– Извольте принять работу, – сказал Хельмшмидт через неделю, с поклоном отдавая оружие.

– Получилось? – спросил барон, с удивлением рассматривая раритет. – Ну, ты силен, братец.

– Вы ничего не замечаете, Ваше Благородие?

Шафиров покрутил пистолет в руках, заглянул в дуло, пожал плечами. А что, собственно?

– Это не Ваш пистолет. Я сделал точную его копию.

Барон отшвырнул подделку, а оружейника схватил за грудки.

– Ты чего? Ты белены объелся что ли? А где мой пистолет? Это фамильная реликвия.

– А вот он, – спокойно ответил Ганс, подсовывая оригинальное оружие. – Я его починил. Работает. Можете проверить.

Шафиров рассматривал оба пистолета полчаса, с подозрением, с сопением, но различия так и не нашёл. Вечером того же дня на придворных гуляниях под звон бокалов с игристым вином барон Шафиров представил немецкого оружейника Никите Демидову, набиравшего тогда силу. Главный поставщик русских войск заинтересовался рассказом барона. Полонез сменялся менуэтом, англез сменялся аллемандом. Танцующие пары склонялись в реверансе. Игристое ударяло в голову. Под взрывы фейерверка закреплялись деловые отношения.

– Пойдешь ко мне работать? – напрямую спросил промышленник.

– Пойду, – также прямо ответил Ганс.

– Ты сам-то откуда будешь? Из каких мест в Германии? – проявил интерес Демидов.

– Предки мои из Ростока, а сам я приехал из города…, – начал было рассказывать оружейник.

– Из Ростока, говоришь. О! Буду величать тебя Ганс Ростоцкий. Фамилия у тебя больно сложная, для русского языка тяжкое испытание. Согласен? Вот и славно, Ростоцкий. Твоё здоровье!

Он никогда не привыкнет к свирепой русской зиме, к этому ветру со снежной пылью, царапающему кожу лица, к этим сугробам по колено. В Германии тоже холодно, но не до такой же степени. И эта поездка случилась так не вовремя. Только вернулся с Уральских заводов Демидовых, срочно отправляйся в Тулу. В пургу? В метель? Там проблемы с ружейными затворами. Срочно!

– Не надо, фатер. Не ходи, – остановила в дверях подросшая Агния.

– Надо, доченька, надо, – поцеловал в макушку, легонько отстранил в сторону. – Дас из кайн витц.

– Тогда я поеду с тобой.

Это что ещё за балаган со скоморохами?! Не девчачье это дело. Не место девочке на оружейном производстве.

– Поеду, – твёрдо сказала дочь, оделась теплее: путь неблизкий.

Почему он не может ей сопротивляться? Теперь они вдвоём мёрзли в крытых санях, а вдалеке раздавался волчий вой. Страшно-то как. Боже Всевышний, смилуйся над нами! Неужели ты не слышишь раба твоего Ганса? Волки, злые, голодные, окружили возок. Нечистая сила, куда запропастились пистолеты? Жёлтые огоньки звериных глаз следили за каждым движением людей. Куда ты, глупая? Агния скинула меховое одеяло в сани и вышла навстречу вожаку. Белый волк с мощной шеей и длинной мордой смотрел на неё минуту, развернулся и убежал в лес. Стая нехотя последовала за вожаком. Ужин отменяется.

Пришло время и семье Ганса Ростоцкого перебираться в Санкт-Петербург. До чего же прекрасен град Петра! Широкие проспекты, набережные, мосты, министерства, церкви, костёлы, гостиные дворы. Каналы, как кровеносные сосуды, обогащали организм города, лодочки снуют туда-сюда. Новый город, новые возможности, новый завод "Ружейный двор". Всем найдётся занятие в новой столице государства Российского: и отцу, и подрастающим сыновьям. Ганс стал уважаемым человеком, обласкан царём, осыпан почестями. В большом каменном доме среди фузей и мушкетов придворный художник писал его портрет маслом. На картине оружейник с широкой щербинкой, выделяющейся между подкрученными усами, стоял в обнимку с ружьём. Благодатное время.

Агнии жениха нашли из приличной семьи. Всё честь по чести – свадьба, битьё посуды, посыпание гостей зерном и солью. Муж попался работящий и добрый. Дочь Ганса народила ораву русских немцев. Но не это главное.

– Фрау Марта, что с Вашим сыном? – спросила она как-то у соседки.

