Всё-таки надо было с ней потише. Может и в сауну согласилась бы.

Поймал себя на мысли, что хочу знать, что там под той потрёпанной дешевой курточкой.

И на хрена оно мне было надо?

По приезду домой выдохнул и, откупорив бутылочку коньяка из старых запасов, ввалился в кресло у камина.

Пил прямо из горла, желая побыстрее накидаться и, наконец, расслабиться. Заебался. От всего и всех.

Влад ещё этот на голову свалился, как снег посреди лета.

Не был братом хорошего друга – хер забил бы. Так нет… Ещё с беглыми я не возился. Пусть бы посадили нахрен, да пару раз опустили, чтобы по тёлкам прокурорским не бегал.

А с другой стороны, жалко парня. Молодой ещё, придурок.

Я и сам одно время жену мента, что за мной охотился, трахал. Прям в их супружеской кровати.

Пока муженёк на меня дело шил, я его бабу драл так, что штукатурка сыпалась.

Дааа… Хорошее время было, однако.

Усмехнулся сам себе и откинулся на спинку кресла.

Тёплые руки легли мне на плечи и поползли по груди вниз.

– Привет, – склонилась к моему уху и опалила его своим горячим дыханием с отчетливым запахом вина.

– Опять бухала? – даже глаза не открыл.

Я эту картину уже хуеву тучу раз наблюдал.

– Немножко выпила вина… – и языком по моей шее.

– Немножко – это бокал, от силы два. А ты как лошадь полковая хуяришь.

Катя вздохнула, так, словно я её утомил и убрала руки.

– Спокойной ночи, бандитская сволочь.

– Не споткнись на лестнице, пьянь.

Мало того, что мне пришлось сидеть у двери Елены Львовны добрых два часа, так ещё и сама тётушка (как она велела её называть) оказалась порядочной стервой.

Нет, я, конечно, тоже не подарок… Без вещей, без денег пожаловала. Но ведь я же не специально сумку потеряла…

– Тааак… – надменно протянула тётушка, глядя на меня сверху вниз. – Вот, значит, какая ты у нас, Стефания.

Эта высоченная пышная мадемуазель преклонного возраста напоминала мне Сталина, если бы ему сбрить усы и надеть юбку.

Я бы даже посмеялась над своим нелепым сравнением, если бы не чувствовала себя так неуютно.

Тётя как-то рассказывала, что у Елены Львовны немецкие корни. Видимо, оттуда такая отрывистая речь и важный вид.

– Можно просто – Стеша, – я неловко стянула с себя куртку и аккуратно повесила на вешалку.

– А что же ты налегке припёрлась, Стефания? – проигнорировала напрочь мою просьбу и демонстративно сложила руки на груди. – Учти, у меня вещей на тебя нет.

Стефания…

Ненавижу своё имя!

Как будто сразу старухой родилась. Впрочем, на данный момент моё имя было самой маленькой проблемой.

– У меня сумку украли, Еле… Тётушка.

– Вот тупица! – не постеснялась в выражениях старая карга и я окончательно поникла. – А документы-то хоть при тебе?

Тут я тяжко вздохнула и ответ мой уже не понадобился.

– Тьху ты! И что мне с тобой теперь делать? Имей ввиду, мне приживалка не нужна. Так что, выход только один – возвращайся-ка ты домой, милая. Да тётке своей скажи, чтобы из деревни вашей тебя больше не выпускала.

Меня, словно в прорубь окунули.

– Не надо домой, прошу вас! Нам деньги с тётей нужны! Я и так работу найду, без документов! Вон у нас официантки неофициально работают и ничего…

– То у «вас»! А здесь тебе Москва. Ишь ты, какая… Ну, а вообще, похвально, что такая упёртая. Глядишь, чего и выйдет из тебя, – она приложила палец к губам, как будто о чём-то задумалась. – Ладно. Так и быть. Оставайся пока. Но если за две недели работу не найдёшь – вышвырну! Поняла?

Я поспешно закивала и даже выдавила из себя улыбку. Дело за малым… Найти работу.

Елена Львовна оказалась не такой уж и злобной ведьмой – так мне подумалось, когда после сытного ужина мне был предоставлен целый диван.

Тёте отзвонилась. Правда, об украденной сумке ничего не сказала. У неё и так давление, не хватало ещё волнений прибавить.

