Так как часовые спали, оказалось довольно просто проскользнуть через живую изгородь из кустов и зафиксировать расположение объектов. Когда они осматривались по сторонам, внезапно раздался громкий треск с помехами — это взревел громкоговоритель, установленный снаружи командного пункта, и на немецком языке был объявлен подъем. Из трех казарм стали, ковыляя, выходить мужики с заспанными рожами и потянулись к какому-то сооружению, которое, как решила Люсиль, являлось столовой. На них была серая форма люфтваффе, и Люсиль насчитала тридцать одного человека. Учитывая еще некоторое количество проспавших и людей, находившихся в здании штаба, Люсиль предположила, что подсчет ее информатора был довольно точным.

Ренфилд, придя в себя, уже был на чеку и, улучив минутку, набросал схему ангаров и зданий — довольно точную и умелую, подметила Люсиль; здесь выявились его способности инженера. Он подсчитал количество взрывных устройств, которые ему понадобятся, и рисуя, бормотал себе под нос их размеры и тип. Когда он сделал все необходимое, они поспешили скрыться, так как часовые начали просыпаться. Они проскользнули мимо охраны в свои машины. Люсиль снова повела машину, поехав обратно в гараж с мотоциклами. Там она выложила на полу макет аэродрома, воспользовавшись спичечными коробками и желтым мелом, которые нашла на верстаке. Она изложила свой план нападения, пройдясь по нему трижды. В третий, заключительный раз она заставила каждого вслух проговорить ей свои действия.

После чего приказала всем немного поспать. Харкер угрюмо молчал во время этой ее презентации и демонстративно недовольно и мрачно дулся, отправившись дремать в кузов грузовика и завернувшись там калачиком в одеяло, как ребенок, которого отругали.

Князь, помимо того, что стал настаивать на своем нападении на одну из казарм одному, без чьей-либо помощи, смотрел на нее, излагавшую предлагаемую ею тактику, с изумленной улыбкой, которая ее раздражала. После этого он ушел, погрузившись в последнюю свою книжную одержимость — в книги Жюля Верна. Он был уже на полпути к центру Земли.

Люсиль не чувствовала усталости, это было ее обычное состояние перед боем. Она лишь продолжала анализировать свой план, проходя его пошагово снова и снова и пытаясь представить себе, что может пойти не так и что пойдет не так. Ей очень хорошо было известно, что любой план может рухнуть, как только начинается стрельба.

Остальные тоже не могли уснуть, напряжение предстоящего боя действовало на всех как возбуждающий стимулятор. Кришан подсел к Ренфилду, готовившемуся к подрывам. Румын уже стал учеником этого шотландца и обсуждал с ним секреты этого ремесла, как студенты-художники, изучающие кубизм. Однажды, когда Ренфилд вновь не сдержался и затянул какую-то очередную грубую песенку, Кришан научил его дурно переведенной, но столь же скабрезной цыганской балладе.

Хория с Клошкой провели время за бутылкой вина, споря о преимуществах и гибельных разрушениях, которые несет с собой коммунизм, против того же самого в католицизме, получая кайф от этой беседы, как будто от самой трапезы. Словно они питались этими спорами, которые составляли смысл их существования, и они, казалось, сближали их обоих теснее, чем любую супружескую пару. И действительно, эти их постоянные перепалки напоминали Люсиль многие постоянно переругивающиеся между собою пары, которые день и ночь сражаются друг с другом, тем не менее, любя друг друга и оставаясь верными по гроб жизни.

Когда на улице стало достаточно темно, Люсиль приказала всем сесть в машины, и они выехали из Бакэу. Люсиль снова села за руль. Она слышала, как Ренфилд мурлыкал себе под нос какую-то развеселую мелодию на заднем сиденье катафалка. Его дьявольские устройства лежали в кузове ехавшего вслед за ними грузовика.

По дороге на них налетел грозовой ливень. Дождь стал барабанить ей по ветровому стеклу так сильно и так часто, что Харкеру пришлось кричать, чтобы его услышали.

«Дождь пошел!», заорал он ей, перегнувшись через Князя.

«Вы вечно Капитан Очевидность, лейтенант», ответила она.

«Может, стоит повернуть обратно», сказал он. «Попробовать как-нибудь в другой раз, когда погода прояснится».

