Он подключил заряды — одно устройство, погруженное внутрь, а второе — сверху цистерны, подсоединив один вагон с другим и, наконец, с контактным ударником, прикрепив его к вагонному сцеплению.

«Всегда нужно подключать запальное устройство к зарядам в самом конце, последним», предупредил Ренфилд. «Какой-нибудь дурак может случайно его активировать, пока вы устанавливаете взрывчатку, или же запальное устройство может оказаться неисправным и подорвать заряд преждевременно. И поэтому вы должны работать в противоположном направлении — от взрывчатки к системе подрыва. И действовать очень осторожно, иначе можно всё испортить».

Он явно гордился своей профессией. Я всегда старался ему помочь, когда это было возможно, и было приятно наблюдать за его руками, работавшими так быстро и аккуратно.

Когда он закончил, он бросился туда, где дожидался окончания работ Дракула. На вампире теперь был старый морской плащ, который Люси нашла в багажнике Бентли.

Он был слишком мал, из-за чего Дракула выглядел нельзя сказать смешным, но каким-то странным образом уязвимым.

«Все готово, Хозяин», сообщил Ренфилд.

«Перестань называть меня Хозяином», возразил Дракула. «Нужно убрать трупы людей, убитых мисс Ван Хельсинг и мистером Харкером. Те, которые с пулевыми отверстиями.

Если их обнаружат, это испортит всю нашу задумку».

Вызвался Павел, сказавший, что рядом есть старый карьер, вода в котором просто бездонной глубины. Вместе с несколькими другими партизанами он быстро принялся за дело, начав отбирать нужные трупы.

Дракула вскочил в машинное отделение, и я стал помогать ему кидать уголь в огненную пасть котла. Я с трудом мог за ним угнаться: он бросал в три, может, даже в четыре раза больше лопат, чем мог это сделать я.

В какой-то момент он повернулся ко мне и поблагодарил меня за помощь в люксовом вагоне. Я понимал, что моя помощь была незначительной, но это выражение признательности было весьма благородным поступком, и мое мнение о нем вновь улучшилось.

После того, как котел был максимально заполнен, Дракула включил механизмы, поставив паровоз на задний ход. Когда большие стальные колеса начали вращаться, сцепляясь с рельсами, мы спрыгнули с локомотива и стали следить за тем, как он движется, возвращаясь туда, откуда прибыл, набирая обороты с каждым новым пыхом мощной машины.

И вот, в конечном итоге, когда несчастный часовой на станции Брашов увидел приближающийся поезд, локомотив уже на полной скорости мчался в его сторону.

И когда он попытался укрыться в своем этом крошечном кирпичном строении, размером не больше сортира на улице, вагоны поезда столкнулись с одним из неподвижно стоявших на ветке вагонов. И тут же взорвалось и мгновенно загорелось несколько тысяч литров авиатоплива.

Взрыв был беспрецедентным по силе. Им выбило стекла в окнах на расстоянии свыше мили от станции, полностью разрушило билетную кассу и кирпичное здание вокзала, которые были разнесены в пух и прах, разлетевшись на куски, как стопки кубиков сахара. Рельсы погнулись в скрюченные завитушки, похожие на ёршики для очистки курительных трубок, которые сгибают иногда от нечего делать. С неба на соседние армейские казармы посыпались кирпич и железо, пробившие гофрированную жестяную крышу, ранившие многих солдат и сделавшие строения непригодными для эксплуатации.

Вагоны подбросило в воздух, и они отлетели метров на сто, рухнув на землю так, будто само небо обрушилось на дома. Во всех отношениях это был самый удовлетворительный конец нашей операции.

Я сожалею только о том, что я и, самое главное, Ренфилд, не могли лично увидеть собственными глазами плоды своих трудов.

Кстати, караульный впоследствии был найден без сознания под грудой кирпичей, которая когда-то являлась вертикально прямыми стенами.

Возвращаясь обратно в город, мы ничего этого не знали. Некоторое время в машине все молчали, а потом заговорил Ван Хельсинг.

«Я видел ваше столкновение с немецкими офицерами», обратился профессор к Дракуле, сидевшему сзади вместе с Люси и Ренфилдом. «Это было не просто нападение.