– Упал, Фрау Агния, вывихнул ногу. Лекарь сказал, что не может помочь. На всю жизнь останется хромым.

Агния почувствовала неладное. Не правда это, будет ходить этот мальчик, будет бегать, будет скакать на лихом скакуне и саблей махать. Здесь больно? А так? Так тоже болит? Ощупала колено, икру, щиколотку, крутила, давила.

– А-а-а! – сын соседки заорал на весь немецкий околоток как свинья на бойне. Дикая боль.

Агния дёрнула ногу мальчика что было сил и вставила на место.

– Да что ты творишь, баламошка?! – соседка оттолкнула её от сына, обняла, прижала дитё к груди. – Как ты, родной?

– Будет ходить Ваш сын. Будет. Пусть полежит немного, а потом встанет и пойдёт.

На следующий день сын фрау Марты носился по двору, прыгал на палочке с головой деревянной лошадки. Мать не сводила с него глаз, периодически вытирая их носовым платком, слезились почему-то. Добрая молва распространилась по округе со скоростью света. Через день купец Елизаров привёл дочь с отшибленной рукой.

– Почему ко мне пришли? К лекарю, к лекарю идите, – шёпотом сказала удивлённая Агния, качая на руках новорожденного сына.

– Да что лекарь? – также шёпотом ответил купец. – Он только и может, что мазью пачкать, от неё потом волдыри пузырятся, а боль не проходит. Помоги дочке, сама ведь мать. Почто малая страдать будет зазря?

Потянулся народ. Кому зубы заговорить, кому кашель вылечить, кому пропавшего найти. Агния сначала отнекивалась – у неё муж, дети, дом, хозяйство. Какие заговоры-наговоры? А потом поняла, что это её стезя, а со своей дороги не свернуть. Одно томило душу – она как сапожник без сапог. Как так получается? Что за жестокая ирония? Чужих детей она спасала, а свои ребятишки умирали, кто при родах, кто от болезней. До года дожили двое – темноволосая девочка и мальчик блондин. Агния чувствовала, сын тоже умрёт, но взрослым. Или на войне, или случайно погибнет. А дочь будет жить долго, до глубокой старости, и продолжит их род.

– Бойся огня, моя девочка, бойся, – Агния наклонилась над колыбелью. – Я в огне родилась, он же и погубить нас может.

Мало того, что день тяжёлый, так ещё и осень. Погода, как бы сказать помягче, дрянная. Ветер вырывал зонт из рук. Дождь норовил ударить по лицу, ну или до чего можно добраться, если ветер помогает. Лужи пучились, наливались свежими дождевыми соками, нагло преграждая путь. Приличных дорог с тротуарами в Старграде отродясь не водилось, так что ноги промокли сразу.

Человек уязвим в такую погоду, но в своём доме Регина Ростоцкая почувствовала себя в безопасности. Вернула спицы зонта в исходное положение, стряхнула воду с поверхности, поставила сушиться. Выдохнула. Сняла мокрую обувь, пальто, платок и перчатки, которые носила в любое время года. Они прикрывали ожоги на теле. Жаль, что душевные раны нельзя прикрыть платочком или перчатками. Дома было уютно и тепло. Отопление ещё не дали, но Регина с утра протопила печь. Ворон Гриша встречал её в гостиной, сидел на излюбленном месте, молчал, нетерпеливо переминался с ноги на ногу, ждал новостей.

– Привет. Как ты сегодня, старина? – девушка подошла к буфету. Птица спустилась, села на плечо. Хозяйка погладила его по маленькой голове. Ворон прикрыл глазки, наслаждаясь моментом. – Всё, отпускай меня. Переоденусь, будем ужинать.

Гриша нехотя взлетел обратно на буфет. Регина умылась, собрала длинные чёрные волосы в хвост, надела уютную пижаму и полосатые гетры. Дорогущий чайник, подаренный на день рождения, подозрительно затрещал, но воду вскипятил. Она налила большую кружку чая. Отхлебнула, согреваясь.

– Дел у меня сегодня, Григорий, полно, – сказала девушка, поставила ноутбук на стол, покрытый плотной зелёной скатертью с белой бахромой, открыла, нажала на пуск. – Сначала размещу объявление. Потом расскажу, что было. Подожди немного.

"Гадалка ответит на ваши вопросы. Расклады на картах. Недорого".