ДАТА: 29 МАЯ 1941 ГОДА.

КОМУ: ОБЕРГРУППЕНФЮРЕРУ СС РЕЙНХАРДУ ГЕЙДРИХУ, РСХА.

ОТ: МАЙОРА СС ВАЛЬТРАУДА РЕЙКЕЛЯ.

КОПИЯ: ГЕНРИХУ ГИММЛЕРУ, РЕЙХСФЮРЕРУ СС.

Относительно уничтожения железнодорожного вокзала в Брашове:

Разрушения значительны. Здания, рельсы и различное оборудование и запчасти для локомотивов утрачены полностью. По оценкам экспертов, доставленных из Бухареста, потребуется от пяти до шести недель на мало-мальски сносный ремонт, который позволил бы поездам вновь здесь проходить. Но исходя из моего собственного опыта и знакомства с трудовой дисциплиной румын я ожидаю, что эти ремонтные работы продлятся от пяти до шести месяцев, если не лет.

До тех пор железнодорожные перевозки в Брашов и через него невозможны; мы будем обеспечивать себя всем необходимым автоколоннами.

Что касается причины этих разрушений: по прибытии моем на вокзал Брашова я смог засвидетельствовать весьма масштабное разрушение имущества. По всей территории разбросаны вагоны и чуть ли не целые поезда. Среди руин бушевали сильные пожары, настолько яростные, что плавились рельсы и стальные вагоны.

Имеется лишь один свидетель пожара — ефрейтор румынской армии, который дежурил там в карауле, охраняя вокзал, и описал причину ЧП — неуправляемый поезд, который убыл с этого же вокзала чуть ранее, вечером того же дня. Доказательством того, что он был прав, стали два пассажирских вагона, в которых находились немецкие офицеры, направлявшиеся на Родину, из Бранденбургского батальона охраны нефтяного месторождения Плоешти. В составе были также два вагона с заключенными, следовавшими в Нойенгамме, и три вагона-цистерны с авиатопливом.

Взрыв этого топлива мало что оставил после себя, кроме обугленных щепок и расплавленной стали, поэтому точную причину детонации, возможно, установить не удастся никогда; горючих качеств самого топлива, а также столкновения, похоже, оказалось достаточно, чтобы воспламенился бензин. Поезд, по-видимому, возвращался на станцию на чрезвычайно высокой скорости, когда врезался в терминал.

Следующий вопрос — это почему поезд шел задним ходом и увеличил скорость, возвращаясь к станции. Один из пассажирских вагонов был найден наполовину неповрежденным; точнее, была найдена половина этого вагона, упавшая на находящееся неподалеку земляничное поле — по меньшей мере в ста метрах от станции. То, что этот тяжелый фрагмент пролетел такое большое расстояние, показывает, насколько мощен был взрыв цистерн с топливом. Но это не единственное примечательное обстоятельство, связанное с этим артефактом.

Войти в этот вагон было все равно, что оказаться на скотобойне. Там все было в крови — пол, стены, даже потолок. Повсюду среди обломков валялись мертвые немецкие офицеры и части их тел. Обнаружены улики, указывающие на то, что эти люди явно погибли не в результате столкновения, а от рук какой-то невиданной силы. Эти люди были разорваны на части, горло и животы вскрыты, как будто какими-то когтями, конечности вырваны из гнезд, а на лицах их застыло выражение униженного страха и жути. Последнее, что видели эти мертвые глаза, заставило их лица превратиться в какие-то маски ужаса.

Некоторые из дознавателей, осмотрев эту бойню, предположили, что это последствия нападения медведя. Я спросил их, что это за медведь такой, который способен отправить локомотив двигаться задним ходом, и не получил внятного ответа. К тому же, мы не нашли останков заключенных, находившихся в двух других вагонах — ни одного. Они же не могли все испариться в результате пожара и взрыва, если предположить, что остальные жертвы-немцы были уничтожены именно из-за этого.

Могли ли они сбежать из вагона и устроить эту зверскую бойню?

