Литмир - Электронная Библиотека

Узкоглазый охранник метнулся за стулом, хозяин сел. Мне тоже поднесли стул, а красавчик в шортах, насвистывая, встал у окна. На кухне что-то упало – видимо, Денис.

– Милый пейзаж, – ни к кому не обращаясь, сказал красавчик. – То березка, как говорится, то рябина…

– Вы, наверное, удивлены? – спросил хозяин.

– Не очень, – ответила я, еле сдержавшись, чтобы не назвать его по имени-отчеству. – Ведь ваши люди следят за мной уже восемь дней.

– О, какая чистая работа! – по-прежнему глядя в окно, воскликнул красавчик. – Учительница рисования заметила эту слежку уже в первый день! Не сотрудница внешней разведки, прошу заметить.

– Сережа, хватит, – поморщился хозяин. – Никто особенно и не скрывался…

Все замолчали. На кухне завозился Денис. Залаяла такса. Вернулась, сволочь. Теперь она будет лаять без перерывов до завтрашнего утра.

– Меня зовут Алексей Григорьевич Фоменко, – сказал хозяин. – Может, вы помните…

– Да. Полтора года назад меня допрашивали по поводу исчезновения вашей дочери. Ее так и не нашли?

– Нет, – ответил он, и глаз его дернулся.

– В ее вещах был найден листок с моим телефоном.

– Да. И с вашим именем.

– Алексей Григорьевич, я еще тогда рассказала следователю, что никогда не встречалась с вашей дочерью. Я ее даже мельком не видела, а у меня хорошая память. Я понятия не имею, как и зачем у нее оказался мой телефон. Она мне никогда не звонила.

– Вы почти ровесницы, – оценивающе глядя на меня, произнес он.

– Да. Но из разных социальных слоев. Не представляю, где бы мы могли пересечься.

– Ну уж, – сказал он таким тоном, словно не поверил мне.

Снова возникла пауза. В дверном проеме мелькнула тощая фигура Дениса. Но войти в комнату он не решился.

– Что вам надо? – спросила я.

– Открылись новые обстоятельства. Теперь у меня есть доказательства, что следствие велось небрежно. Я начинаю все заново. Только теперь я все буду контролировать лично… Да…

Его тело буквально на моих глазах отяжелело, налилось чугуном, кажется, даже вросло в пол. Еще немного – крошащиеся лаги проломятся, и Алексей Григорьевич Фоменко рухнет в пустующую комнату Тиграна. А может, его ненависти хватит и на то, чтобы жахнуться еще на один этаж – к сверкающей плазме Макарычева?

– Мне нечего вам сказать, – я пожала плечами. – Уверяю вас, что полтора года назад я много об этом думала. Я перебрала в памяти десятки дней, просмотрела свои звонки и записи, перерыла ящики и даже чеки из магазинов. Я приставала к друзьям, знакомым, продавщицам, барменам и другим людям, которые видели меня хотя бы раз в жизни. Я пыталась найти след вашей дочери в моей жизни. Но не нашла его.

– Полтора года назад погиб ключевой свидетель по делу Арцыбашев, – невозмутимо перебил он меня. – А месяц назад мы узнали, что его смерть была инсценировкой. Тогда я подумал: а все остальные доказательства, все остальные собранные материалы – чего стоят они? И вот, пожалуйста! Не проходит и недели, и у меня в руках доселе неизвестный факт. Нет, вы вдумайтесь! Работала сотня полицейских, я платил трем частным детективам и платил столько, что страшно вымолвить даже мне – а важнейшие факты оставались неизвестными!

Он дурашливо развел руками и посмотрел по сторонам, призывая всех в свидетели. Очевидно, эта дурашливость была предвестником чего-то грозного, потому что охранники посерели, и даже красавчик в шортах слегка вжал голову в плечи.

– Вот, – и Фоменко вытащил из кармана джинсов фотографию. Потом он встал и, шаркая, подошел ко мне. Довольно грубо ткнул фотографию мне в лицо. – Полтора года назад это тоже нашли в вещах моей дочери. Недавно я кое-что о вас узнал, и теперь думаю, что пересекаться с ней вы могли. Посмотрите внимательно.

Честно говоря, я испугалась. Я не врала, когда говорила, что несколько недель жизни потратила на поиски ее следов. Это очень жутко – осознавать, что для кого-то ты существуешь в виде номера телефона, имени на листе бумаги, а значит, он не пожалел усилий, чтобы все это найти и записать.

