Чтобы почувствовать на вкус, как она начнёт течь от моих прикосновений и услышать, как просит трахнуть её.

А ещё, дерзкая.

Так дрожит, глядя мне в глаза и в то же время выкрикивает ругательства своим сладким ротиком.

Ротик у неё, надо заметить, что надо. Я даже представил, как она этими полными губками обхватывает мой член и скользит по нему своим острым язычком.

Мать твою, малолетка!

Теперь уже точно не успокоюсь, пока не оттрахаю сучку.

Сел в машину и медленно выдохнул. От стояка избавиться мне поможет Катя, а как выбросить из головы эти зелёные глазищи, взгляд которых преследует и сейчас.

А здорово меня торкнуло, когда увидел её. Аж тряхануло от бешенства. Если бы шалавой оказалась, пристрелил бы, как суку.

Отпустило только тогда, когда понял, что Влада у неё нет.

– Костян, дело есть по твоей части. Нужно найти украденную вчера на Киевском сумку, – из динамика доносится пьяный хохот Катерины и у меня сводит судорогой пальцы.

Гребаная тварь.

Вот что ей неймётся?!

Да жила бы в таких условиях малолетка Стеша, ноги бы мне целовала! Хотя, конечно, вряд ли. Только если воспитать хорошенько.

От фантазий о «воспитании» член болезненно дёргается, вот-вот лопнут штаны и моё терпение.

Слышу, как Ворон пытается усмирить пьяную дрянь, но хрена с два у него получится.

Этой курице нужна особая «пилюля» – большой хер, на котором и успокоится.

– Ты хоть представляешь, сколько привокзальные сумок вчера отработали? – недовольно ворчит Костя, но, разумеется, сделает, никуда не денется.

В этом вся прелесть дружбы. Как бы сложно не было, а отказать не сможешь.

– Представляю. Поэтому какая попало сумка мне не нужна. Там документы на имя… Стеша, в общем её зовут, – странное имя у малолетки, сокращённое видимо, но не суть. Девятнадцать лет. И прописка там должна быть в городе Чекалине.

– Ну уже хоть что-то. Ладно потрясу щипачей, отыщут в своих загашниках.

– Дай мне эту дуру.

Слышу, как Ворон пытается всучить Катерине трубку, но та посылает его на хер. Сбрасываю звонок и отшвыриваю телефон.

Хрен бы с ней, с этой алкашкой. Даже разговаривать с ней лень. Проще будет запереть в клинику и пусть там кукует.

Внезапно оживает мобильник Влада и я, наконец, вспоминаю цель своего увлекательнейшего путешествия по самым сраным райончикам Златоглавой.

– Привеет, провинциалочка! Соскучилась? А я теперь знаю твой адрес, – голосом ебанутого маньяка нашёптывает Влад и меня пробивает на дикий ржач.

– Да, дорогой. Я очень скучаю. Где ты, ебучий ушлёпок?

– Приехали, – Костя повернулся к ней и, как говорится, в зобу дыхание спёрло.

Блондинка взглянула на него своими синими глазами и сердце пропустило пару ударов.

Красивая она баба.

Ухоженная, яркая.

До невозможности хороша.

До скрипа в челюстях и зуда в ладонях. Так бы и потрогал её… Да и не только потрогал. Чем дольше смотрел на Катю, тем сильнее западал на неё. И так всегда. Постоянно, мать его.

Из года в год одна и та же история. Он смотрит и ничего не делает. Потому что баба друга.

Вот так бывает, когда желаемое совсем рядом. Кажется, только руку протяни и вот оно… А нельзя. Самое поганое, что только может быть… Это как водить куском хлеба перед носом голодающего.

В этот момент Ворон завидовал единственному другу и ненавидел себя за это.

Презирал Матвея за то, что не ценит такую девушку и корил себя за то, что не может переступить через свои блядские принципы и понятия.

Как сопливый пацан сох по ней и сделать шаг навстречу своим желаниям не мог.

Не по понятиям за бабой друга волочиться. Да и не в том возрасте он, чтобы за тёлками бегать. В тридцать восемь уже как-то поздновато в Ромео играть.

Только как избавиться от этих ненужных… Ощущений? Назвать это чувствами Ворон не решался. Тогда бы он признал, что уже предал Севера.

