«Дамы и господа, – раздалось в динамике салона, – экипаж Ил-96 приветствует вас на борту нашего лайнера, мы совершаем рейс по маршруту Москва – Острова Зеленого Мыса – Буэнос-Айрес. Время в пути 16 часов 35 минут, во время полета вам будет предложено трехразовое питание и прохладительные напитки, просим всех занять свои места и пристегнуть ремни». После этого самолет начал медленно маневрировать по полю, пока не остановился в начале взлетной полосы.

Гул голосов в салоне затих, наступила тишина, двигатели лайнера натужно взревели, и появилась небольшая вибрация. После чего начался разгон, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Всех мягко вдавило в кресла, и затем самолет резко стал набирать высоту. Когда он наклонился, делая разворот, в иллюминаторе была видна полоска огней Ленинградского шоссе и вдалеке огни Москвы, свет которых окрасил в желтоватый оттенок все небо над городом.

Артем установил удобный наклон кресла, отстегнул ремень и, прикрыв глаза, подумал о том, что вот и наступил тот миг, о котором он мечтал, о котором, может быть, будут говорить будущие дети и внуки, хотя, может, этого и не будет или им будет все равно, кто его знает. Немец на соседнем кресле сидел в наушниках и, судя по доносившимся звукам, слушал классическую музыку.

– Что будете пить? – отвлекая Артема от мыслей, приветливо и почти ласково спросила стюардесса, неожиданно для него появившаяся в проеме между креслами.

– Минеральной воды два стаканчика, один с газом второй без.

Один стаканчик с газом он выпил сразу, второй оставил на столике на потом. Немец взял себе томатного соку.

За окном было темно, гул голосов в салоне заметно поубавился, немец, продолжавший слушать музыку, стал изучать какие-то документы, которые вынул из толстой папки. Артем тем временем занялся просмотром журнала, который он себе купил. Спать совсем не хотелось.

Светало. Тоненький солнечный лучик проник сквозь неплотно задернутую занавеску и осветил дальний угол комнаты, индийский ковер, висевший на стене, и полку с книгами. В противоположном углу стояла кровать, туда луч еще не проник.

– Артем, пора вставать. Просыпайся, соня, а то в школу опоздаешь, – раздался мамин голос из соседней комнаты, – уже без пятнадцати восемь.

Артем сладко потянулся, затем свернулся калачиком, укутавшись поглубже в теплое мягкое одеяло, вылезать из-под которого никак не хотелось.

– Так ты встаешь или нет?

Осознав, что вставать все-таки придется, он отозвался:

– Ща, мам, уже встаю.

Он сел в кровати и, посидев с минуту еще в полудреме, не торопясь встал и пошлепал босиком в ванную, которая находилась у кухни, откуда пахло приготовленной яичницей.

«Солнце красит ярким светом стены древнего Кремля, просыпайтесь, пионеры, вам вставать давно пора», – слышалось из радиоприемника, стоявшего на кухне. «Как актуально», – подумал Артем. Он умылся, быстро и шумно фыркая и сморкаясь, выскочил из ванной и метнулся к столу, где его ждал завтрак: кружка кефира, яичница, хлеб с маслом и вареньем. Проглотив все это без особого удовольствия, глянув на будильник, на котором было уже 8.15, спешно стал одеваться. Рубашку, школьную форму и босоножки он надел мгновенно, а вот с пионерским галстуком пришлось повозиться, но все равно подушечка на нем вышла неровно, да и концы получились разной длины. Схватив портфель и мешок со сменной обувью, щелкнул замком на входной двери и уже из холла крикнул:

– Ма, я ушел.

– Ключи взял?

– Да взял, – прокричал Артем уже на бегу.

Сбежав как метеор по лестнице, он выскочил во двор, благо школа находилась в тридцати метрах от его дома. Школьный двор был прямо под окном квартиры, в которой Артем жил с родителями. Преодолев данное расстояние секунд за 20, он влетел в двери школы, бросил мешок со сменкой в гардеробе, так как было тепло, а босоножки он надел заранее. Скача по лестнице – ступеньки через две – на третий этаж, он догнал Вовку из 5-го «Б», параллельного класса.

– Здорова, Вован, вроде успеваем, у тебя часы есть?

– Привет, есть, сейчас 27 минут девятого.