Я приказал группе отправиться на поиски места, где остановился поезд. Один из моих лейтенантов предположил, что поезд, возможно, этого не делал, и мне пришлось напомнить ему простую физику: чтобы он двинулся задним ходом, он должен был остановиться. Это обстоятельство, а также тот факт, что заключенные вряд ли спрыгнули с движущегося поезда, особенно старые, ослабленные и немощные из их числа. Я приказал идти вдоль железной дороги, пройдя ее всю, шаг за шагом, не торопясь и внимательно, пока не будет найдено точное место, где берет начало это ЧП.

Я приказал единственного выжившего — охранника станции — отвезти в замок, где он был энергично допрошен. Никакой дополнительной информации установить не удалось.

К тому времени, когда этот допрос был прекращен, я получил оперативное сообщение о том, что место нападения установлено.

Так как дорога по большей части проходит параллельно путям, я решил возглавить небольшую автоколонну, отправившуюся к этому месту, примерно в 87,3 км к северу от Брашова.

Удивленный тем, как быстро это удалось установить, я был проинформирован, что один находчивый сержант автопарка реквизировал железнодорожную дрезину, работающую на бензине и используемую для осмотра рельс, и они медленно проехали на ней все расстояние, высматривая все необычное.

Этот дозор обнаружил тела двух бойцов подразделения охраны поезда, лежащие у рельсов. Несколько далее, за довольно своеобразным горным образованием, находится открытый песчаный участок, где поисковый отряд обнаружил еще два тела — немецких офицеров, убитых таким же образом, как и те, что были найдены на вокзале.

Также была обнаружена оторванная рука, плюс осколки разбитого стекла, скорее всего, из окна пассажирского вагона. У путей лежало несколько единиц оружия немецкого производства, из некоторых из них стреляли: их магазины были пусты или почти пусты.

Другой отряд, отправившийся на пешие поиски, обнаружил труп, запутавшийся в сучьях и мусоре у реки — по-видимому, тело гражданского пожарного, довольно крупного мужчины, с такими же зверскими следами нападения, как и у других жертв, у некоторых из которых наблюдались ужасающие разрывы кожи и мяса на шее.

Я осмотрел песок на предмет следов от шин, но наши собственные машины оставили там такую их мозаику, что она скрыла все, что могли оставить после себя преступники. Но я уверен в следующем: следов от шин там было больше, чем мог оставить наш транспорт.

Услышав крики от одной из поисковых групп, я был извещен о том, что на противоположном берегу реки был найден выживший. Им оказался машинист поезда. Он оказался в очень ослабленном состоянии, старым и чуть не утонувшим. Когда его спросили, что здесь произошло, он ответил, повторяя одно и то же слово.

Этот ответ был настолько невероятным, что я пришел к выводу, что он либо находится в состоянии шока от пережитого, либо лжет, и я отправил его под стражей в замок, чтобы ему оказали там определенную медицинскую помощь, достаточную для того, чтобы он был пригоден для допроса.

Идя по берегу реки, в состоянии глубокой задумчивости, сосредоточившись на этой загадке и на таком же, самом загадочном объяснении ее, данном машинистом, я вдруг заметил какой-то предмет, который бросался в глаза среди круглых камней — черную эмалированную квадратную коробку. Кинокамеру, из тех, что с ручкой сбоку, с помощью которой механизм заводится, как часы. Предмет из числа тех, которые любят наши более состоятельные офицеры, любители этого хобби, которым требуется нечто большее, чем обычная неподвижная фотография.

Я приказал одному из своих людей доставить эту кинокамеру в Брашов в местный фотомагазин и немедленно проявить пленку.

Пока шел допрос машиниста (см. прилагаемую расшифровку), прибыла проявленная пленка, вместе с владельцем фотоателье, привезшим свою личную проекционную аппаратуру.

Я просмотрел запись один — владелец ателье занимался своей аппаратурой.

Я не стану излагать, что показал этот просмотр. Если бы я был вынужден описывать увиденное словами, вы бы не поверили мне так же, как я не поверил машинисту.

Мне самому пришлось просмотреть эту пленку несколько раз, придя к неизбежному заключению и погрузившись в то, что, я с гордостью могу сказать, является здравым рассудком и рациональным мышлением.