а потом и склеивалось хоть –

мыслью сердца протекала алость

в кровь чернил и А4 плоть.

Через всё, что я любил и видел,

жаждал, но ещё не понимал,

возродится в Wordе новый идол,

честен в правде, пусть пока и мал…

Только так: мучительно, но верно

новый проворачивает лист

ось стихов, томившихся от скверны

строк, что мне совсем не удались.

О.М.

Если тёмный огонь отразится в ступенях воды

и как медленный конь истоптавший воронеж до дыр

захрапит на сарай перекинувшись к крышам домов

значит грешник за рай навсегда умирать не готов

значит крестик сдавил изнурённую впалую грудь

значит в отклике вил не мятеж а призывы на труд

и горит огонёк у Матрён и задумчивых Кать

что взбирались на трон дабы семя мужское схаркать

значит встанет герой королевич степей и мотыг

за крестьянство горой продлевая столыпинский стык

на фонарных столбах на голгофах на детских плечах

кому в лоб кому в пах раздавая земную печать

потечёт от лампад долгожданный невольничий свет

от злодеев и падл заискрится знакомый завет

и пройдётся шатун по сибирским когтям-городам

разменявший версту на слова что я вам передам

ибо это во лжи искривляет огонь времена

потому что ожив наша память к бесчинствам смирна

и с обугленных уст у продлённого в вечность одра

алчный Молоха хруст омывает прямая вода

ИНОРОДНАЯ ВЕЩЬ

Перейдя на запретный язык,

потрясая основы,

плавишь горлом немые азы

в клёкот странный и новый.

И когда инородную вещь

больше выплакать нечем –

голос твой вдруг становится вещ,

буквы разве что мельче.

* * *

Где истина высоколоба

и смысл печально глубок –

как гром среди ясного нёба,

язык попадёт на зубок.

Откуда, откуда, откуда

под утро в душе холодок –

как предвосхищение чуда

пока не услышанных строк?!

* * *

Земля – это белая точка

и – вдруг – наплывающий шар,

на клеть голубого листочка

упавший, ушедший пожар.

И снова – сиянье, горенье

над пропастью светлых скорбей,

где Землю, как словотворенье,

покатит поэт-скарабей.

* * *

Найти строкой ещё немного

пока неведомых имён,

где данным от рожденья слогом

навечно был ты заклеймён,

где в страшной замкнутости круга,

растянутые, как вода,

слова влюбляются друг в друга

и расстаются навсегда.

* * *

Проклюнется день в скорлупе одеяла

и вдруг закурлычет во весь голосок

в захлёбе весны, что с утра обуяла

шкварчащего солнца утиный желток.

И щебет щербета, и патока неба,

и тёплая горстка апрельских семян

заменят колючие чёрточки снега

на птицепись звонких времян.

* * *

От овечки до агнца шаг.

Вынул нож и кадык перерезал.

Вот и время по темечку – шарк!

Отдохни, мол, набегался, резвый.

Под тенёчком лежать хорошо –

здесь в меня прорастает осина…

И трепещет её корешок,

наполняясь разумною силой…

ИЗ ЦИКЛА «РЕЧНОЕ»

1

И меня в эту жизнь засосёт

по колено, по локоть.

Плавниками проросший осётр,

буду Волгу я лопать.

Судаком посудачу на дне

о превратностях ила,

где блесна размотавшихся дней

в мои дёсны входила.

2

Если вечер нанизан на месяц,

как червяк на крючок рыбака,

ничего твоё время не весит

и наживка уже глубока.

Рыбье сердце заноет в грудине,

лопнет мир, как огромный пузырь.

Жизнь, всплывая к небесной ундине,

не разжалобит звёздный пустырь.

3

Где в стакане ныла челюсть,

плыл карасик подбоченясь.

Выпив всю в стакане воду,

обрети, карась, свободу.

И качнутся образа

прямо в мёртвые глаза.

А огарком от свечи

обожжёт – хоть закричи.

ИЗ ЦИКЛА «БОЖЕСТВЕННАЯ ПРАВДА»

Галине Булатовой

1

Расписались на форзаце правды –

между нами не осталось тайны.

Утром в сквере повесть листопада

близоруко мы с тобой читаем.

От любви – сильнейшей в мире магии –

вспыхнем и взлетим в пределы рая,

пусть ни на холсте, ни на бумаге

так уже никто не умирает.

2

День отстукан гулким ундервудом,

но из текста вычеркнуты главки,

и лучом багровым – жив покуда –

внесены божественные правки.

Высохла чернильница заката,

томик звёзд упал на дно колодца –

утром с красной строчки миокарда

слово человечее забьётся.

3

Не с Евтерпой – но трепетной музой,

королевой полночных стихий,

обретя долгожданные узы,

я прошу, несмотря на грехи:

и по ту вертикаль, и по эту

на небесных весах обнови

безграничное счастье поэта –

невесомое чувство любви.

4

Смотреть с тобой японское кино,

вдыхать слепой восторг цветущих вишен

и кукурузой пачкать кимоно:

сидеть, глядеть и будто бы всё слышать,

но кроме нас не видеть ничего,

забыть, что мир изменчиво юродив,

лишь пальцами читать твоё плечо –

как женственности вечный иероглиф…

ИЗ ЦИКЛА «НЕБО»

1

За минуту до гудка

из трубы фабричной

дым ленивый три витка

делает привычно

и ползёт до верхних сфер,

намекая ночи,

чтобы главный инженер

звёзды обесточил.

2

Не ходите в сапогах по небу,

облака затаптывая в пыль,

нагибайтесь под рассветом медным,

чтоб о Солнце не разбили лбы.

Ничего не трогайте руками:

хрупок мироздания клочок.

На подошве занесёте камень –

у Атланта вывернет плечо.