– Отлично, у вас сейчас что?

– Рисование.

– А у нас англи-и-ийский, – невесело протянул Артем.

Достигнув нужного кабинета на третьем этаже, Артем влился в галдящую, шумящую массу одноклассников, толпой входящих в двери.

– Глядите-ка, а вот и Репкин пожаловал. Ну надо же, успел, однако, репка-сурепка, – поддели девчонки из его дома.

Очень смешно, – отпарировал Артем и показал им язык.

Далее он, влекомый потоком, пробрался к своей второй парте и занял место у окна; он всегда здесь сидел.

– Привет, Колян, – сказал он подошедшему соседу по парте.

После 3-го класса все сидели с кем хотели, а не мальчик с девочкой, как было раньше, хотя это не поощрялось учителями. Сосед Колька Федосов был неулыбчивым пацаном с задумчивым лицом, ходил немного сгорбившись – хотя не был высокого роста – и обладал аналитическим складом ума, что отражалось на учебе. Он был отличником и очень злился, когда получал четверку, а для Артема, наоборот, это являлось хорошей оценкой. Учеба воспринималась им как неизбежная обязанность и тяжелая ноша, которую ему нужно было нести. Он прекрасно понимал, что она нужна, но всегда с огромным трудом заставлял себя учиться.

Это не касалось всех предметов. Например, на истории и географии он с интересом слушал преподавателей. А на таких предметах, как физика, математика или английский, он просто многого не понимал и не стремился понять; они давались ему крайне сложно. Про Артема сложилось мнение, особенно у учителей, что это хулиганистый мальчик, озорник, драчун и проказник, не вписывающийся в стандартные рамки примерного ученика. Когда где-то что-то происходило, то всегда в первую очередь думали на Артема. Когда в конце года подводили итоги, то намекали, глядя на него, что нужно кое-кому подтянуть много предметов, имея в виду его весьма среднюю успеваемость.

На самом деле вся причина была в том, что у него было очень много энергии – которая, кстати, сильно поубавилась с годами, – но направлена она была не на учебу. У него всегда была потребность ее выплеснуть, и он не мог долго сидеть на одном месте, тем более 40 минут, сколько длился урок. Эта энергия выражалась в потасовках на переменах, ломкой инвентаря и даже поджоге школы, неумышленном и случайном, закончившимся благополучно без последствий, но за ним закрепилось с тех пор прозвище Поджигатель. Неудивительно, что учителя Артема недолюбливали, а некоторые и совсем невзлюбили.

Ребенок-юла – так его с самого детства называли родственники. Он старался все время что-то схватить в руки или вдруг мог резко побежать, когда только научился ходить, что доставляло немало хлопот его маме. Бабушки не могли с ним долго находиться, они просто уставали от него, ведь его любимое занятие было делать все наоборот. В общем, там, где был маленький Артем, про спокойствие можно было забыть, и нужен был глаз да глаз за его проделками.

Лет в пять на даче под Истрой, пока дед ремонтировал крышу, забил все гвозди, приготовленные для кровли, в землю, чем очень рассердил деда, посчитавшего, что внук сделал это нарочно. Дед не переставал говорить родителям: «Смотрите, какой сын у вас растет, бандит будет». В следующий сезон на этой же даче он свалился с самодельного турника и сильно поцарапал себе голову, напугав родителей, войдя в летнюю кухню с ладонью, полной крови. Тогда он проходил две недели с забинтованной головой, а в довершение всего там же, на даче, соседская такса укусила его за живот, когда он ее дразнил. Из взрослых никто не мог понять, почему именно за живот, ведь таких укусов не бывает. И как так получилось? Благо собака была здорова, и уколов делать не пришлось.

Уже на другой даче, в другой раз Артем тоже с пользой проводил время. Бабушка Артема, мамина мама, купила в 1971 году дом в деревне Алексеенки, в ста километрах от Москвы, с большим участком. В деревне жили местные, и у каждого двора была своя живность. Артем пробовал с дерева оседлать сначала быка и покататься на нем, потом гонял соседских гусей и овец, причем овцы были на привязи и бегали по кругу. После, впрочем, вынужден был бежать сам в лес от разозленной хозяйки, бежавшей за ним с кнутом. Можно добавить, что кнут не был последним, и Артемка еще много-много натворил мелких проказ.