
* * *
Тиха и прозрачна осень,
и хрупок полёт листа,
который стремится, оземь
ударившись, вещим стать.
И так бесконечно немо
в желании долг вернуть
многопудовое небо,
упавшее мне на грудь…
* * *
Небо с водой не дружит –
те же цвета, но речь
синюю речку душит,
в душу спеша затечь
громким хмельным потоком,
молнией и слезой –
водит под мокрым током,
слепит сухой грозой…
ИЗ ЦИКЛА «НАРНИЯ»
1
ПОДСНЕЖНИК
На ферме работаешь в Нарнии
и думаешь, что не умрёшь,
но встретишь эльфийскую армию –
и замертво падаешь в рожь.
Теперь тебе днями загробными
земле колыбельную петь
и маленький хлеб под сугробами
весенним детишечкам греть.
2
Чёрный поросёнок Игорь –
ты бессмертен, не умрёшь,
не проткнут тебя острой пикой,
не засунут в тебя нож.
И глаза твои бесконечные
будут вечно в хлеву светлеть,
потому-то и мне, конечно,
ничего не узнать про смерть.
3
КАМО ГРЯДЕШИ?
два лаптя до леска ход от хат
распознав вороньё да во птах(ах!)
на обед пановьям из ольхи уха
пуще пше забредя дух потух
ан не мёд по губам погубил
но зари полоса по усам
обломал об ольшаник горбы гурьбы
из болота напившись Сусанин сам
4
Восемь дней тосковала пшеница
по убившим её тракторам,
ей бы, дуре, надежды лишиться,
избежав прорастающих ран.
Но кусал я счастливую булку,
золотистым рассветом облит,
утешая себя, что как будто
ничего, ничего не болит.
5
У меня за пазухой три смерти,
выбирай, какая по душе:
от тоски, что мыслями завертит,
от беды, от рая в шалаше.
А ещё четвёртую, иную –
эти три вобравшую в себя,
только для поэта сохраню я,
так его терзая и любя…
6
Под сенью скользких грозных крыш
струится на работу челядь,
и снег становится так рыж,
когда сосулька входит в череп.
И ты войдёшь в меня, весна,
грудь распоров лучом участья,
и я воспряну ото сна
и кровью напишу о счастье!
7
Мне впервые не нужно,
чтоб стихи меня в кровь измотали.
Так прощай же, оружье,
9 грамм голубого металла.
Признаю пораженье,
уходя молчаливой тропою,
только тихое жженье –
это праздник, который с тобою…
8
Чьей-то древнею рукой
ковш на небе вышит
и закинут далеко –
черпать души с крыши.
Спи, мой маленький, а то
выйдешь спозаранку –
обнаружишь на виске
маленькую ранку.
* * *
Весне на помощь – шаг ребристых шин,
дробящий лёд в кофейную порошу…
От февраля последние гроши
на чтение Рембо я уничтожу.
Сойду на нет. Закончусь в три листа.
Оплавлюсь солнцем бешеного марта,
и будет сон мне – выстрел у виска,
как экстремизм седеющего Сартра.
* * *
С небосвода конопатого,
как с кленового листа,
сорвалась – и снова падает
сумасшедшая звезда.
Облака её коверкают,
выплавляя света сок,
и летит она калекою –
всё стихами об висок.
* * *
До обугленного края
пляшет ручка вширь и вдоль –
прозе я не доверяю,
лишь в стихах правдива боль.
Лепет, шелест, шорох, шёпот,
звёзд безумных голоса –
есть мой самый верный опыт
глянуть истине в глаза.
* * *
Казанскому поэту Юрию Макарову
Из кореньев слов душистых
предложу настой.
Гость случайный, не ершись ты,
что настой простой.
Не отцеживай травинки,
пей стихи сполна,
их нельзя до половинки –
залпом и до дна!
* * *
За окном, до утра приуныв,
двор уляжется с нищим.
Замерцает фонарик луны –
что ты, Господи, ищешь?
Летом полночь совсем не видна –
бродит полуживая,
осушая поэта до дна
и бутыль разбивая.
* * *
Жизнь – застенчивый кузнечик,
разбегающийся в даль.
Прыгнет в небо человечек
и исчезнет навсегда.
Только клеверная стела
прорастёт в тени крыльца,
и останется от тела
золотистая пыльца.
ЛУНАТИК
Как на лампаду, на небо дохнёшь –
погасишь звёзды, отвернёшься к стенке,
и, сном полурасстрелянный, начнёшь
цедить глагол оспатой ассистентке.
Она тебе сквозь тюль засветит в глаз,
и ты, словечки нанизав на рёбра,
на ловкое циркачество горазд,
карнизом ржавым пятишься нетвёрдо.
О, Господи, ты только не буди,
когда я черепицу разминаю,
ходи со мной по этому пути,
пока не приключится жизнь иная.
Тогда кульбиты будут так лихи,
так искренне прочертится глиссада,
ведь падать – это как писать стихи:
ни притворяться, ни уметь – не надо.
ЧАСЫ