Это была… бойня… Мясорубка… Ничего себе контроль над собственной жаждой крови!»

«По-видимому, мои усилия усовершенствовать внутреннее «я» находятся еще в зачаточной стадии», холодно ответил Дракула.

«Вы испугали меня», сказала ему Люси.

«Временами я сам себя пугаюсь», ответил он.

«Существо, посадившее на кол двадцать тысяч турок лишь в качестве простой меры предупреждения, возможно, не так уж и далеко скрыто под вашей кожей», сказал Ван Хельсинг.

«Полагаю, что да», согласился Дракула. Он не был сейчас в том уравновешенном состоянии, как это было обычно, и чувствовалось, ему было неудобно признаваться, соглашаясь с профессором.

«Вообще-то это можно сказать в отношении всего человечества», вмешался я. «Как бы мы ни гордились своей так называемой цивилизованностью, мы, похоже, постоянно возвращаемся к более атавистическим началам, отсюда и война, в которой мы сейчас принимаем участие».

Не знаю, что именно побудило меня выступить в защиту вампира, но это произошло, и я не пожалел об этом порыве.

«У меня к вам вопрос, доктор», обратился Дракула к Ван Хельсингу. «Вы же знали, как меня можно уничтожить, не пригвоздить этим колом, а полностью. Но вы этого не сделали. Почему вы воздержались?»

«Для меня самого это загадка», пожал плечами Ван Хельсинг, тем характерным для континентальных европейцев неопределенным образом. «В молодости я после получения диплома некоторое время жил в Баварии, в деревне, которая сейчас уже является небольшим городком. Я помню, как гулял там в лесу, отдыхая в перерывах между написанием глав своей первой книги. Лес этот был темным и мрачным, в нем обитали медведи и волки. Я очень любил эти прогулки. Словно я оказывался в сказках Мусея [древнегреческий поэт], полных сумрака, неизвестности и возможности столкнуться с чудовищами, драконами и ведьмами, великанами-людоедами и гномами, но со счастливым концом, так как я всегда находил дорогу домой, обратно в эту проклятую цивилизацию».

«Я испытал немало подобных эмоций с тех пор, как вы пробудили меня», заметил Дракула, «вступив в этот новый мир, где таких существ, как я, по идее существовать не должно».

Наступило минутное молчание.

«Но я вас прервал. Прошу вас, продолжайте», сказал Дракула старику.

«Ах да… ну вот, и однажды медведь из этого леса убил лошадь заводчика, и местные крестьяне тогда вооружились и вторглись в эти леса», сказал Ван Хельсинг.

«Они гнались и убивали каждого медведя, которого находили в этом лесу. Перебили всех зверей в нем и их детенышей. И вдобавок, для верности, всех волков, на каких наткнулись».

«Варварство», сказала Люси.

«Очень свойственное людям», сказал я.

«И после этого я опять отправился в этот лес, на прогулку, но лишь один, последний раз», печально проговорил Ван Хельсинг. «И это было уже совсем не то.

Нам нужны медведи в наших лесах. И волки. Как нужны нам людоеды и драконы».

«Дракон — это мой герб на фамильном перстне с печаткой», заметил Дракула. «Происхождением своим он обязан моему имени».[35]

«Это нам известно», заметил Ван Хельсинг, и тут его внимание было отвлечено от разговора видом из окна.

Впереди лежал Брашов. Теплый серый свет оживавшего неба был замаран в одном месте каким-то чернильным пятном, поднимавшимся из города. Черный столб дыма, расширявшийся по мере того, как он поднимался в небо, казался очень похожим на страшный ураган, унесший Дороти из сказки о Волшебнике из страны Оз.

«Дело рук Ренфилда», заметил я.

«Несомненно», добавил Ван Хельсинг.

«Ба-бах!», сказал Ренфилд, глазевший на результаты своей работы и радостно улыбавшийся, как ребенок, которому преподносят торт на день рождения.

«Ба-бах!», подхватили мы все остальные вместе и разразились общим смехом. Даже вампир не смог сдержать своего восторга.