«У г-на лейтенанта нет достаточного опыта подпольной работы, чтобы знать, что дождь — это друг диверсанта». Она понимала, что читает ему сейчас нотацию, как какой-нибудь препод студенту, и только получала от этого удовольствие. «Дождь скрывает шум нашего приближения. Если часовой не спит и на чеку, листья и ветки под ногами будут влажными, они не треснут и не хрустнут, выдав тем самым наши движения. Плюс снижается видимость. Караульные будут стараться где-нибудь укрыться от дождя и будут сокращать или вовсе пренебрегать своим патрулированием. Все будут стараться остаться внутри в зданиях, где тепло и сухо. Ну разве что ты можешь посчитать, что тебе будет слишком дискомфортно участвовать в акции…»

Тот заткнулся, проглотив любой возможный ответ. Ливень стал утихать, превратившись в моросящий дождь, и она свернула на обочину примерно в полукилометре от аэродрома. Люсиль остановила машину на поляне, расчищенной лесорубами, где вокруг пней валялись отсеченные ветви и бледные груды щепок. Поход через лес, как и ожидалось, оказался мокрым и малоприятным. Князь без оглядки шествовал сквозь дождь, шагая мимо сосен и берез во весь рост, ни разу не пригибаясь под ветвями, но каким-то образом умудряясь их обходить. Все остальные из-за дождя стали похожими на мокрых котов. Но вот Князя капли дождя обволакивали каким-то сказочным отблеском. Когда они достигли внешней границы аэродрома, Люсиль отвела Харкера в сторону.

«Этой ночью ты должен будешь вступить в бой с противником», сказала она ему. «Впервые в своей жизни, наверное. Говорю это тебе, как говорится, как мужчина мужчине».

«Уверен, что справлюсь, не ударю в грязь лицом, и ты останешься мною довольна», сказал он. «Как это и произошло тогда, той недавней ночью. Знаешь, в меня вообще-то попала пуля».

Она повернулась к остальным.

«Друзья мои, вы готовы ликвидировать охрану?», спросила она своих трех партизан. «Как вам известно, необходимо сделать всё тихо».

Кришан вытащил из кармана кусок провода и накинул его себе на шею. Люсиль увидела, как он сделал гарроту. Они расположились в развалинах старого особняка, где в углу стоял раскуроченный рояль, похожий на уродливую арфу. Остальная часть инструмента была порублена на дрова. Покопавшись в камине, Кришан вытащил оттуда остатки ножки из красного дерева, нарубил себе две деревяшки размером с кулак и прикрепил тонкую фортепианную струну длиной с метр к каждому этому куску дерева. До этого момента он не находил ей применения.

Двое других вытащили кинжалы, лезвия которых были окрашены в черный цвет, чтобы орудовать ими ночью. Все трое улыбнулись ей, они больше походили теперь на пиратов, чем на партизан. Вот и наступили времена, когда потребовались пираты.

«Когда закончите, возвращайтесь сюда к нам», сказала она. «Увидимся в месте сбора».

Они опустили на глаза свои вязаные шапки, поправив их так, чтобы можно было видеть сквозь глазницы, которые в них проделал и вышил Кришан. Он довольно ловко управлялся с иголкой и ниткой и некогда вручную сшил для Люсиль кожаную сумку в подарок ей на день рождения.

«Доброй охоты», сказала она, и они выскользнули в лес, тут же исчезнув во мраке. Харкер слегка толкнул ее локтем.

«Что это за проволока у Кришана на шее?», спросил он.

«Лучше самому это увидеть, чем описывать», ответила она. «Но с другой стороны, может, и наоборот». Она повела их к взлетно-посадочной полосе. На опушке леса, напротив зданий, они опустили на землю тяжелые сумки со взрывчаткой, которые нес каждый из них, и стали ждать возвращения братьев Маркс.

«Я бы мог им помочь», сказал Харкер.

«Они отлично со всем справятся», ответила она. «Не обижайся, но ты им будешь только мешать. Как и я».

Он не нашелся, что ей ответить. Они вчетвером стали ждать. Люсиль не могла не заметить, что Князь наблюдал за ней, как наблюдают за каким-нибудь животным, которого никогда раньше не видели. Как и она изучала его, впервые увидев. Несомненно, его интересовала этот ее аспект, с которого он никогда прежде ее не видел. Она ощущала это давление, это бремя, обусловленное главным образом ее собственной неуверенностью. Как получилось, что она чувствовала себя настолько уязвимой по отношению к его мнению и ожиданиям?