Он думал о тебе, а ты его не знаешь. Как такое может быть?

И тогда ты начинаешь бояться.

Да, бояться своего безумия. Тебя преследует мысль, что ты тоже знала этого человека, тоже писала его номер, имя, просто забыла. И он вдруг становится огромным, важным, чуть ли не самым важным в твоей жизни – это твое предполагаемое безумие увеличивает масштабы твоего забвения. Ты думаешь: что я вообще способна забыть?!

И вот – фотография. Что я сейчас увижу? Как мы с ней стоим, обнявшись, в коридоре МГИМО, где я никогда не была? Или мы в «Сохо-Румс»? На пляже Гаруп в Антибе? Что я узнаю о себе, если я ее, действительно, знала?

С фотографии смотрит на меня худой мужчина лет пятидесяти. Длинные волосы с прямым пробором, глубоко посаженные глаза. Низ шеи окаймлен белым кантом необычного вида – какая-то рубашка без воротника и пуговиц… Что-то вроде… Что-то вроде…

Я не успела додумать.

– Этого человека зовут Александр Константинов, – сказал Фоменко. – Фотография сделана на Алтае, недалеко от горы Белухи…

Я сразу почувствовала облегчение. Мне все стало понятно.

И одновременно с этим я разозлилась. Видимо, в первую очередь из-за того, что этот упырь на какую-то секунду заставил меня поверить в собственную амнезию.

– Так, – сказала я. – Больше я с вами разговаривать не буду! Уходите. Вон!

Глава 2

Первый этап – это всегда бомбардировка любовью.

Такой термин используют не все – у некоторых он называется «медовый месяц» или «возвращение в семью» – но первый этап у всех одинаковый.

На первом этапе ты обретаешь главных людей своей жизни.

Я уже пятый раз подходила к церкви, указанной в электронном письме. Робко топталась у входа, оглядывалась, иногда даже слезу пускала. Те, кого я искала, казалось мне, отсутствовали.

На пятый день в скверике напротив присели на лавочку парень и девушка, похожие на студентов художественного вуза. Они сидели и мирно беседовали, внимательно оглядывая окрестности. Не целовались, пива не пили. Я подумала, что сегодня найду то, что мне нужно.

В этот момент из домика священника решительно прошла в церковь пожилая женщина с поджатыми губами и очень злым лицом. Я робко пошла за ней. Женщина встала за прилавок со свечками.

– Извините, – прошептала я. – Я здесь ничего не знаю… Как поставить… за здравие… ну, в общем, чтобы не болеть?

Она недобро осмотрела меня всю.

– Ты, милая, сначала бы платок надела. И шорты сняла. Совсем уже сдурели, – сказала она через плечо не видимому мне человеку за дверью. – Губы синей помадой намазала. Уже сатанисты в святой Храм заходят!

Я вылетела пулей и наконец позволила себе разрыдаться.

Все верно. Парочка поднялась с лавочки, перешла через дорогу и подошла ко мне.

– Что-то случилось? Вам нужна помощь? – это спросил парень.

Я захлебывалась от рыданий.

– Болею… – бормотала я. – Сказали, рак… Я хотела свечку… Она сказала… она сказала…. Я не сатанистка, я болею!…

– Ну да, ну да, – сказала девушка. – Успокойтесь! Нашли к кому прийти за помощью. Да они злые, продажные, они вам не помогут!

– А кто мне поможет? – отчаянно крикнула я. – У меня рак! Мне никто не поможет!

– Надо лечиться, верить, сейчас рак лечится, а ты молодая, главное, не отчаиваться… Слушай, пошли с нами? Отвлечешься.

Бомбардировка любовью началась.

Несколько дней мы ходили по их друзьям-рокерам – по квартирам, подвальчикам, художественным студиям, у меня быстро обнаружился слух и способности к композиции, оказалось, что я красивая девушка, которая нравится парням, а мои разногласия с матерью – дело обычное. Матери никогда не понимают своих дочерей, они им завидуют – тоже хотят быть молодыми. Ревнуют дочерей к молодости. Да и вообще: кровное родство слишком преувеличивают. Обращала внимание: с родными братьями и сестрами никто никогда не дружит? Природа делает близких родственников психологически далекими друг от друга. Видимо, чтобы минимизировать возможность кровосмешения. Настоящие родственники – это друзья.

2
{"b":"641380","o":1}