– Спасибо, Костя, – Катя с болью посмотрела на дом, что стал для неё тюрьмой. – Вот я и дома, – произнесла еле слышно и радости в её голосе он не услышал.

– Кать, если боишься Матвея…

– Не надо. Ничего не говори.

– Кать, я помочь тебе хочу. Скажи, что мне сделать для тебя? – сам не понял, как вырвалось.

Посмотрел на неё, несчастную, и оборвалось что-то внутри.

Защитить вдруг захотелось…

Это, конечно, понятно всё. Обычное дело – мужской инстинкт защитника и покровителя. Только этим себя и тешил.

– Убей, – она не шутила.

Смотрела в его глаза и слёзы катились по щекам.

– Бляяя… Кать, прекращай, а! Ну хочешь я с Матвеем поговорю? Кать! На меня посмотри! – не выдержал, коснулся её лица и током каждую клетку прошибло.

Словно и не было того железного самообладания, с помощью которого держится вот уже до хрена лет.

Как увидел её впервые, словно в прорубь ледяную окунули. А потом год за годом всё больше погружался в эту бездну.

В глаза её посмотрит и собственное имя забывает.

– Нет. Не нужно. Так только разозлишь… – убрала его руки, за что был благодарен – сам не смог бы оторваться.

– Зачем ты себя гробишь, Кать? Неужели кроме бухла больше заняться нечем? Да у тебя всё есть! Живи и радуйся! На хрена провоцируешь Матвея? Чего добиваешься?

Нервно закурил, комкая пустую пачку из-под сигарет.

– Что у меня есть, Кость? Я шлюха бывшая. У меня ничего нет. Даже трусы, что на мне – принадлежат Северу. И я ему принадлежу. Вот и всё. Ему удобно приходить домой и трахать меня, потом выталкивать из своей кровати, как ненужную тряпку. А я детей хочу, Костенька, – отвернулась к окну. – Семью любящую. Чтобы любили меня хочу. Чтобы не напоминали каждый день о том, кем я была. Я и в школу эту пошла, чтобы его внимание на себя обратить. Думала, хоть разозлю его… А ему плевать. На всё и всех. Понимаешь?

Он понимал.

До зубовного скрежета хотел заблокировать двери и не выпустить её. Послать на хер Севера и сделать её своей.

До дрожи в руках бесился от того, что её трахает другой. Имеет возможность прикасаться к ней и просыпаться по утрам.

– А что Матвей? Не хочет детей? – слова застревали в горле и он с трудом их выдавливал из себя.

– Ему никто не нужен. Он не умеет давать. Лишь брать предпочитает, – Катя горько усмехнулась и открыла дверь. – Пока, Костик…

– Кать! – за руку её схватил и дёрнул на себя.

Девушка аккуратно оттолкнула его и покачала головой.

– Нельзя, Костик. Нам нельзя. Он убьёт меня.

Она ушла, а он ещё долго сидел, сложив руки на колени и не решаясь уехать.

И так случается каждый раз, когда видит её.

Как чумной потом ещё неделю будет ходить и думать о том, чего быть не может.

А потом забудется в объятиях какой-нибудь девки и, представляя на месте шлюхи Катерину, будет долго истязать её тело…

Как же она ненавидела его…

Сколько раз ей снилось, как острый нож по рукоять вонзается в грудь Матвея и забирает его проклятую жизнь.

Да, она была благодарна ему за спасение жизни. Но тем не менее… Север давно уже превратился из спасителя, в которого поначалу даже была немного влюблена, в чёрствого тирана, что как та собака на сене, не отпускал и сам не мог дать ей того, чего хотела.

И это отнюдь не брендовые шмотки с побрякушками.

Она видела в глазах Кости то, в чём так отчаянно нуждалась. Видела и умирала изнутри от осознания того, что будущее, предназначенное ей, достанется другой. А она вечно будет трепыхаться в сетях Северова и мечтать поскорее сдохнуть.

Долго стояла у окна, наблюдая за машиной Ворона. А когда он уехал, опустилась на пол и завыла от безысходности и боли.

Надежда на будущее умирала в страшной агонии, как и её душа. Год за годом. День за днём.

Что вообще хорошего было в её жизни? Ничего.

Родной отец и брат принуждали с юных лет заниматься проституцией. Сестра была настолько занята своей жизнью, что даже не обратила на это внимание.