– Счастье-то какое… – растянулась во весь рост и, укрывшись мягким тёплым одеялом, тут же вырубилась.

Я зашёл в спальню и, включив свет, обнаружил Катю лежащей на полу «звездой».

– До кровати дойти сил не хватило? И что ты забыла в моей спальне? – не удержался от сарказма, хотя эти её постоянные психи уже порядком подзаебали.

Как будто в детский сад нянечкой устроился, блять.

И началось это с тех пор, как я разрешил ей ходить на какие-то сраные курсы актёрского мастерства.

Видимо, там только и учат как правильно бухать после премьеры.

– Я в театре играть хочу… – села на полу, раскинув ноги в стороны ещё шире, тем самым демонстрируя отсутствие белья под халатом.

– Моя баба не будет актрисулькой. Поигралась и хватит. Достаточно того, что ты в прошлом была шлюхой, – подошёл к ней и приподнял лицо за подбородок. – Усекла?

– Я ненавижу тебя, Север. Слышишь? Ты хренов ублюдок, – шепчет, глядя мне в глаза. – Видеть тебя не могу уже.

– Тогда отсасывай с закрытыми глазами, – хватаю её за волосы и, запрокинув голову, расстегиваю ширинку на своих джинсах.

Она послушно берёт в рот член, впрочем, как всегда.

Проводит языком по стволу и заглатывает до основания.

И смотрит мне в глаза, грёбаная сука, не моргает даже.

– Это твоя самая охуительная роль, Катя.

Что-то не так.

Задницей чую.

А чуйка меня редко подводит.

Вроде бы и нормально всё, то есть, всё, как обычно. Дела идут, разборки стихли давно. Но у меня стойкое ощущение, что-то вскоре произойдёт. Причём это что-то кардинально изменит мою устоявшуюся жизнь. А мне нахрен такие пируэты судьбы не сдались.

С утра проснулся, как чумной.

Вроде и выспался, но как-то странно себя чувствую.

– Завтракать будешь? – Катерина поставила передо мной тарелку с яичницей и с видом примерной жены уселась напротив.

Завтрак.

Милая улыбка и почти не скрывающее тело платье.

– Сколько? – беру в руки приборы, наблюдая за тем, как её лицо преображается в маску разочарования.

– По-твоему, я только ради денег могу…

– Сколько? – повторяю вопрос, хотя, в принципе, ответ на него и так знаю, плюс-минус пару тысяч.

– Тридцать, – прячет глаза за чашкой, из которой пьёт кофе, не исключено, что там не только кофе.

– Рублей?

– Угу, – подозрительная какая-то она сегодня.

Либо с утра пораньше успела накидаться и теперь притворяется трезвой, либо опять какая-то блажь в голову влезла, вроде той, где она в театре играть хочет.

– Ты мне не нравишься, Катерина. Говори сразу, что задумала, чтобы потом неприятных сюрпризов не было, ни для меня, ни для тебя.

На секунду в её глазах появляется испуг, но Катя живёт со мной долгие годы и уже научилась надевать маску похуизма, когда это необходимо.

– У нас в школе будет спектакль… У меня главная роль, – уголки губ дёргаются в улыбке, но она тут же исчезает, стоит Кате посмотреть на меня. – В общем, я платье новое хочу купить. Оно как раз подходит…

– Я бы не стал называть школой кружок дур, готовых платить бешеные бабки, чтобы почувствовать себя тем, кем не являются.

Она вздыхает, но своё мнение держит при себе и правильно делает.

– Ладно, – достаю из бумажника карту и протягиваю ей. – Здесь намного больше, но я советую тебе использовать деньги исключительно на то, о чём просишь. Иначе, оторву голову, усекла?

Глаза Катерины загораются и она с улыбкой забирает из мой руки кредитку.

– Никаких гулянок и пьянок, ты меня поняла?

– Не беспокойся, милый, я буду послушной девочкой, – облизывает ярко алые губы и тянется ко мне за поцелуем.

– Помада, Кать.

– Ой, прости, – снова превращается в ту Катю, которая всё ещё живёт в ней, но с каждым днём потихоньку исчезает, убиваемая бухлом и дебильными выходками.

Эту Катю я даже смог бы полюбить, появляйся она почаще.

Вытирает губы салфеткой и идёт ко мне, плавно покачивая бёдрами.